Неточные совпадения
Напившись чаю у того самого богатого мужика-хозяина, у которого
останавливался Левин в свою поездку к Свияжскому, и побеседовав с
бабами о детях и со стариком о графе Вронском, которого тот очень хвалил, Дарья Александровна в 10 часов поехала дальше.
Когда уже половина детей были одеты, к купальне подошли и робко
остановились нарядные
бабы, ходившие за сныткой и молочником. Матрена Филимоновна кликнула одну, чтобы дать ей высушить уроненную в воду простыню и рубашку, и Дарья Александровна разговорилась с
бабами.
Бабы, сначала смеявшиеся в руку и не понимавшие вопроса, скоро осмелились и разговорились, тотчас же подкупив Дарью Александровну искренним любованьем детьми, которое они выказывали.
Раскольников пошел прямо и вышел к тому углу на Сенной, где торговали мещанин и
баба, разговаривавшие тогда с Лизаветой; но их теперь не было. Узнав место, он
остановился, огляделся и обратился к молодому парню в красной рубахе, зевавшему у входа в мучной лабаз.
Человек
остановился на пороге, посмотрел молча на Раскольникова и ступил шаг в комнату. Он был точь-в-точь как и вчера, такая же фигура, так же одет, но в лице и во взгляде его произошло сильное изменение: он смотрел теперь как-то пригорюнившись и, постояв немного, глубоко вздохнул. Недоставало только, чтоб он приложил при этом ладонь к щеке, а голову скривил на сторону, чтоб уж совершенно походить на
бабу.
Между тем Аркадий Павлыч расспрашивал старосту об урожае, посеве и других хозяйственных предметах. Староста отвечал удовлетворительно, но как-то вяло и неловко, словно замороженными пальцами кафтан застегивал. Он стоял у дверей и то и дело сторожился и оглядывался, давая дорогу проворному камердинеру. Из-за его могущественных плеч удалось мне увидеть, как бурмистрова жена в сенях втихомолку колотила какую-то другую
бабу. Вдруг застучала телега и
остановилась перед крыльцом: вошел бурмистр.
В церкви толкотня и странные предпочтения, одна
баба передает соседу свечку с точным поручением поставить «гостю», другая «хозяину». Вятские монахи и дьяконы постоянно пьяны во все время этой процессии. Они по дороге
останавливаются в больших деревнях, и мужики их потчуют на убой.
Из Туляцкого конца дорога поднималась в гору. Когда обоз поднялся, то все возы
остановились, чтобы в последний раз поглядеть на остававшееся в яме «жило». Здесь провожавшие простились. Поднялся опять рев и причитания.
Бабы ревели до изнеможения, а глядя на них, голосили и ребятишки. Тит Горбатый надел свою шляпу и двинулся: дальние проводы — лишние слезы. За ним хвостом двинулись остальные телеги.
Я стал на тротуаре против ворот и глядел в калитку. Только что я вышел,
баба бросилась наверх, а дворник, сделав свое дело, тоже куда-то скрылся. Через минуту женщина, помогавшая снести Елену, сошла с крыльца, спеша к себе вниз. Увидев меня, она
остановилась и с любопытством на меня поглядела. Ее доброе и смирное лицо ободрило меня. Я снова ступил на двор и прямо подошел к ней.
И разъяренная
баба бросилась на бедную девочку, но, увидав смотревшую с крыльца женщину, жилицу нижнего этажа, вдруг
остановилась и, обращаясь к ней, завопила еще визгливее прежнего, размахивая руками, как будто беря ее в свидетельницы чудовищного преступления ее бедной жертвы.
Пастух гнал по улице стадо;
бабы, растрепанные, заспанные, бежали, с прутьями в руках, за коровами, которые
останавливались везде, где замечались признаки какой-нибудь растительности.
— Да и ты, — сказал добродушно Серебряный,
останавливаясь у входа и вспомнив, как дрался Басманов, — да и ты не хуже меня рубил их. Что ж ты опять вздумал ломаться, словно
баба какая!
Со двора выскочила растрёпанная
баба, всхлипывая, кутаясь в шаль;
остановилась перед Кожемякиным, странно запрыгав на месте, а потом взвыла и, нагнув голову, побежала вдоль улицы, шлёпая босыми подошвами. Посмотрев вслед ей, Кожемякин сообразил...
Писаря, льготные и вернувшиеся на праздник молодые ребята в нарядных белых и новых красных черкесках, обшитых галунами, с праздничными, веселыми лицами, по-двое, по-трое, взявшись рука с рукой, ходили от одного кружка
баб и девок к другому и,
останавливаясь, шутили и заигрывали с казачками.
— С праздником, батюшка, — сказала ему, нисколько не робея,
баба,
останавливаясь подле него и радушно улыбаясь и кланяясь.
В зале третьего класса и на перроне царил ужас. Станция была узловая, и всегда, даже ночью, были ожидающие поездов, — теперь все это бестолково металось, лезло в двери, топталось по дощатой платформе. Голосили
бабы и откуда-то взявшиеся дети. В стороне первого класса и помещения жандармов трещали выстрелы. Саша, несколько шагов пробежавший рядом с незнакомым мужиком,
остановился и коротко крикнул Колесникову...
Место, где можно было сойтись, это был лес, куда
бабы ходили с мешками за травой для коров. И Евгений знал это и потому каждый день проходил мимо этого леса. Каждый день он говорил себе, что он не пойдет, и каждый день кончалось тем, что он направлялся к лесу и, услыхав звук голосов,
останавливаясь за кустом, с замиранием сердца выглядывал, не она ли это.
То, чего он ожидал, то и случилось с ним. На другой день вечером он, сам не зная как, очутился у ее задворков, против ее сенного сарая, где один раз осенью у них было свиданье. Он, как будто гуляя,
остановился тут, закуривая папироску.
Баба соседка увидала его, и он, проходя назад, услыхал, как она говорила кому-то...
Он поровнялся,
баба старшая поклонилась по-старинному,
остановившись, а молодайка с ребенком только нагнула голову, и из-под платка блеснули знакомые улыбающиеся, веселые глаза.
— Залило дорогу? Поезд? Вздор! Вы приучаете солдат нежничать! Вы делаете из них
баб! Без приказания не
останавливаться! Я вас, милостивый государь, под арест…
В начале улицы еще было ветрено, и дорога была заметна, но в середине деревни стало тихо, тепло и весело. У одного двора лаяла собака, у другого
баба, закрывшись с головой поддевкой, прибежала откуда-то и зашла в дверь избы,
остановившись на пороге, чтобы поглядеть на проезжающих. Из середины деревни слышались песни девок.
Перед маленьким деревянным домом полицмейстер велел
остановиться. Отворив наотмашь калитку, он прошел по двору и на деревянном прирубном крыльчике начал стучать кулаком в затворенную дверь. Ее отворила нам впотьмах баба-кухарка.
— С тобой? — Григорий несколько смутился — он не успел подумать о жене. Конечно, можно
бабу оставить на квартире, вообще это делается, но Матрёну — опасно. За ней нужен глаз да глаз.
Остановившись на этой мысли, Орлов хмуро продолжал: — Что же? Будешь тут жить… а я буду жалованье получать… н-да…
Около избы Родиона уже стояли мужики и
бабы и слушали. Подошел и Козов и
остановился, потряхивая своей длинной, узкой бородкой. Подошли Лычковы, отец и сын.
Остановившись на верхней ступени, едва наклоняла голову величавая Манефа и приказала конюху Дементию поднести мужичкам «посошок» [Последняя заздравная чарка вина на прощанье.] в путь-дорогу, а мать Назарету послала на луг за околицей оделять
баб, девок и ребятишек пряниками, орехами и другими сластями.
Дорогою на секунду
останавливался перед
бабою, ожидавшей поезда; но
баба была как
баба, и, нахмурившись, жандарм следовал дальше.
Тут сразу и
баба и дама
остановились, и тетя расхохоталась, а Гильдегарда сконфузилась. Тогда и «бывшая» Д* что-то поняла и, осмотрев
бабу в лорнет, проговорила...
Но разбойники по местам не пошли, толпа росла, и вскоре почти вся палуба покрылась рабочими. Гомон поднялся страшный. По всему каравану рабочие других хозяев выбегали на палубы смотреть да слушать, что деется на смолокуровских баржах. Плывшие мимо избылецкие лодки с малиной и смородиной
остановились на речном стрежне, а сидевшие в них
бабы с любопытством смотрели на шумевших рабочих.
Проводивши княгиню, Гришка Шатун с обеими
бабами домой воротился. Докладывает, княгиня-де Варвара Михайловна на дороге разнемоглась, приказала
остановиться в таком-то городе, за лекарем послала; лекарь был у нее, да помочь уже было нельзя, через трое суток княгиня преставилась. Письмо князю подал от воеводы того города, от лекаря, что лечил, от попа, что хоронил. Взял письма князь и, не читавши, сунул в карман.
— Хоть при Мишке-то постыдитесь говорить о предчувствиях,
баба вы этакая. Хуже того, что есть, не может быть. Этакий дождь — чего хуже? Знаете что, Тимофей Васильич? Я более не в состоянии так ехать. Хоть убейте, а не могу. Нужно
остановиться где-нибудь переночевать… Кто тут близко живет?
Далеко впереди на телеге возвращаются из Знаменского мужик и две
бабы. Они видят быстро бегущего черного человека, на секунду
останавливаются, но, узнав попа, бьют лошадь и скачут. Телега подпрыгивает на колеях, двумя колесами поднимается на воздух, но трое молчаливых, согнувшихся людей, охваченных ужасом, отчаянно настегивают лошадь — и скачут, и скачут.