Неточные совпадения
Самгин рассердился и ушел. Марины в
городе не было, она приехала через восемь дней, и Самгина неприятно удивило то, что он сосчитал дни. Когда он передал ей пакет писем и тетрадку «Размышлений», она, небрежно
бросив их на диван, сказала весьма равнодушным тоном...
Каждый из них тоже как будто обладал невидимым мешочком серой пыли, и все, подобно мальчишкам, играющим на немощеных улицах окраин
города, горстями
бросали друг в друга эту пыль.
— Вот, сорок копеек на пустяки
бросать! — заметила она. — Лучше подождем, не будет ли из
города оказии туда. Ты вели узнавать мужикам.
— Откуда вы, Обломов? Не знает Дашеньки! Весь
город без ума, как она танцует! Сегодня мы с ним в балете; он
бросит букет. Надо его ввести: он робок, еще новичок… Ах! ведь нужно ехать камелий достать…
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по
городу, ни один встречный не проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и
бросили прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
У него много хлопот, но все же он не
бросает земского места; жадность одолела, хочется поспеть и здесь и там. В Дялиже и в
городе его зовут уже просто Ионычем. «Куда это Ионыч едет?» или: «Не пригласить ли на консилиум Ионыча?»
«К тому же если ты женишься на ней, — продолжал кусочек, — то ее родня заставит тебя
бросить земскую службу и жить в
городе».
Вдруг он
бросил звонок, плюнул, повернул назад и быстро пошел опять совсем на другой, противоположный конец
города, версты за две от своей квартиры, в один крошечный, скосившийся бревенчатый домик, в котором квартировала Марья Кондратьевна, бывшая соседка Федора Павловича, приходившая к Федору Павловичу на кухню за супом и которой Смердяков пел тогда свои песни и играл на гитаре.
А пакет тут же
бросили, уже не успев рассудить, что он уликой им после них останется, потому что они вор непривычный-с и прежде никогда ничего явно не крали, ибо родовые дворяне-с, а если теперь украсть и решились, то именно как бы не украсть, а свое собственное только взять обратно пришли, так как всему
городу об этом предварительно повестили и даже похвалялись зараньше вслух пред всеми, что пойдут и собственность свою от Федора Павловича отберут.
После охоты я чувствовал усталость. За ужином я рассказывал Дерсу о России, советовал ему
бросить жизнь в тайге, полную опасности и лишений, и поселиться вместе со мной в
городе, но он по-прежнему молчал и о чем-то крепко думал.
Стряпуха умерла; сам Перфишка собирался уж
бросить дом да отправиться в
город, куда его сманивал двоюродный брат, живший подмастерьем у парикмахера, — как вдруг распространился слух, что барин возвращается!
Часто мы ходили с Ником за
город, у нас были любимые места — Воробьевы горы, поля за Драгомиловской заставой. Он приходил за мной с Зонненбергом часов в шесть или семь утра и, если я спал,
бросал в мое окно песок и маленькие камешки. Я просыпался, улыбаясь, и торопился выйти к нему.
— Тебе я не советую идти в
город, — говорил Стабровский едва бежавшему Штоффу. — Народ потерял голову… Как раз и в огонь
бросят.
— В огонь их надо было
бросить! — жалели в оставшейся у ворот толпе. — Видишь, подожгли
город, а сами бежать!
Всего больше боялся Зыков, что Оников привезет из
города барынь, а из них выищется какая-нибудь вертоголовая и полезет в шахту: тогда все дело хоть
брось. А что может быть другое на уме у Оникова, который только ест да пьет?.. И Карачунский любопытен до женского полу, только у него все шито и крыто.
И то женатые и в Чите и в Петровском заводе настроили дома, которые пришлось
бросить за бесценок, да и по
городам многие покупали и строили и потом
бросали.
Теперь я в ожидании семьи, которая повезет Аннушку к Марье Александровне. Заключу мою беседу с тобой, когда эта семья явится ко мне. Им поручу
бросить в ящик в первом
городе мой штемпелевой.
Сегодня отвечал Лебедю. Он мне пишет, что, если возвратят,
бросает якорь, как и я, в Нижнем, а если нет, то переезжает в Ялуторовск. Я ему сказал, что рад его иметь сожителем в одном
городе, но все-таки лучше, если соединимся на Волге, где теперь Аннушка моя восхищается разливом этой главной артерии нашей земли… [В письме — только буквы: «в. к. H. Н.»]
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из
города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не
бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Папенька и брат Johann приехали в
город, и мы вместе пошли
бросить Los, [жребий (нем.).] кому быть Soldat и кому не быть Soldat. Johann вытащил дурной нумеро — он должен быть Soldat, я вытащил хороший нумеро — я не должен быть Soldat. И папенька сказал: «У меня был один сын, и с тем я должен расстаться! Ich hatte einen einzigen Sohn und von diesem muss ich mich trennen!»
Не забыть мне, милостивые государи, и того, — продолжал Вихров, — как некогда блестящий и светский полковник обласкал и заступился за меня, бедного и гонимого литератора, как меня потом в целом
городе только и оприветствовали именно за то, что я был гонимый литератор, — это два брата Захаревские: один из них был прокурор и бился до последних сил с деспотом-губернатором, а другой — инженер, который давно уже
бросил мелкое поприще чиновника и даровито принялся за дело предпринимателя «…
Известная она была во всем
городе большая на фортепьянах игрица, и предобрая барыня, и тоже собою очень хорошая, и имела с моим князем дочку, но располнела, и он ее, говорили, будто за это и
бросил.
— Подлец, подлец, изверг! — и с этим в лицо мне плюнул и ребенка
бросил, а уже только эту барыньку увлекает, а она в отчаянии прежалобно вопит и, насильно влекома, за ним хотя следует, но глаза и руки сюда ко мне и к дите простирает… и вот вижу я и чувствую, как она, точно живая, пополам рвется, половина к нему, половина к дитяти… А в эту самую минуту от
города, вдруг вижу, бегит мой барин, у которого я служу, и уже в руках пистолет, и он все стреляет из того пистолета да кричит...
Но Толкаченке, отлично узнавшему происшедшее, вздумалось к вечеру
бросить возложенную на него Петром Степановичем роль при Лямшине и отлучиться из
города в уезд, то есть попросту убежать: подлинно, что потеряли рассудок, как напророчил о них о всех Эркель.
Вот уже третий
город Тверской губернии, в который
бросает нас судьба.
— Это, ребята, крещеный! — крикнули мужики и, вытащив дьякона с чертом из канавы, всунули в утор одной бочки соломинку и присадили к ней окоченелого Ахиллу, а черта
бросили на передок и поехали в
город.
Екатерина Ивановна Пыльникова, Сашина тетка и воспитательница, сразу получила два письма о Саше: от директора и от Коковкиной. Эти письма страшно встревожили ее. В осеннюю распутицу,
бросив все свои дела, поспешно выехала она из деревни в наш
город. Саша встретил тетю с радостью, — он любил ее. Тетя везла большую на него в своем сердце грозу. Но он так радостно бросился ей на шею, так расцеловал ее руки, что она не нашла в первую минуту строгого тона.
— Соткнулся я с женщиной одной — от всей жизни спасение в ней, — кончено! Нет верхового! Не послала.
Города построила новые, людями населила хорошими, завела на колокольню и
бросила сюда вот! Ушла! Стало быть, плох я ей…
В сентенции сказано было, что Пугачев ворвался в
город изменою суконщиков. Следствие доказало, что суконщики не изменили; напротив, они последние
бросили оружие и уступили превосходной силе.
— Ну, уж я б ни за что не променяла своего леса на ваш
город, — сказала Олеся, покачав головой. — Я и в Степань-то приду на базар, так мне противно сделается. Толкаются, шумят, бранятся… И такая меня тоска возьмет за лесом, — так бы
бросила все и без оглядки побежала… Бог с ним, с
городом вашим, не стала бы я там жить никогда.
Через минуту свисток паровоза, и поезд двинулся и помчался, громыхая на стрелках… Вот мы уже за
городом… поезд мчится с безумной скоростью, меня
бросает на лакированной крышке… Я снял с себя неразлучный пояс из сыромятного калмыцкого ремня и так привернул ручку двери, что никаким ключом не отопрешь.
Казань Бурлаку свой
город. Он уроженец Симбирска, был студентом Казанского университета, не кончил, поступил в пароходство, был капитаном парохода «Бурлак» — отсюда его фамилия по сцене. Настоящая фамилия его Андреев. На Волге тогда капитанов Андреевых было три, и для отличия к фамилиям прибавляли название парохода. Были Андреев-Велизарий, Андреев-Ольга и Андреев-Бурлак. Потом он
бросил капитанство и поступил на сцену.
Встретился ей извозчик порожнем, но она не наняла его: пожалуй, завезет ее за
город, ограбит и
бросит на кладбище (за чаем рассказывала прислуга: был такой случай).
Над ним вспыхнуло и растет опаловое облако, фосфорический, желтоватый туман неравномерно лег на серую сеть тесно сомкнутых зданий. Теперь
город не кажется разрушенным огнем и облитым кровью, — неровные линии крыш и стен напоминают что-то волшебное, но — недостроенное, неоконченное, как будто тот, кто затеял этот великий
город для людей, устал и спит, разочаровался и,
бросив всё, — ушел или потерял веру и — умер.
Но она не умела молчать о старике и всё уговаривала Илью забыть о нём. Лунёв сердился, уходил от неё. А когда являлся снова, она бешено кричала ему, что он её из боязни любит, что она этого не хочет и
бросит его, уедет из
города. И плакала, щипала Илью, кусала ему плечи, целовала ноги, а потом, в исступлении, сбрасывала с себя одежду и, нагая стоя перед ним, говорила...
Всклокоченный, грязный, с лицом, опухшим от пьянства и бессонных ночей, с безумными глазами, огромный и ревущий хриплым голосом, он носился по
городу из одного вертепа в другой, не считая
бросал деньги, плакал под пение заунывных песен, плясал и бил кого-нибудь, но нигде и ни в чем не находил успокоения.
— Крестного держись… у него ума в башке — на весь
город хватит! Он только храбрости лишен, а то — быть бы ему высоко. Да, — так, говорю, недолго мне жить осталось… По-настоящему, пора бы готовиться к смерти…
Бросить бы все, да поговеть, да заботиться, чтоб люди меня добром вспомянули…
Отрадина. Как же ты ребенка
бросила? Зачем ты в
городе?
Она довольно побилась со своим мужем, определяя и перемещая его с места на место, и, наконец, произведя на свет Викториночку,
бросила супруга в его хуторном тетеречнике и перевезла весь свой приплод в ближайший губернский
город, где в то святое и приснопамятное время содержал винный откуп человек, известный некогда своим богатством, а ныне — позором и бесславием своих детей.
Подпоручик Иванов вышел в отставку и с Кавказа, где квартировал его полк, приехал в один из
городов средней России. Еще будучи юнкером, он получал от своей единственной родственницы, старушки тетки, жившей в этом
городе, небольшие суммы денег и теперь,
бросив службу «по служебным недоразумениям», приехал к тетке, чтобы пока, до новой должности, пережить трудное время. Дорогой Иванов скромно мечтал о какой-нибудь должности на железной дороге или в конторе, о чистенькой комнатке, о женитьбе.
В
городе его звали Редькой и говорили, что это его настоящая фамилия. Он любил театр так же, как я, и едва до него доходили слухи, что у нас затевается спектакль, как он
бросал все свои работы и шел к Ажогиным писать декорации.
Следовательно, мне и хозяйничать нечего, а надлежит все
бросить и как можно скорее ехать в столичный
город Петербург и там наслаждаться пением девицы Филиппа, проглатыванием у Елисеева устриц и истреблением шампанских вин у Дюссо до тех пор, пока глаза не сделаются налитыми и вполне круглыми.
Но когда дело дошло до человеческих трупов, то я решительно
бросил анатомию, потому что боялся мертвецов, но не так думали мои товарищи, горячо хлопотавшие по всему
городу об отыскании трупа, и когда он нашелся и был принесен в анатомическую залу, — они встретили его с радостным торжеством; на некоторых из них я долго потом не мог смотреть без отвращения.
Если бы этот Данила в самом деле любил людей, то он оттащил бы прокаженного подальше от
города и
бросил его в ров, а сам пошел бы служить здоровым.
Правительство примет самые жестокие меры к тому, чтобы не допустить смоленской истории, в результате которой благодаря смятению, вызванному неожиданным нападением гремучих змей, появившихся в количестве нескольких тысяч,
город загорелся во всех местах, где
бросили горящие печи и начали безнадежный повальный исход.
Оставь,
брось этот страшный
город!
«Ну да если бы муж вернулся, я бы
бросил», думал Евгений. Но муж жил в
городе, и отношения пока продолжались. «Когда надо будет, оборву, и ничего не останется», думал он.
— Наша, — согласно кричали кожевники, тоже не трезвые, и, встречая ткачей, врагов своих, затевали с ними драки, ударили палкой доктора Яковлева,
бросили в Оку старика аптекаря; Житейкин долго гонялся по
городу за сыном его, дважды разрядил вслед ему ружьё, но — не попал, а только поранил дробью спину портного Брускова.
Но, кроме того, в самый день апраксинского пожара Бенни был свидетелем ужасного события: он видел, как, по слуху, распространившемуся в народе, что
город жгут студенты, толпа рассвирепевших людей схватила студента Чернявского (впоследствии один из секретарей правительствующего сената) и потащила его, с тем, чтобы
бросить в огонь, где г-н Чернявский, конечно, и погиб бы, если бы ему не спас жизнь подоспевший на этот случай патруль (происшествие это в подробности описано в первом томе моих рассказов).
Я тоже хватал мешки, тащил,
бросал, снова бежал и хватал, и казалось мне, что и сам я и все вокруг завертелось в бурной пляске, что эти люди могут так страшно и весело работать без устатка, не щадя себя, — месяца, года, что они могут, ухватясь за колокольни и минареты
города, стащить его с места куда захотят.