Неточные совпадения
Усадьба, в которой жила Анна Сергеевна, стояла на
пологом открытом холме, в недальнем расстоянии от желтой каменной церкви с зеленою крышей,
белыми колоннами и живописью al fresco [Фреской (итал.).] над главным входом, представлявшею «Воскресение Христово» в «итальянском» вкусе.
У правого края долины Иодзыхе тянутся
пологие заболоченные увалы, покрытые тощей травой, кустарниками леспедецы и редколесьем из дуба, липы и
белой березы.
Лощина эта имела вид почти правильного котла с
пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько больших
белых камней, — казалось, они сползлись туда для тайного совещания, — и до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось.
Белый деревянный столик был обколот ловко собранной
белой кисеей, на окнах тоже были чистые занавески, детская кроватка под зеленым ситцевым
пологом, сундук, несколько игрушек на полу, пять стульев, крашеный столик, диван и на стене деревянная вешалка, закрытая
белою простынею, — это было все убранство жилища Полины Петровны и ее ребенка.
Противоположный берег представлял лесистую возвышенность, спускавшуюся к воде
пологим скатом; налево озеро оканчивалось очень близко узким рукавом, посредством которого весною, в полую воду, заливалась в него река
Белая; направо за изгибом не видно было конца озера, по которому, в полуверсте от нашей усадьбы, была поселена очень большая мещеряцкая деревня, о которой я уже говорил, называвшаяся по озеру также Киишки.
Девушка с удовольствием поместилась к дамскому уборному столику, овальное зеркало которого совсем пряталось под кружевным
пологом, схваченным наверху короной из голубых и
белых лент.
Только что поднялось усталое сентябрьское солнце; его
белые лучи то гаснут в облаках, то серебряным веером падают в овраг ко мне. На дне оврага еще сумрачно, оттуда поднимается белесый туман; крутой глинистый бок оврага темен и гол, а другая сторона, более
пологая, прикрыта жухлой травой, густым кустарником в желтых, рыжих и красных листьях; свежий ветер срывает их и мечет по оврагу.
На террасу отеля, сквозь темно-зеленый
полог виноградных лоз, золотым дождем льется солнечный свет — золотые нити, протянутые в воздухе. На серых кафлях пола и
белых скатертях столов лежат странные узоры теней, и кажется, что, если долго смотреть на них, — научишься читать их, как стихи, поймешь, о чем они говорят. Гроздья винограда играют на солнце, точно жемчуг или странный мутный камень оливин, а в графине воды на столе — голубые бриллианты.
Полог перед дверью тихо распахнулся, и вошел дворецкий, человек высокого роста, седой и плешивый, в черном фраке,
белом галстуке и
белом жилете.
Было тихое летнее утро. Солнце уже довольно высоко стояло на чистом небе; но поля еще блестели росой, из недавно проснувшихся долин веяло душистой свежестью, и в лесу, еще сыром и не шумном, весело распевали ранние птички. На вершине
пологого холма, сверху донизу покрытого только что зацветшею рожью, виднелась небольшая деревенька. К этой деревеньке, по узкой проселочной дорожке, шла молодая женщина, в
белом кисейном платье, круглой соломенной шляпе и с зонтиком в руке. Казачок издали следовал за ней.
Сад. Большие, старые липы. В глубине, под ними,
белая солдатская палатка. Направо, под деревьями, широкий диван из дерна, перед ним стол. Налево, в тени лип, длинный стол, накрытый к завтраку. Кипит небольшой самовар. Вокруг стола плетеные стулья и кресла. Аграфена варит кофе. Под деревом стоит Конь, куря трубку, перед ним
Пологий.
Сидя рядом с Кузиным, я слушаю краем уха этот разговор и с великим миром в душе любуюсь — солнце опустилось за Майданский лес, из кустов по увалам встаёт ночной сумрак, но вершины деревьев ещё облиты красными лучами. Уставшая за лето земля дремлет, готовая уснуть
белым сном зимы. И всё ниже опускается над нею синий
полог неба, чисто вымытый осенними дождями.
За
пологим, ровным берегом видно было отсюда огромное
белое поле; в конце его, на самом горизонте, тянулась темная полоса дальнего леса.
Впереди ровным
белым скатом спускался вниз
пологий берег реки, которая широко и пустынно простиралась вплоть до противоположного, австрийского берега.
Над ним и по бокам что-то
белое; он вглядывается:
полог постельный.
Наконец он торопливо разделся, задул свечку, быстро юркнул в кровать, осторожно раздвинув
полог, тщательно затянул отверстие, чтобы не проникли москиты, и сладко потянулся на широкой мягкой постели с безукоризненно чистым
бельем, ощущая давно не испытанное наслаждение спать на берегу в такой роскошной кровати, не думая о вахте.
По-прежнему тяжелым, свинцовым
пологом висело над землей небо. По-прежнему сеял, как сквозь сито, мелкий, нудный, неприятный дождик. Вдали, сквозь просвет деревьев, темнело своими мокрыми буграми и кочками поле. A еще дальше, в каких-нибудь двух верстах расстояний,
белело занятое неприятелем селение. Там, в этом селении, ждала Любавина с его командой либо победа, либо смерть в лице невыясненного еще по количеству врага.
По стенам
пологие диваны темно-малинового трипа успокаивали зрение и манили к себе за столы, покрытые свежим, глянцевито-выглаженным
бельем.