Неточные совпадения
К сознательному бытию Клим Иванович Самгин возвратился разбуженный режущей
болью в
животе, можно было думать, что в кишках двигается и скрежещет битое стекло.
— Добро бы вправду потравила луга, и
живот бы не
болел, а то только зашла, — говорила другая.
Действительно, вскоре после приема лекарства
боль в
животе стала утихать, но вместе с тем по всему телу разлилась какая-то слабость.
Заваривают соняшницу от дурноты и
боли в
животе.
Со́няшница,
боль в
животе.
— Отчаянный народ казаки. Вор народ: где плохо лежит, — у него
живот заболит. И служба у них другая… Лехкая служба… За что нашего брата сквозь строй гоняли, — им ничего. Отхлещет урядник нагайкой, и все тут. И то не за воровство. А значит: не попадайся!
Я зарабатывал около трехсот рублей в месяц. Эту цифру я и назвал. Надо было видеть, какое неприятное, даже болезненное впечатление произвел мой ответ. Оба гиляка вдруг схватились за
животы и, пригнувшись к земле, стали покачиваться, точно от сильной
боли в желудке. Лица их выражали отчаяние.
Ночью почувствовал сильные
боли в
животе — часу в 1-м послал за Мейером (Вольф был в Ивановском).
Скажет ли кто-нибудь, что ему скучно, Белоярцев сейчас замечает: «Отчего же мне не скучно?» У кого-нибудь
живот заболит, — Белоярцев сейчас поучает: «Да, да,
болит! вот теперь и
болит.
— «Айда! пять тысяч тебе в зубы — молчок!» И притворился он, будто как у него
живот болит — ей-богу! — да от именинника-то прямо к помещику.
— Что это с тобой сделалось? — с участием спрашивал его Летучий. — Уж не
болит ли у тебя
живот?
— У него
живот болит! Проводите его в уборную — вон, вторая дверь направо…
— О-о-о! — Веткин значительно и гордо кивнул подбородком вверх. — Я сегодня проделал такую комбинацию, что у любого министра финансов
живот бы
заболел от зависти.
— Как вздор? Скажи, Marie, что у тебя
болит? А то бы можно припарки… на
живот например… Это я и без доктора могу… А то горчичники.
Постояли, полюбовались, вспомнили, как у покойного всю жизнь
живот болел, наконец, — махнули рукой и пошли по Лиговке. Долго ничего замечательного не было, но вдруг мои глаза ухитрились отыскать знакомый дом.
— Оцепите сад! Ловите разбойника! — заревел Малюта, согнувшись от
боли и держась обеими руками за
живот. Между тем опричники подняли Коршуна.
За этими воспоминаниями начинался ряд других. В них выдающуюся роль играл постоялый двор, уже совсем вонючий, с промерзающими зимой стенами, с колеблющимися полами, с дощатою перегородкой, из щелей которой выглядывали глянцевитые
животы клопов. Пьяные и драчливые ночи; проезжие помещики, торопливо вынимающие из тощих бумажников зелененькую; хваты-купцы, подбадривающие «актерок» чуть не с нагайкой в руках. А наутро головная
боль, тошнота и тоска, тоска без конца. В заключение — Головлево…
— Говорят, что я в церковь не хожу, а это неправда, — продолжал Передонов, — я хожу. А что на Ильин день не был, так у меня тогда
живот болел, а то я всегда хожу.
Матвей снова размахнулся, но заступ увяз в чём-то, вырвался из его рук, тяжёлый удар в
живот сорвал юношу с земли, он упал во тьму и очнулся от
боли — что-то тяжёлое топтало пальцы его руки.
— Жалуется Матвей на
живот, —
живот, говорит,
болит…
— Чего тебя скрючило?
Живот, что ли,
болит, сиволапый! Ты вольготно держись, как генерал в карете развались, а ты, как баба над подойником… Гусь на проволоке!
Дымов лежал на
животе, молчал и жевал соломинку; выражение лица у него было брезгливое, точно от соломинки дурно пахло, злое и утомленное… Вася жаловался, что у него ломит челюсть, и пророчил непогоду; Емельян не махал руками, а сидел неподвижно и угрюмо глядел на огонь. Томился и Егорушка. Езда шагом утомила его, а от дневного зноя у него
болела голова.
— Что тебя скрючило?
Живот болит, что ли, мужик? — кричал, бывало, Ермилов на скорчившегося с непривычки на боевой стойке солдатика. — А? Что это? Ты вольготно держись, как генерал в карете, развались, а ты как гусь на проволоке…
— У гаспадин
живот болел!
В стакан воды подлить… трех капель будет,
Ни вкуса в них, ни цвета не заметно;
А человек без рези в
животе,
Без тошноты, без
боли умирает.
Персиков живо сполз с табурета, бросив кремальеру на полдороге, и, медленно вертя в руках папиросу, прошел в кабинет ассистента. Там, на стеклянном столе, полузадушенная и обмершая от страха и
боли лягушка была распята на пробковом штативе, а ее прозрачные слюдяные внутренности вытянуты из окровавленного
живота в микроскоп.
— У меня, брат, нынче все как-то
живот болит, — сказал Прокудин.
Как ночь приходит, так у нее то лихорадка, то
живот заболит, и лежит на печке, даже дух притаит.
— Плохо лечит. Молодой. Понимаешь, глотку заложило, а он смотрит, смотрит… То грудь, то
живот… Тут делов полно, а на больницу полдня. Пока выедешь — вот те и ночь. О господи! Глотка
болит, а он мази на ноги дает.
Не могу не воздать хвалу тому, кто первый извлек из маковых головок морфий. Истинный благодетель человечества.
Боли прекратились через семь минут после укола. Интересно:
боли шли полной волной, не давая никаких пауз, так что я положительно задыхался, словно раскаленный лом воткнули в
живот и вращали. Минуты через четыре после укола я стал различать волнообразность
боли...
— Бог его знает, Пульхерия Ивановна, так, как будто немного
живот болит, — говорил Афанасий Иванович.
— Какое ничего, когда «у Кобыльникова
живот болит», — помните у Щедрина? Вы любите Щедрина?
Он упал в двух шагах от Рыбникова, который лежал на боку неподвижно. Несмотря на то что у Леньки от падения гудело в голове, несмотря на страшную
боль, которую он ощущал в
животе и пятках, он не потерялся и в один миг тяжело, всем телом навалился на штабс-капитана.
Боль, тебе говорю, в
животе непереносная, а все гуду. И так целую ночь целехонькую на мне тарабанили; целую ночь до бела до света была я им, крещеный человек, заместо тарбана; на утешение им, бесам, служила.
Вдруг что-то сдавило ее внизу
живота и спины с такой силой, что плач ее оборвался и она от
боли укусила подушку. Но
боль тотчас же отпустила ее, и она опять зарыдала.
Булычов. Малаша, — как думаешь: у бога
живот болит?
Булычов.
Живот. Сильно
болит. Вот здесь.
Какие-то странные звуки доходят до меня… Как будто бы кто-то стонет. Да, это — стон. Лежит ли около меня какой-нибудь такой же забытый, с перебитыми ногами или с пулей в
животе? Нет, стоны так близко, а около меня, кажется, никого нет… Боже мой, да ведь это — я сам! Тихие, жалобные стоны; неужели мне в самом деле так больно? Должно быть. Только я не понимаю этой
боли, потому что у меня в голове туман, свинец. Лучше лечь и уснуть, спать, спать… Только проснусь ли я когда-нибудь? Это все равно.
Дело шло хорошо, и больная уже поправлялась, как вдруг однажды утром у нее появились сильнейшие
боли в правой стороне
живота.
Больной было очень плохо; она жаловалась на тянущие
боли в груди и
животе, лицо ее было бело, того трудно описуемого вида, который мало-мальски привычному глазу с несомненностью говорит о быстро и неотвратимо приближающемся параличе сердца. Я предупредил мужа, что опасность очень велика. Пробыв у больной три часа, я уехал, так как у меня был другой трудный больной, которого было необходимо посетить. При Стариковой я оставил опытную фельдшерицу.
Однажды, в четыре часа утра, ко мне позвонился муж больной. Он сообщил, что у больной неожиданно появились сильные
боли в
животе и рвота. Мы сейчас же поехали. Была метель; санки быстро мчались по пустынным улицам.
*
А за Белградом,
Окол Харькова,
Кровью ярь мужиков
Перехаркана.
Бедный люд в Москву
Босиком бежит.
И от стона, о от рева
Вся земля дрожит.
Ищут хлеба они,
Просят милости,
Ну и как же злобной воле
Тут не вырасти?
У околицы
Гуляй-полевой
Собиралися
Буйны головы.
Да как стали жечь,
Как давай палить.
У Деникина
Аж
живот болит.
— Да так… бурлачили, да
животом заболели под Новодевичьим-то… Приказчик и покинул… Теперь бредем, пока Бог даст что.
У княгини порвалось на плечах платье и что-то оторвалось в
животе, у Маруси позеленело в глазах и страшно
заболели руки, — так был тяжел Егорушка!
Потом принялся за других больных воспитанниц. Одни из них жаловались на головную
боль, другие на
живот, иные на кашель… Всех тщательно выслушал, выстукал внимательно осмотрел доктор и прописал каждой лекарство. В толпе подруг — воспитанниц среднего отделения стояла беленькая, четырнадцатилетняя Феня Клементьева, изящная и нежная, как барышня.
— Я к тебе, Лизанька, и ночью приеду… Не беспокойся… Я в Феодосии, близко… Буду жить здесь около тебя, пока всего не профинчу… А профинчу скоро всё до копейки! Э-э-эх! И что это за жизнь? Скука, болен весь… и грудь
болит и
живот болит…
В ночь на 4 сентября никто не спал, все мучились
животами. Оттого, что мы ели все, что попадало под руки, желудки отказывались работать, появлялась тошнота и острые
боли в кишечнике. Можно было подумать, что на отмели устроен перевязочный пункт, где лежали раненые, оглашая тайгу своими стонами. Я перемогал себя, но чувствовал, что делаю последние усилия.
Ели и пили все насекомые до
боли в
животах.
Проголодавшись, он попросил лакея дать ему чего-нибудь дешевого и постного. За сорок копеек ему дали какой-то холодной рыбы с морковью. Он съел и тотчас же почувствовал, как эта рыба тяжелым комом заходила в его
животе; начались отрыжка, изжога,
боль…
— Пузо дюже
болит! — быстрым, шелестящим шепотом произносил больной, и следовал глубокий вздох, подводивший
живот далеко под ребра.