Неточные совпадения
— Я не знаю, какова роль
большевиков в этом акте, но должен признать, что они — враги, каких… дай бог всякому! По должности я имел удовольствие —
говорю без иронии! — удовольствие познакомиться с показаниями некоторых, а кое с кем беседовать лично. В частности — с Поярковым, — помните?
— Ну, что ж нам растягивать эту историю, —
говорил он, равнодушно и, пожалуй, даже печально уставив глаза на Самгина. — Вы, разумеется, показаний не дадите, — не то — спросил, не то — посоветовал он. — Нам известно, что, прибыв из Москвы, воспользовавшись помощью местного комитета
большевиков и в пользу этого комитета, вы устроили ряд платных собраний, на которых резко критиковали мероприятия правительства, — угодно вам признать это?
«Таким типом, может быть, явился бы человек, гармонически соединяющий в себе Дон-Кихота и Фауста. Тагильский… Чего хочет этот… иезуит? Тем, что он
говорил, он, наверное, провоцировал. Хотел знать количество сторонников большевизма. Рабочие — если это были действительно рабочие — не высказались. Может быть, они — единственные
большевики в… этой начинке пирога. Елена — остроумна».
—
Большевики — это люди, которые желают бежать на сто верст впереди истории, — так разумные люди не побегут за ними. Что такое разумные? Это люди, которые не хотят революции, они живут для себя, а никто не хочет революции для себя. Ну, а когда уже все-таки нужно сделать немножко революции, он даст немножко денег и
говорит: «Пожалуйста, сделайте мне революцию… на сорок пять рублей!»
Он видел, что с той поры, как появились прямолинейные юноши, подобные Властову, Усову, яснее обнаружили себя и люди, для которых революционность «
большевиков» была органически враждебна. Себя Самгин не считал таким же, как эти люди, но все-таки смутно подозревал нечто общее между ними и собою. И, размышляя перед Никоновой, как перед зеркалом или над чистым листом бумаги, он
говорил...
— Просто — до ужаса… А
говорят про него, что это — один из крупных
большевиков… Вроде полковника у них. Муж сейчас приедет, — его ждут, я звонила ему, — сказала она ровным, бесцветным голосом, посмотрев на дверь в приемную мужа и, видимо, размышляя: закрыть дверь или не надо? Небольшого роста, но очень стройная, она казалась высокой, в красивом лице ее было что-то детски неопределенное, синеватые глаза смотрели вопросительно.
— Да, муж
говорит: ходкие книги, кажется, уже купил… Распутин,
большевики… бессарабские помещики, —
говорила она, вопросительно глядя в лицо Самгина. — Все это поднимается, как будто из-под земли, этой… Как ее? Из чего лава?
Было что-то маниакальное в этой неспособности типичного эмигранта
говорить о чем-либо, кроме
большевиков, в этой склонности повсюду видеть агентов большевизма.
Маркс и Энгельс
говорили о буржуазном характере революции в России и были скорее «меньшевиками», чем «
большевиками».
Шервинский…вымышлено
большевиками. Вы знаете, что произошло во дворце императора Вильгельма, когда ему представлялась свита гетмана? Император Вильгельм сказал: «А о дальнейшем с вами будет
говорить…» — портьера раздвинулась, и вышел наш государь.
Алексей. Одну минуту, господа!.. Что же, в самом деле? В насмешку мы ему дались, что ли? Если бы ваш гетман, вместо того чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духу не пахло в Малороссии. Но этого мало: мы бы
большевиков в Москве прихлопнули как мух. И самый момент! Там,
говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас!
Студзинский. Слушай, капитан, ты упомянул слово «отечество». Какое же отечество, когда
большевики? Россия кончена. Вот помнишь, командир
говорил, и командир был прав: вот они,
большевики!..
Звонцов. Ах, боже мой! Как ты любишь учить! Но я именно так и
говорил о
большевиках.
Лисогонов.
Говорят, что
большевик этот — Ленин — выдуман для устрашения нашего…
Достигаев. Это вы и при мне можете, я — не стыдлив. Ты, лиса, иди-ка в столовую, там чёрт попа принёс неведомо зачем.
Говорит поп, что в совете рабочих получены какие-то важные вести из Петрограда… будто бы случилось что-то чрезвычайное. Тебе, Антошка, Булычова-то не
говорила, что затевают
большевики?
Алексей. Д-да… Выпили. Офицерство жутко пьёт. Знаешь, почему не выходит газета? Нестрашный перехватил вагон с бумагой и где-то спрятал его.
Говорят, что, как только откроется Учредительное собрание, он устроит погром
большевикам, совету рабочих. У него будто бы есть люди, и это они укокали блаженного Пропотея.
Вот все
говорят: непорядки всякие, бестолочь, голод, ничего
большевики не умеют наладить.
— Она сейчас пропаганду пущала.
Говорила, что слава, мол, богу,
большевиков гонют. Грабителями называла
большевиков.
Ты,
говорит,
большевик! Нет,
говорю, я не
большевик. А все-таки, когда
большевики придут, — ей-богу, голову тебе проломлю!
Было везде тихо, тихо. Как перед грозою, когда листья замрут, и даже пыль прижимается к земле. Дороги были пустынны, шоссе как вымерло. Стояла страстная неделя. Дни медленно проплывали — безветренные, сумрачные и теплые. На северо-востоке все время слышались в тишине глухие буханья. Одни
говорили, —
большевики обстреливают город, другие, — что это добровольцы взрывают за бухтою артиллерийские склады.
— Владимир Иванович, вы слышали?
Говорят, дела
большевиков плоховаты.
— Вы,
говорят,
большевик?
Это был какой-то пир: пел Белозеров, опять играла Гуриенко-Домашевская; потом пели дуэтом Белозеров с княгинею. Гости сели за ужин радостные и возрожденные, сближенные. И уж не хотелось
говорить о
большевиках и ссориться из-за них. Звучал легкий смех, шутки. Вкусным казалось скверное болгарское вино, пахнувшее уксусом. У Ивана Ильича шумело в голове, он то и дело подливал себе вина, смеялся и
говорил все громче. И все грустнее смотрела Анна Ивановна, все беспокойнее Катя.
— Какой миллион? — Агапов весело засмеялся про себя. — Я бога благодарил, что удалось провезти сорок тысяч. А
говорю я с высшей точки. Рад я, не рад, а признать нужно, что только у
большевиков настоящая сила.
— Тимофей! Как же вы совсем еще недавно
говорили, что вы против
большевиков?
А теперь транспорт наших крымцев пришел к Деникину, — он их не принял: вы,
говорит, убежали от
большевиков, вы мне не нужны.
— Вот самые страшные для вас враги! Какие против них лозунги могут выдвинуть
большевики? Грабь все, что увидишь, измывайся над буржуями, — это и их лозунги. А они еще
говорят, что не нужно у мужиков отбирать хлеб, и что следует избивать жидов. С этим согласится и всякий ваш красноармеец.
Смелее становился народный говор и ропот. Дерзче грабежи в экономиях и дачных поселках. Чаще поджоги. Безбоязненнее уклонения от мобилизации. В потребиловке Агапов и Белозеров, осторожно оглядываясь,
говорили, что добровольцы, собственно, обманули народ, и что истинно народную власть могут дать только
большевики.
Катя возмутилась. Она стала
говорить об интеллигентном труде, о тяжести его. Потом стала объяснять, что
большевики хотят лишить людей возможности эксплуатировать друг друга, для этого сделать достоянием трудящихся землю и орудия производства, а не то, чтоб одни грабили других.
— Господи, что это творится в мире! — с отчаянием сказала Наталья Сергеевна. — Неужели союзники бросят нас на произвол!
Говорят, французы оставили Одессу… Я все об одном думаю: придут
большевики в Крым, — что тогда будет с Митей?
— А
говорят, у вас,
большевиков, ни в чем нет недостатка!
— Ничего я не
говорила… Спрашивала только, правда ли, что
большевики уходят из города.
Само же европейское имя Дмитревского, видимо, ничего не
говорило ротмистру.
Большевики ценили крупных деятелей науки и искусства, относились к ним подчеркнуто бережно. Здесь же Дмитревский был только тайный советник.
На стенах и каменных заборах висели объявления новой власти. Не приказы
большевиков — грозные, безоглядные и прямо говорящие. Скользко, увилисто сообщалось о твердом намерении идти навстречу «действительным» нуждам рабочих, о необходимости «справедливого» удовлетворения земельной нужды крестьян. И чувствовалось, — это
говорят чужие люди с камнем за пазухой, готовые уступить только то, чего никак нельзя удержать, — и все отобрать назад, как только это будет возможно.
— Екатерина Ивановна! Все мы отлично понимаем, для чего он пошел к
большевикам: спасался от издевательств, сберегал дачу свою от разгрома. И для этого выбрасывал иконы из школ,
говорил демагогические речи… Должен был знать, на что идет.
— Раньше вы, Михаил Михайлович, иначе
говорили… Вот как отберут у вас
большевики ваш миллион, который вы из Москвы привезли, тогда узнаете, какой порядок.
Смешно и нелепо, что у нас серьезно
говорят о «
большевиках», опровергают их, спорят о путях развития русской «революции».
Много характернее г. Чернов или меньшевик-интернационалист Мартов, не
говоря уже о
большевиках.
Русские
большевики, насколько можно серьезно о них
говорить, и есть та новая раса, которая отрицает всякую связь и всякую преемственность между этими двумя мирами, которая хочет истребить дотла все старое, всякое наследие прошлого.
Я все время буду
говорить лишь об искренних, верующих
большевиках, ибо в этой среде есть и много темных элементов, провокаторов, шпионов, подкупленных, и нравственных идиотов.