Неточные совпадения
Ромашов слышал частое, фыркающее, как у лошади, дыхание Бек-Агамалова,
видел его страшные белки и остро блестящие зрачки глаз и белые, скрипящие движущиеся челюсти, но он уже чувствовал, что безумный огонь с каждым мгновением потухает в этом искаженном лице.
Вот
видите, — воскликнул сердито Бек-Агамалов, слезая с лошади.
Ромашов знал, что и сам он бледнеет с каждым мгновением. В голове у него сделалось знакомое чувство невесомости, пустоты и свободы. Странная смесь ужаса и веселья подняла вдруг его душу кверху, точно легкую пьяную пену. Он
увидел, что Бек-Агамалов, не сводя глаз с женщины, медленно поднимает над головой шашку. И вдруг пламенный поток безумного восторга, ужаса, физического холода, смеха и отваги нахлынул на Ромашова. Бросаясь вперед, он еще успел расслышать, как Бек-Агамалов прохрипел яростно...
Бек-Агамалов нахмурил брови и, точно растерявшись, опустил вниз шашку. Ромашов
видел, как постепенно бледнело его лицо и как в глазах его разгорался зловещий желтый блеск. И в то же время он все ниже и ниже сгибал ноги, весь съеживался и вбирал в себя шею, как зверь, готовый сделать прыжок.
— Аллах Великий! Ты сжалился над старой Аминат и дал ей
видеть дитя ее Израэла. Нина! Сердце сердца моего! Сладкая боль моей израненной души! Нина бек-Израэл-оглы-Мешедзе, я узнаю тебя!
Бек-Мешедзе, мой второй дед, раз и навсегда высказал нежелание когда-либо
видеть потомство своего сына.
— Полно, дитя! Ноги Керима-бека-Джемала могут сравняться в скорости разве лишь с ногами горного тура, а зоркие очи его издалека
видят опасность… Садись на моего коня, княжна. Я отвезу тебя в твой дом.
Нельзя было не понять, что отец не желает
видеть меня, и поездка в аул Бестуди — своего рода ссылка. Мне стало больно и совестно. Однако я давно мечтала — вырваться из дому… Кто смог бы отказаться от соблазнительной, полной прелести поездки в родной аул, где мою мать знали ребенком, и каждый горец помнит юного красавца бек-Израэла, моего отца, где от зари до зари звучат веселые песни моей молодой тетки Гуль-Гуль? Угрызения совести смолкли.
— Нина бек-Израэл-оглы-Мешедзе, — выкрикивала она, дико сверкая глазами, — Нина бек-Израэл! Зачем налгала Лейле-Фатьме? Ничто не укроется от мыслей Фатьмы, нельзя обмануть Фатьму. Фатьма
видит, что делается за горами, за безднами, в самой Карталинии, где дом твой. Все
видит Фатьма, все знает, великие джины открыли ей все!
Израил, забыв свое княжеское достоинство, следовал за нами, бегло оглядываясь, не
видит ли кто-нибудь из нукеров дикую скачку своего
бека.