Нет, это там играет лунный луч!..
Безумный бред! Все та же мысль! Рожденье
Бессонницы! Но нет — я точно вижу —
Вновь что-то там колеблется, как дым, —
Сгущается — и образом стать хочет!
Ты — ты! Я знаю, чем ты хочешь стать, —
Сгинь! Пропади!
Неточные совпадения
Управившись с Грустиловым и разогнав
безумное скопище, Угрюм-Бурчеев немедленно приступил к осуществлению своего
бреда.
Чей взор, волнуя вдохновенье,
Умильной лаской наградил
Твое задумчивое пенье?
Кого твой стих боготворил?»
И, други, никого, ей-богу!
Любви
безумную тревогу
Я безотрадно испытал.
Блажен, кто с нею сочетал
Горячку рифм: он тем удвоил
Поэзии священный
бред,
Петрарке шествуя вослед,
А муки сердца успокоил,
Поймал и славу между тем;
Но я, любя, был глуп и нем.
И обняло горе старую голову. Сорвал и сдернул он все перевязки ран своих, бросил их далеко прочь, хотел громко что-то сказать — и вместо того понес чепуху; жар и
бред вновь овладели им, и понеслись без толку и связи
безумные речи.
И вот оба они, и вся комната, и весь мир сразу наполнились каким-то нестерпимо блаженным, знойным
бредом. На секунду среди белого пятна подушки Ромашов со сказочной отчетливостью увидел близко-близко около себя глаза Шурочки, сиявшие
безумным счастьем, и жадно прижался к ее губам…
Ей, впрочем, ужасно хотелось поскорее проведать, верно ли то, что вчера испуганным и
безумным шепотом, похожим на
бред, сообщил ей супруг о расчетах Петра Степановича, в видах общей пользы, на Кириллова.
Как новый вальс хорош! в каком-то упоеньи
Кружилась я быстрей — и чудное стремленье
Меня и мысль мою невольно мчало вдаль,
И сердце сжалося; не то, чтобы печаль,
Не то, чтоб радость — Саша, дай мне книжку.
Как этот князь мне надоел опять —
А право, жаль
безумного мальчишку!
Что говорил он тут… злодей и наказать…
Кавказ… беда… вот
бред.
Цена его слов известна мне была, а обидели они меня в тот час. Власий — человек древний, уже едва ноги передвигал, в коленях они у него изогнуты, ходит всегда как по жёрдочке, качаясь весь, зубов во рту — ни одного, лицо тёмное и словно тряпка старая, смотрят из неё
безумные глаза. Ангел смерти Власия тоже древен был — не мог поднять руку на старца, а уже разума лишался человек: за некоторое время до смерти Ларионовой овладел им
бред.
О, я ведь знаю, что ее должны унести, я не
безумный и не
брежу вовсе, напротив, никогда еще так ум не сиял, — но как же так опять никого в доме, опять две комнаты, и опять я один с закладами.
— Ты
бредишь,
безумный! — сказала княгиня, вскочив с кресла, и взяв сына за плечи, насильно усадила его на диван.