Неточные совпадения
Это было лицо Левина с насупленными
бровями и мрачно-уныло смотрящими из-под них добрыми глазами, как он стоял, слушая
отца и взглядывая на нее и на Вронского.
И вот напечатают в газетах, что скончался, к прискорбию подчиненных и всего человечества, почтенный гражданин, редкий
отец, примерный супруг, и много напишут всякой всячины; прибавят, пожалуй, что был сопровождаем плачем вдов и сирот; а ведь если разобрать хорошенько дело, так на поверку у тебя всего только и было, что густые
брови».
Самгин не знал, но почему-то пошевелил
бровями так, как будто о дяде Мише излишне говорить; Гусаров оказался блудным сыном богатого подрядчика малярных и кровельных работ, от
отца ушел еще будучи в шестом классе гимназии, учился в казанском институте ветеринарии, был изгнан со второго курса, служил приказчиком в богатом поместье Тамбовской губернии, матросом на волжских пароходах, а теперь — без работы, но ему уже обещано место табельщика на заводе.
Когда Надежда Васильевна улыбалась, у нее на широком белом лбу всплывала над левой
бровью такая же морщинка, как у Василья Назарыча. Привалов заметил эту улыбку, а также едва заметный жест левым плечом, — тоже отцовская привычка. Вообще было заметно сразу, что Надежда Васильевна ближе стояла к
отцу, чем к матери. В ней до мельчайших подробностей отпечатлелись все те характерные особенности бахаревского типа, который старый Лука подводил под одно слово: «прерода».
Ее резвость и поминутные проказы восхищали
отца и приводили в отчаянье ее мадам мисс Жаксон, сорокалетнюю чопорную девицу, которая белилась и сурьмила себе
брови, два раза в год перечитывала «Памелу», получала за то две тысячи рублей и умирала со скуки в этой варварской России.
Дивилися гости белому лицу пани Катерины, черным, как немецкий бархат,
бровям, нарядной сукне и исподнице из голубого полутабенеку, сапогам с серебряными подковами; но еще больше дивились тому, что не приехал вместе с нею старый
отец.
Время от времени мальчик приотворял дверь в комнату, где сидел
отец с гостями, и сердито сдвигал
брови. Дьячок Евгеньич был совсем пьян и, пошатываясь, размахивал рукой, как это делают настоящие регенты. Рачитель и учитель Агап пели козлиными голосами, закрывая от удовольствия глаза.
Матушка видимо ею тяготилась и отвечала ей с каким-то грустным пренебрежением;
отец изредка чуть-чуть морщил
брови.
Он быстро подошел ко мне и положил мне на плечо тяжелую руку. Я с усилием поднял голову и взглянул вверх. Лицо
отца было бледно. Складка боли, которая со смерти матери залегла у него между
бровями, не разгладилась и теперь, но глаза горели гневом. Я весь съежился. Из этих глаз, глаз
отца, глянуло на меня, как мне показалось, безумие или… ненависть.
— Прощайте, monsieur Irteneff, — сказала мне Ивина, вдруг как-то гордо кивнув головой и так же, как сын, посмотрев мне в
брови. Я поклонился еще раз и ей, и ее мужу, и опять на старого Ивина мой поклон подействовал так же, как ежели бы открыли или закрыли окошко. Студент Ивин проводил меня, однако, до двери и дорогой рассказал, что он переходит в Петербургский университет, потому что
отец его получил там место (он назвал мне какое-то очень важное место).
Отец Людмилы, красивый мужчина лет сорока, был кудряв, усат и как-то особенно победно шевелил густыми
бровями. Он был странно молчалив, — я не помню ни одного слова, сказанного им. Лаская детей, он мычал, как немой, и даже жену бил молча.
Брови же
отца протопопа совсем черны и круто заломанными латинскими S-ами сдвигаются у основания его довольно большого и довольно толстого носа.
— Пять лет, — отвечал Ханефи на вопрос Лорис-Меликова. — Я из одного аула с ним. Мой
отец убил его дядю, и они хотели убить меня, — сказал он, спокойно из-под сросшихся
бровей глядя в лицо Лорис-Меликова. — Тогда я попросил принять меня братом.
Отец, как бы не касаясь пола, доплыл до Палаги и ударился прочь от неё, чётко и громко выбивая дробь каблуками кимряцких сапог. Тогда и Палага, уперев руки в крутые бёдра, боком пошла за ним, поводя
бровями и как будто удивляясь чему-то, а в глазах её всё ещё блестели слёзы.
Она быстро взглянула на него, покраснела и убежала в горницу
отца; её торопливость понравилась Матвею; нахмурив
брови, он поднял голову и важно вышел за ворота.
Белые редкие
брови едва заметны на узкой полоске лба, от этого прозрачные и круглые рачьи глаза парня, казалось, забегали вперёд вершка на два от его лица; стоя на пороге двери, он вытягивал шею и, оскалив зубы, с мёртвою, узкой улыбкой смотрел на Палагу, а Матвей, видя его таким, думал, что если
отец скажет: «Савка, ешь печку!» — парень осторожно, на цыпочках подойдёт к печке и начнёт грызть изразцы крупными жёлтыми зубами.
Лицо его покраснело, рыжие
брови сурово сдвинулись и опустились на глаза. Но это не испугало Матвея, он ещё ближе пододвинулся к
отцу, ощущая теплоту его тела.
— Я тебя проучу, как дурью-то забираться! — закричал
отец, сурово изгибая свои
брови. — Я выколочу из тебя дурь-то: так отдую, что ты у меня на этом месте трое суток проваляешься! — заключил он, все более и более разгорячаясь.
— Вы все знаете Петрушку Филимонова, знаете, что это первый мошенник в улице… А кто скажет худо про его сына? Ну, вот вам сын — избитый лежит, может, на всю жизнь изувеченный, — а
отцу его за это ничего не будет. Я же один раз ударил Петрушку — и меня осудят… Хорошо это? По правде это будет? И так во всём — одному дана полная воля, а другой не посмей
бровью шевелить…
Сначала я подумал, что это один из ростовщиков, кредиторов Грузина, которые иногда хаживали к Орлову за мелкими получками, но когда он вошел в переднюю и распахнул шубу, я увидал густые
брови и характерно сжатые губы, которые я так хорошо изучил по фотографиям, и два ряда звезд на форменном фраке. Я узнал его: это был
отец Орлова, известный государственный человек.
Фома взглянул из-за плеча
отца и увидал: в переднем углу комнаты, облокотясь на стол, сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами; на бледном лице ее резко выделялись темные глаза, тонкие
брови и пухлые, красные губы. Сзади кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья висели в воздухе над ее золотистой головкой.
Мальчик сел рядом с
отцом и подробно рассказал ему впечатления дня. Игнат слушал, внимательно разглядывая оживленное лицо сына, и
брови большого человека задумчиво сдвигались.
Отец мой, по веселости нрава, смеясь, передал этот рассказ бабушке, но та, выслушав его, насупила
брови и отвечала...
Мигая ласковыми глазами печального сиреневого цвета, он смотрел на ребят Артамонова, каменно стоявших у двери; все они были очень разные: старший — похож на
отца, широкогрудый,
брови срослись, глаза маленькие, медвежьи, у Никиты глаза девичьи, большие и синие, как его рубаха, Алексей — кудрявый, румяный красавец, белокож, смотрит прямо и весело.
Илья приподнял
брови, но не взглянул на
отца. Дрозд начал прыгать по жёрдочкам, негромко посвистывая.
Слова молитвы, похожей на требование, вылетали из круглых ртов белым паром, замерзая инеем на
бровях и усах басов, оседая в бородах нестройно подпевавшего купечества. Особенно пронзительно, настойчиво и особенно не в лад хору пел городской голова Воропонов, сын тележника; толстый, краснощёкий, с глазами цвета перламутровых пуговиц, он получил в наследство от своего
отца вместе с имуществом и неукротимую вражду ко всем Артамоновым.
Отцы стравливали детей, как бойцовых петухов; полупьяные, они стояли плечо в плечо друг с другом, один — огромный, неуклюжий, точно куль овса, из его красных, узеньких щелей под
бровями обильно текли слёзы пьяного восторга; другой весь подобрался, точно готовясь прыгнуть, шевелил длинными руками, поглаживая бёдра свои, глаза его почти безумны. Пётр, видя, что борода
отца шевелится на скулах, соображает...
— Что там? — спросил, сдвигая
брови,
отец.
— А ты — не смей! — промолвила она, — и синие ее глаза грозно сверкнули из-под надвинутых
бровей. —
Отец свой дом разоряет. Его добро.
Страдания Байцурова, как себе можно представить, были ужасны: его дитя представлялось ему отсюда беззащитной в самой леденящей кровь обстановке: она трепеталась перед ним в тороках на крупе коня, простирая свои слабые ручонки к нему, к
отцу своему, в котором ее детская головка видела всегда идеал всякой справедливости и мощи; он слышал ее стоны, подхватываемые и раздираемые в клочки буйным осенним ветром; он видел ее брошенную в позорную постель, и возле ее бледного, заплаканного личика сверкали в глаза старику седые, щетинистые
брови багрового Плодомасова.
Рядом с нею
отец, высокий мужчина, лысый и седобородый, с большим носом, и мать — полная, круглолицая; подняла она
брови, открыла широко глаза, смотрит вперёд, шевеля пальцами, и кажется, что сейчас закричит пронзительно и страстно.
К счастью, скоро в столовую вошла Кэт в сопровождении
отца. Увидев меня, она удивленно закусила нижнюю губку, и
брови ее высоко поднялись. Нас представили. По лицу Кэт я догадался, что о нашем случайном знакомстве в саду никому не должно быть известно — Милая девушка! Конечно, я исполнил твое безмолвное приказание.
Отец мельком взглянул на него и отвернулся в сторону, Мальва и
бровью не моргнула, а Сережка дрыгнул ногой и сказал густым голосом...
Действительно, в лице
отца Якова было очень много «бабьего»: вздернутый нос, ярко-красные щеки и большие серо-голубые глаза с жидкими, едва заметными
бровями.
Нет. Этот седой величавый генерал с гордой осанкой, с сурово сдвинутыми
бровями и мрачным взглядом не мог быть мне
отцом, — только судьей.
Увидались, однако, так он хоть бы
бровью повел после долгой разлуки, хоть бы кусок черствого хлеба, хоть бы чашку чаю подал отцу-то.
Грябов снял сапоги, панталоны, сбросил с себя белье и очутился в костюме Адама.
Отцов ухватился за живот. Он покраснел и от смеха и от конфуза. Англичанка задвигала
бровями и замигала глазами… По желтому лицу ее пробежала надменная, презрительная улыбка.
Обыкновенно такие
брови придают лицу выражение твердое, энергическое и решительное, — и такое выражение было у
отца и у дочери Альтанских, но только у обоих у них оно смягчалось бесконечною добротою, которая в лице
отца дышала совершенным младенчеством.
Отец, слушая деда, крутил только свой длинный черный ус да хмурил свои тонкие
брови.
Послышался шорох легкой походки, и юная Эмма резво впорхнула в комнату. При ее входе лицо ее
отца прояснилось,
брови раздвинулись и глаза засияли добрым блеском. Так солнце, вспыхнув на небе, озаряет своим блеском черную пучину и ярко раззолачивает ее своими лучами.
Послышался шорох легкой походки, и юная Эмма резво впорхнула в комнату. При ее появлении лицо ее
отца прояснилось,
брови раздвинулись и глаза засияли добрым блеском. Так солнце, вспыхнув на небе, озаряет своим блеском черную пучину и ярко раззолачивает ее своими лучами.
Несмотря на странность вызова по такому важному случаю, в пять часов утра, в отделение молодого Сизокрылова,
отец, мать и Лукерья Павловна, в чем их застала эта весть, один без парика и галстука, другая с остатком
брови, третья в интересном беспорядке, поспешили исполнить волю дорогого жениха.
Возвращая очки
отцу, она заметила у него знак раны над
бровью.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из-под своих густых нависших
бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал
отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора
отца — подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новою, поперечною морщиной между
бровей, в штатском платье, стоял против
отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты.
— А я тебе подтверждаю, что ты ничего не видишь, — отвечал, тихо спускаясь, соскакивая с клеткой в руках со стула,
отец Туберозов. — Я тебе подтверждаю, — добавил он, подмигнув дьякону устами и
бровью, — что ты слепая курица. Помни лучше, что где одна свинья дыру роет, там другим след кладет.