Цитаты из русской классики со словосочетанием «боже ты мой»
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли, что, даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи
боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я буду спокоен в сердце.
—
Боже ты мой! Вот скука-то должна быть адская!
«
Боже ты мой, какой свет! — думал про себя кузнец. — У нас днем не бывает так светло».
—
Боже ты мой! — раздались восклицания.
— Рогожами!.. Рогожу ткут и в Нижное возят. И что они для этого самого казенных лесов переводят —
боже ты мой! — заключил кучер.
— Самая это, ваше сиятельство, полезная вещь будет! А для простого народа, для черняди, легость какая — и
боже ты мой! Потому что возьмем, к примеру, хоть этот самый хмель: сколько теперича его даром пропадает! Просто, с позволения сказать, в навоз валят! А тогда, значит, всякий, кто даже отроду хмелем не занимался, и тот его будет разводить. Потому, тут дело чистое: взял, собрал в мешок, представил в прессовальное заведение, получил денежки — и шабаш!
— Иван-то великий! Иван-то великий! Ах,
боже ты мой! — восклицал он, — и малый Иван тут же притулился… Спас-то, спас-то! так и горит куполом на солнышке! Ах, Москва — золотые маковки! Слава те, господи! привел бог!
Сделать же вам это очень легко: презентуйте ему частичку вашего капитала и так его этим оперите, что и —
боже ты мой! — носу никто не подточит…
— Не думаю-с! — возразил Савелий Власьев. — Он тоже очень жалуется на них, иззнобила она его по экому морозу совсем. Тоже вот, как он говорил, и прочие-то кучера, что стоят у театра,
боже ты мой, как бранят господ!.. Хорошо еще, у которого лошади смирные, так слезть можно и погреться у этих тамошних костров, но у Катерины Петровны пара ведь не такая; строже, пожалуй, всякой купеческой.
Кто его знает, вчера еще с утра был на ногах, вечером только пить просил, наша хозяйка ему и воду носила, а ночью залопотал, нам-то слышно, потому перегородка; а сегодня утром уж и без языка, лежит, как пласт, а жар от него,
Боже ты мой!
И спросил я его:"Где, мол, тут болото, и водятся ли в нем бекасы?"–"Пожалуйте, пожалуйте, — запел он немедленно и с таким выражением, словно я его рублем подарил, — с нашим удовольствием — с, болото первый сорт; а что касательно до всякой дикой птицы — и
боже ты мой! — в отличном изобилии имеется".
Градобоев.
Боже ты мой милостивый! Да какой же я Скорпион! Это ты скорпион, а я Серапион.
Дудукин. Ну, уж зато кто понимает, так даже в изумление приходят. Думаешь,
боже ты мой милостивый, откуда только он берет такие слова! Ведь разве только в ирокезском языке такие звуки найти можно. Ты, пожалуйста, не обижайся!
— Да так уж, сейчас видно! — отвечал не без самодовольства Елпидифор Мартыныч. — Коли ты выше его, так падам до ног он к тебе, а коли он выше тебя,
боже ты мой, как нос дерет! Знай он, что я генерал и что у меня есть звезда (у Елпидифора Мартыныча, в самом деле, была уж звезда, которую ему выхлопотала его новая начальница, весьма его полюбившая), — так он в дугу бы передо мной согнулся, — словом, поляк!..
— Ваше высокородие! Довольно вам сказать: как перед истинным, так и перед вами-с! Наплюйте вы мне в лицо! В самые, тоись, глаза мне плюньте, ежели я хоть на волосок сфальшу! Сами посудить извольте: они мне теперича двести рублей посулили, а от вас я четыреста в надежде получить! Не низкий ли же я против вас человек буду, ежели я этих пархатых в лучшем виде вашему высокородию не предоставлю! Тоись, так их удивлю! так удивлю! Тоись… и
боже ты мой!
—
Боже ты мой! — говорил бедный князь. — Я вот только не-много за-был, зачем я сюда приехал, но я сей-час вспом-ню. Уведи ты меня, братец, куда-ни-будь, а то меня растерзают! Притом же… мне не-мед-ленно надо записать одну новую мысль…
— Стыдно вам! Стыдно вам! Чему удивились, того-этого?
Боже ты мой, какое непонимание! Как вдовица с лептой, того-этого, хоть какое-нибудь оправдание, а он в нос тычет: слава, того-этого! Преподлейший вздор, стыдно! Ну леший и леший, в этом хоть смысл есть… да ну вас к черту, Андрей Иваныч, говорил: оставьте балалайку. Нет, не может, того-этого, интеллигент!
— Ах,
боже ты мой! — прошептал Крылушкин и вскочил в переднюю.
— Пятнадцать тысяч, матушка!
Боже ты мой! — крикнул было Потапыч, умилительно всплеснув руками, вероятно предполагая услужиться.
— Согласия ихнего не спрашивали-с. Тут без вас порядки пошли, — промолвил с легкой усмешкой Прокофий в ответ на мой удивленный взгляд, — беда!
Боже ты мой! Теперь у них Слёткин господин всем орудует.
— Ах ты, господи! — растерянно заныл тот. — При чем я тут?
Боже ты мой!
Но верите ли, что, даже когда ложишься спать, все думаешь: господи
боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и было довольно.
Тут она и сробела, и чего уж не делала,
боже ты мой!
— Я, брат, неграмотный. В Расее писал мне один человек, да, видно, не так что-нибудь. Не потрафил… А отсель и письмо-то не дойдет. Где поди! Далеко, братец мой! Гнали, гнали — и-и,
боже ты мой!.. Каки письмы! Этто, годов с пять, человек тут попадал, от нашей деревни недальной. «Скажите, говорит, Тимофею, дочкy его замуж выдали…» Правда ли, нет ли… Я, брат, и не знаю. Может, зря.
Прихвоснев(как бы рассердившись даже). Фу ты,
боже ты мой!.. Муженьки нынче какие, хуже посторонних, право!
— Конечно, — отвечал Иван Семенович и начал ходить взад и вперед по комнате. — Ах ты,
боже ты мой! Боже ты мой милостивый! — говорил он как бы сам с собой. — Немало я с этим молодцом повозился: и сердил-то он меня, и жаль-то мне его, потому что, как ни говорите, сын родного брата: этого уж из сердца не вырвешь — кровь говорит.
— Ну, я ничего, я ни… кхи! Я ничего, кхи, кхи, кхи, кхи! ах,
боже ты мой! кхи!
— Ах,
боже ты мой, вот деревня-то! Кушают как надо кушать, обыкновенно. Одни мужики этого не знают! Вот так!
— Умоляю! Пожалей ты нашу фамилию! Ты благородная, личная дворянка, с образованием, а ведь он квасник, мужик, хам! Хам! Пойми ты это, неразумная! Вонючим квасом да тухлыми селедками торгует! Жулик ведь! Ты ему вчера слово дала, а он сегодня же утром нашу кухарку на пятак обсчитал! Жилы тянет с бедного народа! Ну, а где твои мечтания? А?
Боже ты мой, господи! А? Ты же ведь, послушай, нашего департаментского Мишку Треххвостова любишь, о нем мечтаешь! И он тебя любит…
— Господи
боже ты мой! — воскликнул он, оглядывая нас. — Сколько чуши можно наговорить в какие-нибудь короткие полчаса!
«Это про меня! — подумал Ахинеев. — Про меня, чтоб его разорвало! А та и верит… и верит! Смеется!
Боже ты мой! Нет, так нельзя оставить… нет… Нужно будет сделать, чтоб ему не поверили… Поговорю со всеми с ними, и он же у меня в дураках-сплетниках останется».
Федя. B Кубань? Ей-богу? (Приподнимается.) Славные места! Такой, братцы, край, что и во сне не увидишь, хоть три года спи! Приволье! Сказывают, птицы этой самой, дичи, зверья всякого и —
боже ты мой! Трава круглый год растет, народ — душа в душу, земли — девать некуда! Начальство, сказывают… мне намедни один солдатик сказывал… дает по сто десятин на рыло. Счастье, побей меня бог!
— И врал же он,
боже ты мой! — с ленивою усмешкою сказал Султанов. — Всего вероятнее, наместник обошел его самого каким-нибудь орденом.
— Ты меня презираешь, — выговорила я наконец… — Что я такое в твоих глазах,
Боже ты мой милосердный!..
А мысли все возвращаются к Антверпену. По-видимому, этот город похож на наш Петроград, большой и красивый, и много в нем воды, которая теперь отражает пожары и течет кровью среди ночного мрака. И небо в огне.
Боже ты мой, боже ты мой, что делается на свете!
— Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать! Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевички, что на ногах ваших? Я думаю, ни один швец ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать.
Боже ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевики!
Со страхом оборотился он:
боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос — как мех в кузнице; ноздри — хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!
Как вкопанный стоял кузнец на одном месте. «Нет, не могу; нет сил больше… — произнес он наконец. — Но
боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали!»
Боже ты мой, каких на свете нет кушаньев!
—
Боже ты мой, что за украшение! — вскрикнул он радостно, ухватив башмаки. — Ваше царское величество! Что ж, когда башмаки такие на ногах и в них, чаятельно, ваше благородие, ходите и на лед ковзаться, [Ковзаться — кататься на льду, скользить.] какие ж должны быть самые ножки? думаю, по малой мере из чистого сахара.
Начнут, бывало, наряжаться в хари —
боже ты мой, на человека не похожи!
— Что за лестница! — шептал про себя кузнец, — жаль ногами топтать. Экие украшения? Вот, говорят, лгут сказки! кой черт лгут!
боже ты мой, что за перила! какая работа! тут одного железа рублей на пятьдесят пошло!
Боже ты мой, а какой важный живописец был! какие ножи крепкие, серпы, плуги умел выковывать!
— Да-с, это звездочка! Сколько она скандалов наделала,
боже ты мой! То убежит к отцу, то к сестре; перевозит да переносит по городу свои вещи. То расходится, то сходится. Люди, которым Розанов сапог бы своих не дал чистить, вон, например, как Саренке, благодаря ей хозяйничали в его домашней жизни, давали советы, читали ему нотации. Разве это можно вынести?
Главные-то бунтовщики в лес от нас ушли; прислали после того вместо исправника другого… привели еще свежей команды, и стали мы тут военным постоем в селенье, и что приели у них,
боже ты мой!
— Какого я бель-ома встретила,
боже ты мой, боже ты мой! — говорила Катишь, придя на этот раз к подружке и усаживаясь против нее.
— Нет, у меня-то благодарить бога надо, а тут вот у соседей моих, мужичков Александры Григорьевны Абреевой, по полям-то проезжаешь,
боже ты мой! Кровью сердце обливается; точно после саранчи какой, — волотина волотину кличет! […волотина волотину кличет — волотина — соломинка ржи или другого злачного растения.]
— Ах ты,
боже ты мой! — произнес почти со стоном подрядчик и точно с каким-то остервенением взял из рук Захаревского перо и расписался на счету.
— Они самые-с. Позвольте вам доложить! скажем теперича хошь про себя-с. Довольно я низкого звания человек, однако при всем том так себя понимаю, что, кажется, тыщ бы не взял, чтобы, значит, на одной линии с мужиком идти! Помилуйте! одной, с позволения сказать, вони… И
боже ты мой! Ну, а они — они ничего-с! для них это, значит, заместо как у благородных господ амбре.
Прежде, бывало, председатель сидит за зерцалом: старец маститый, орденами и сединами украшенный; а нынче, что это,
боже ты мой!
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)
Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна. Где ж, где ж они? Ах,
боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все
ты, а всё за
тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Анна Андреевна. Ах,
боже мой, какие
ты, Антоша, слова отпускаешь!
Софья (усмехаясь).
Боже мой! Если б
ты его увидел, ревность твоя довела б
тебя до крайности!
«Неужели это вера? — подумал он, боясь верить своему счастью. —
Боже мой, благодарю
Тебя»! — проговорил он, проглатывая поднимавшиеся рыданья и вытирая обеими руками слезы, которыми полны были его глаза.
— Ах,
Боже мой, это было бы так глупо! — сказала Анна, и опять густая краска удовольствия выступила на ее лице, когда она услыхала занимавшую ее мысль, выговоренную словами. — Так вот, я и уезжаю, сделав себе врага в Кити, которую я так полюбила. Ах, какая она милая! Но
ты поправишь это, Долли? Да!
— Что
ты? что
ты? Печорин?.. Ах,
Боже мой!.. да не служил ли он на Кавказе?.. — воскликнул Максим Максимыч, дернув меня за рукав. У него в глазах сверкала радость.
«
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но,
боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет
тебя...
— Ах,
боже мой милостивый! что с
тобой нынче, Яков? — продолжал он к приказчику, подергивая плечом (у него была эта привычка). — Этот конверт со вложением восьмисот рублей…
— Ах,
боже мой, да Марфа Петровна, Свидригайлова! Я еще так много об ней писала
тебе.
Борис. Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с
тобой!
Боже мой! Дай Бог, чтоб им когда-нибудь так же сладко было, как мне теперь. Прощай, Катя! (Обнимает ее и хочет уйти.) Злодеи вы! Изверги! Эх, кабы сила!
Борис. Ах,
Боже мой! Что же делать-то?
Ты бы с ней поговорила хорошенько. Неужли уж нельзя ее уговорить?
Ну что? не видишь
ты, что он с ума сошел?
Скажи сурьезно:
Безумный! что он тут за чепуху молол!
Низкопоклонник! тесть! и про Москву так грозно!
А
ты меня решилась уморить?
Моя судьба еще ли не плачевна?
Ах!
боже мой! что станет говорить
Княгиня Марья Алексевна!
— Да перестань
ты, господи
боже мой! — тревожно уговаривала женщина, толкая мужа кулаком в плечо и бок. — Отвяжитесь вы от него, господин, что это вы дразните! — закричала и она, обращаясь к ветеринару, который, не переставая хохотать, вытирал слезившиеся глаза.
— Ах,
боже мой! — вскричала Дуняша, удивленно всплеснув руками, — вот не ожидала!
Ты говоришь совсем, как муж
мой…
— Что с
тобой, милый? Кто
тебя обидел? Ну, скажи мне!
боже мой, у
тебя такие сумасшедшие, такие жалкие глаза.
—
Боже мой, какие у
тебя нервы! — тихо сказала Варвара. — Но — как замечательно
ты говоришь…
— Я, разумеется, понимаю твои товарищеские чувства, но было бы разумнее отправить этого в больницу. Скандал, при нашем положении в обществе…
ты понимаешь, конечно… О,
боже мой!
—
Ты продашь все. Деньги — независимость, милый. В сумке. И в портфеле, в чемодане. Ах,
боже мой!.. Неужели… нет — неужели я… Погаси огонь над кроватью… Режет глаза.
— О
боже мой… Вот ужас!
Ты посылал спросить, как чувствует себя Сомова?
—
Боже мой, я сама вижу.
Ты хорошо знаком с нею?
—
Боже мой, что такое у
тебя? Глаз — цел?
— Лютов был, — сказала она, проснувшись и морщась. — Просил
тебя прийти в больницу. Там Алина с ума сходит.
Боже мой, — как у меня голова болит! И какая все это… дрянь! — вдруг взвизгнула она, топнув ногою. — И еще —
ты! Ходишь ночью… Бог знает где, когда тут…
Ты уже не студент…
—
Боже мой, — вот человек! От него — тошнит. Эта лакейская развязность, и этот смех! Как
ты можешь терпеть его? Почему не отчитаешь хорошенько?
— О,
боже мой, можешь представить: Марья Романовна, —
ты ее помнишь? — тоже была арестована, долго сидела и теперь выслана куда-то под гласный надзор полиции!
Ты — подумай: ведь она старше меня на шесть лет и все еще… Право же, мне кажется, что в этой борьбе с правительством у таких людей, как Мария, главную роль играет их желание отомстить за испорченную жизнь…
Присмотрелся дьявол к нашей жизни,
Ужаснулся и — завыл со страха:
— Господи! Что ж это я наделал?
Одолел
тебя я, — видишь,
боже?
Сокрушил я все твои законы,
Друг
ты мой и брат
мой неудачный,
Авель
ты…
—
Боже мой, — вот неожиданно! Хотя Марина сказала мне, что
ты здесь…
—
Боже мой,
боже… У
тебя ужасное лицо, Клим, дорогой…
— Ах
ты,
Боже мой! Что это за человек! — говорил Обломов. — Ну, дай хоть минутку соснуть; ну что это такое, одна минута? Я сам знаю…
— Ах
ты,
Боже мой! — с нетерпением перебил он. — Да как
ты сюда-то попала?
— Ах
ты,
Боже мой! Ну! — послышалось из передней, и потом известный прыжок.
— На Ильинской барышне! Господи! Какая славная барышня! Поделом бранили меня тогда Илья Ильич, старого пса! Грешен, виноват: все на вас сворачивал. Я тогда и людям Ильинским рассказал, а не Никита! Точно, что клевета вышла. Ах
ты, Господи, ах
Боже мой!.. — твердил он, уходя в переднюю.
—
Ты здесь,
Боже мой! У меня? — говорил он, и вдохновенный взгляд заменился робким озираньем по сторонам. Горячая речь не шла больше с языка.
— Какая у
тебя чистота везде: пыли-то, грязи-то,
Боже мой! Вон, вон, погляди-ка в углах-то — ничего не делаешь!
«
Боже мой! — думала она. — Вот все пришло в порядок; этой сцены как не бывало, слава Богу! Что ж… Ах,
Боже мой! Что ж это такое? Ах, Сонечка, Сонечка! Какая
ты счастливая!»
—
Боже мой! — с ужасом произнес Обломов. — А почем они знают Ильинскую барышню?
Ты же или Анисья разболтали…
— Не
ты ли со слезами говорил, глядя на гравюры рафаэлевских мадонн, Корреджиевой ночи, на Аполлона Бельведерского: «
Боже мой!
—
Боже мой! До чего дошло:
ты краснеешь! — с ужасом сказал он. — Как мы неосторожны! Что выйдет из этого?
— Ах
ты,
Боже мой, какая мука! — говорил он весь в поту от страха и неловкого положения.
—
Ты ли это, Илья? — упрекал он. —
Ты отталкиваешь меня, и для нее, для этой женщины!..
Боже мой! — почти закричал он, как от внезапной боли. — Этот ребенок, что я сейчас видел… Илья, Илья! Беги отсюда, пойдем, пойдем скорее! Как
ты пал! Эта женщина… что она
тебе…
— Не увидимся с Ольгой…
Боже мой!
Ты открыл мне глаза и указал долг, — говорил он, глядя в небо, — где же взять силы? Расстаться! Еще есть возможность теперь, хотя с болью, зато после не будешь клясть себя, зачем не расстался? А от нее сейчас придут, она хотела прислать… Она не ожидает…
— Ах
ты,
Боже мой! — с досадой сказал Обломов. — Ведь есть же этакие ослы, что женятся!
«Ах
ты,
Боже мой, сейчас явится!» — думал Обломов, отирая пот на лбу.
— Ах
ты,
Боже мой! Тут староста пишет, что дохода «тысящи две яко помене», а он еще портер набавил! Ну, хорошо, купи портеру.
— Да кто кого: фу,
ты,
Боже мой, — скажете ли вы? — допытывался Яков.
— Я — о
Боже,
Боже! — с пылающими глазами начал он, — да я всю жизнь отдал бы — мы поехали бы в Италию —
ты была бы
моей женой…
— Что
ты, Бог с
тобой: я в кофте! — с испугом отговаривалась Татьяна Марковна, прячась в коридоре. — Бог с ним: пусть его спит! Да как он спит-то: свернулся, точно собачонка! — косясь на Марка, говорила она. — Стыд, Борис Павлович, стыд: разве перин нет в доме? Ах
ты,
Боже мой! Да потуши
ты этот проклятый огонь! Без пирожного!
— А
ты спрашиваешь, принял ли бы я ее!
Боже мой! Как принял бы — и как любил бы — она бы узнала это теперь… — добавил он.
— Не в попа же влюбилась! Ах
ты Боже мой, какое горе! — заключила она.
Если скульптура изменит мне (
Боже сохрани! я не хочу верить: слишком много говорит за), я сам казню себя, сам отыщу того, где бы он ни был — кто первый усомнился в успехе
моего романа (это — Марк Волохов), и торжественно скажу ему: да,
ты прав: я — неудачник!
Предложения со словосочетанием «боже ты мой»
- Боже ты мой, неужели с тех пор прошло уже больше десяти лет.
- – Ах, боже ты мой! – стала кричать на него жена. – Да ты что, одурел в самом деле? Да в своём ли ты уме? Как можешь ты бежать с зайцем взапуски?
- Боже ты мой, жизнь была такой интер… я хочу сказать, что когда-то вы очень тревожили нашу тихую жизнь.
- (все предложения)
Дополнительно