Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой
отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили.
Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное!
Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет
у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
—
Отец мой несчастливо в карты играл, и когда,
бывало, проиграется, приказывает маме разбавлять молоко водой, —
у нас было две коровы. Мама продавала молоко, она была честная, ее все любили, верили ей. Если б ты знал, как она мучилась, плакала, когда ей приходилось молоко разбавлять. Ну, вот, и мне тоже стыдно, когда я плохо пою, — понял?
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился в гимназии, при переходе в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев в тюрьме,
отец его в это время помер, Кумов прожил некоторое время в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из дома мачехой, пошел бродить по России,
побывал на Урале, на Кавказе, жил
у духоборов, хотел переселиться с ними в Канаду, но на острове Крите заболел, и его возвратили в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
— Так… бездельник, — сказала она полулежа на тахте, подняв руки и оправляя пышные волосы. Самгин отметил, что грудь
у нее высокая. — Живет восторгами. Сын очень богатого
отца, который что-то продает за границу. Дядя
у него — член Думы. Они оба с Пыльниковым восторгами живут. Пыльников недавно привез из провинции жену, косую на правый глаз, и 25 тысяч приданого. Вы
бываете в Думе?
— Ты мне рисуешь одно и то же, что
бывало у дедов и
отцов.
— А мне с кухарками и кучерами
бывало весело, а с нашими господами и дамами скучно, — рассказывала она. — Потом, когда я стала понимать, я увидала, что наша жизнь совсем дурная. Матери
у меня не было,
отца я не любила и девятнадцати лет я с товаркой ушла из дома и поступила работницей на фабрику.
Весной, пока Виктор Васильич жил на поруках
у отца, Веревкин
бывал в старом бахаревском доме почти каждый день.
Отец трепетал над ним, перестал даже совсем пить, почти обезумел от страха, что умрет его мальчик, и часто, особенно после того, как проведет,
бывало, его по комнате под руку и уложит опять в постельку, — вдруг выбегал в сени, в темный угол и, прислонившись лбом к стене, начинал рыдать каким-то заливчатым, сотрясающимся плачем, давя свой голос, чтобы рыданий его не было слышно
у Илюшечки.
— Городские мы,
отец, городские, по крестьянству мы, а городские, в городу проживаем. Тебя повидать,
отец, прибыла. Слышали о тебе, батюшка, слышали. Сыночка младенчика схоронила, пошла молить Бога. В трех монастырях
побывала, да указали мне: «Зайди, Настасьюшка, и сюда, к вам то есть, голубчик, к вам». Пришла, вчера
у стояния была, а сегодня и к вам.
Лопуховы
бывают в гостях не так часто, почти только
у Мерцаловых, да
у матери и
отца Мерцаловой;
у этих добрых простых стариков есть множество сыновей, занимающих порядочные должности по всевозможным ведомствам, и потому в доме стариков, живущих с некоторым изобилием, Вера Павловна видит многоразличное и разнокалиберное общество.
— Верочка, одевайся, да получше. Я тебе приготовила суприз — поедем в оперу, я во втором ярусе взяла билет, где все генеральши
бывают. Все для тебя, дурочка. Последних денег не жалею.
У отца-то, от расходов на тебя, уж все животы подвело. В один пансион мадаме сколько переплатили, а фортопьянщику-то сколько! Ты этого ничего не чувствуешь, неблагодарная, нет, видно, души-то в тебе, бесчувственная ты этакая!
И вот я, двадцатилетний малый, очутился с тринадцатилетней девочкой на руках! В первые дни после смерти
отца, при одном звуке моего голоса, ее била лихорадка, ласки мои повергали ее в тоску, и только понемногу, исподволь, привыкла она ко мне. Правда, потом, когда она убедилась, что я точно признаю ее за сестру и полюбил ее, как сестру, она страстно ко мне привязалась:
у ней ни одно чувство не
бывает вполовину.
Вологодский военный губернатор Болговский был тогда в Петербурге, очень короткий знакомый моего
отца, он довольно любил меня; и я
бывал у него иногда.
Старые сослуживцы моего
отца по Измайловскому полку, теперь участники, покрытые славой едва кончившейся кровавой борьбы, часто
бывали у нас.
По зимам охотники съезжались в Москву на собачью выставку отовсюду и уже обязательно
бывали на Трубе. Это место встреч провинциалов с москвичами. С рынка они шли в «Эрмитаж» обедать и заканчивать день или, вернее сказать, ночь
у «Яра» с цыганскими хорами, «по примеру своих
отцов».
Широко и весело зажила Вера Ивановна на Пречистенке, в лучшем из своих барских особняков, перешедших к ней по наследству от
отца.
У нее стали
бывать и золотая молодежь, и модные бонвиваны — львы столицы, и дельные люди, вплоть до крупных судейских чинов и адвокатов. Большие коммерческие дела после
отца Вера Ивановна вела почти что лично.
Объяснение
отца относительно молитвы загорелось во мне неожиданной надеждой. Если это верно, то ведь дело устраивается просто: стоит только с верой, с настоящей верой попросить
у бога пару крыльев… Не таких жалких какие брат состряпал из бумаги и дранок. А настоящих с перьями, какие
бывают у птиц и ангелов. И я полечу!
Рыхлинский был дальний родственник моей матери,
бывал у нас, играл с
отцом в шахматы и всегда очень ласково обходился со мною. Но тут он молчаливо взял линейку, велел мне протянуть руку ладонью кверху, и… через секунду на моей ладони остался красный след от удара… В детстве я был нервен и слезлив, но от физической боли плакал редко; не заплакал и этот раз и даже не без гордости подумал: вот уже меня, как настоящих пансионеров, ударили и «в лапу»…
И вот в связи с этим мне вспоминается очень определенное и яркое настроение. Я стою на дворе без дела и без цели. В руках
у меня ничего нет. Я без шапки. Стоять на солнце несколько неприятно… Но я совершенно поглощен мыслью. Я думаю, что когда стану большим, сделаюсь ученым или доктором,
побываю в столицах, то все же никогда, никогда не перестану верить в то, во что так хорошо верит мой
отец, моя мать и я сам.
По ночам, особенно когда
отец уезжал по службе,
у нас
бывали тревоги.
Отец сам рассказал нам, смеясь, эту историю и прибавил, что верят этому только дураки, так как это просто старая сказка; но простой, темный народ верил, и кое — где уже полиция разгоняла толпы, собиравшиеся по слухам, что к ним ведут «рогатого попа». На кухне
у нас следили за поповским маршрутом: передавали совершенно точно, что поп
побывал уже в Петербурге, в Москве, в Киеве, даже в Бердичеве и что теперь его ведут к нам…
— Пошел вон! — сказал
отец. Крыжановский поцеловал
у матери руку, сказал: «святая женщина», и радостно скрылся. Мы поняли как-то сразу, что все кончено, и Крыжановский останется на службе. Действительно, на следующей день он опять, как ни в чем не
бывало, работал в архиве. Огонек из решетчатого оконца светил на двор до поздней ночи.
Отца Симон принял довольно сухо. Прежнего страха точно и не
бывало. Михей Зотыч только жевал губами и не спрашивал, где невестка. Наталья Осиповна видела в окно, как подъехал старик, и нарочно не выходила. Не велико кушанье, — подождет. Михей Зотыч сейчас же сообразил, что Симон находится в полном рабстве
у старой жены, и захотел ее проучить.
Теперь он его узнал, — старик
бывал еще
у отца на заводах, куда приезжал откуда-то из скитов.
—
Отец, да прости ты ей Христа ради, прости! И не эдакие сани подламываются. Али
у господ,
у купцов не
бывает этого? Женщина — гляди какая! Ну, прости, ведь никто не праведен…
— Настасья-то Филипповна? Да она никогда и не живала
у Большого театра, а
отец никогда и не
бывал у Настасьи Филипповны, если хотите знать; странно, что вы от него чего-нибудь ожидали. Она живет близ Владимирской,
у Пяти Углов, это гораздо ближе отсюда. Вам сейчас? Теперь половина десятого. Извольте, я вас доведу.
— О, еще бы! — тотчас же ответил князь, — князей Мышкиных теперь и совсем нет, кроме меня; мне кажется, я последний. А что касается до
отцов и дедов, то они
у нас и однодворцами
бывали.
Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже из княжон Мышкиных, тоже последняя в своем роде…
Нюрочка даже покраснела от этой бабьей болтовни. Она хорошо поняла, о ком говорила Домнушка. И о Васе Груздеве она слышала,
бывая у Парасковьи Ивановны. Старушка заметно ревновала ее и при случае, стороной, рассказывала о Васе ужасные вещи. Совсем мальчишка, а уж водку сосет. Отец-то на старости лет совсем сбесился, — ну, и сынок за ним. Видно, яблоко недалеко от яблони падает. Вася как-то забрался к Палачу, да вместе целых два дня и пьянствовали. Хорош молодец, нечего сказать!
— А такой… Не нами это заведено, не нами и кончится. Все живет девушка, ничего не знает, а тут и свои крылышки отрастут. Не век вековать с отцом-то… Был
у меня и женишок для вас на примете, да только не стоит он красоты вашей. Балуется очень… По крышам вместе,
бывало, лазили ребячьим делом.
Отец с матерью старались растолковать мне, что совершенно добрых людей мало на свете, что парашинские старики, которых
отец мой знает давно, люди честные и правдивые, сказали ему, что Мироныч начальник умный и распорядительный, заботливый о господском и о крестьянском деле; они говорили, что, конечно, он потакает и потворствует своей родне и богатым мужикам, которые находятся в милости
у главного управителя, Михайлы Максимыча, но что как же быть? свой своему поневоле друг, и что нельзя не уважить Михайле Максимычу; что Мироныч хотя гуляет, но на работах всегда
бывает в трезвом виде и не дерется без толку; что он не поживился ни одной копейкой, ни господской, ни крестьянской, а наживает большие деньги от дегтя и кожевенных заводов, потому что он в части
у хозяев, то есть
у богатых парашинских мужиков, промышляющих в башкирских лесах сидкою дегтя и покупкою
у башкирцев кож разного мелкого и крупного скота; что хотя хозяевам маленько и обидно, ну, да они богаты и получают большие барыши.
Мне хорошо известны и памятны только те, которые
бывали у нас почти ежедневно и которые, как видно, очень любили моего
отца и мать и нас с сестрицей.
Я отправился прямо к Алеше. Он жил
у отца в Малой Морской.
У князя была довольно большая квартира, несмотря на то что он жил один. Алеша занимал в этой квартире две прекрасные комнаты. Я очень редко
бывал у него, до этого раза всего, кажется, однажды. Он же заходил ко мне чаще, особенно сначала, в первое время его связи с Наташей.
— Да, сударь, всякому люду к нам теперь ходит множество. Ко мне —
отцы, народ деловой, а к Марье Потапьевне — сынки наведываются. Да ведь и то сказать: с молодыми-то молодой поваднее, нечем со стариками. Смеху
у них там… ну, а иной и глаза таращит — бабенке-то и лестно, будто как по ней калегвардское сердце сохнет! Народ военный, свежий, саблями побрякивает — а время-то, между тем, идет да идет.
Бывают и штатские, да всё такие же румяные да пшеничные — заодно я их всех «калегвардами» прозвал.
Отец мой каждый день выезжал верхом;
у него была славная рыже-чалая английская лошадь, с длинной тонкой шеей и длинными ногами, неутомимая и злая. Ее звали Электрик. Кроме
отца, на ней никто ездить не мог. Однажды он пришел ко мне в добром расположении духа, чего с ним давно не
бывало; он собирался выехать и уже надел шпоры. Я стал просить его взять меня с собою.
Матушка
у меня вскоре померла, а
отец не то чтобы мне помочь, а еще
у меня норовит,
бывало, денег выманить.
Пробовали мы его в свою компанию залучить, однако пользы не оказалось никакой; первое дело, что
отец отпускал ему самую малую сумму, всего тысяч десять на серебро в год, и, следовательно, денег
у него в наличности не
бывало; второе дело, что хотя он заемные письма и с охотою давал, но уплаты по ним приходилось ждать до смерти
отца, а это в нашем быту не расчет; третье дело, чести в нем совсем не было никакой: другой, если ткнуть ему кулаком в рожу или назвать при всех подлецом, так из кожи вылезет, чтобы достать деньги и заплатить, а этот ничего, только смеется.
Живу, как статуй бесчувственный, и больше ничего; а иногда думаю, что вот же, мол,
у нас дома в церкви этот самый
отец Илья, который все газетной бумажки просит,
бывало, на служении молится «о плавающих и путешествующих, страждущих и плененных», а я,
бывало, когда это слушаю, все думаю: зачем? разве теперь есть война, чтобы о пленных молиться?
Все это я, разумеется, за своим астрономом знал и всегда помогал
отцу: своих подседельную и подручную,
бывало, на левом локте поводами держу и так их ставлю, что они хвостами дышловым в самую морду приходятся, а дышло
у них промежду крупов, а
у самого
у меня кнут всегда наготове,
у астронома перед глазами, и чуть вижу, что он уже очень в небо полез, я его по храпе, и он сейчас морду спустит, и отлично съедем.
—
У нас, господа, всякому гостю честь и место, и моя дочь родной
отцов цыганский обычай знает; а обижаться вам нечего, потому что вы еще пока не знаете, как иной простой человек красоту и талант оценить может. На это разные примеры
бывают.
— Батюшка, — молила она, — не пусти по миру! Мало ли что
у мужа с женой
бывает — не все в согласии живут.
У нас с ним эти побоища нередко
бывали — все сходило… Помилуй,
отец мой!
— Все это вздор! Вы суеверны? Я — нисколько. А чему быть, того не миновать. Monsieur Gaston жил
у нас в доме, над моей головой.
Бывало, я проснусь ночью и слышу его шаги — он очень поздно ложился — и сердце замирает от благоговения… или от другого чувства. Мой
отец сам едва разумел грамоте, но воспитание нам дал хорошее. Знаете ли, что я по-латыни понимаю?
В одно утро, не сказав никому ни слова, она отправилась пешком к
отцу Василию, который, конечно, и перед тем после постигшего Марфиных горя
бывал у них почти ежедневно; но на этот раз Сусанна Николаевна, рассказав откровенно все, что происходит с ее мужем, умоляла его прийти к ним уже прямо для поучения и подкрепления Егора Егорыча.
Приятель мой Милорадович некогда передавал мне, что когда он стал
бывать у Екатерины Филипповны, то старику-отцу его это очень не понравилось, и он прислал сыну строгое письмо с такого рода укором, что бог знает,
у кого ты и где
бываешь…
Видишь ли, боярин, я один сын
у отца у матери, брата
у меня никогда не
бывало.
— С ним это
бывает, — проговорил, слабо вторя веселому смеху лекаря,
отец Захария. — Он
у нас,
бывает, иногда нечто соплетет; но только он это все без всякой цели; да-с, он без цели.
— Служил, батушка,
отец протоиерей, по разумению своему служил. В Москву и в Питер покойница езжали, никогда горничных с собою не брали. Терпеть женской прислуги в дороге не могли. Изволят,
бывало, говорить: «Все эти Милитрисы Кирбитьевны квохчут, да в гостиницах по коридорам расхаживают, да знакомятся, а Николаша, говорят,
у меня как заяц в угле сидит». Они ведь меня за мужчину вовсе не почитали, а все: заяц.
— Ты, чай, знаешь, — говорил он низким, сипловатым тенорком, —
отец у нас был хороший, кроткий человек, только — неделовой и пьющий; хозяйство и торговля
у матери в руках, и он сам при нас,
бывало, говаривал: «Устя, ты дому начало!» А мать была женщина рослая, суровая, характерная: она нас и секла, и ласкала, и сказки сказывала.
«Этот союз ценился
у них так, что,
бывало,
отец готовился мстить собственным сыновьям, исполняя завет кровавого мщения за убийство названного брата».
— А я тебе вот что скажу,
отец Крискент… Все
у нас было ладно, а ты заводишь смуту и свары… Для брагинского-то золота ты всех нас разгонишь из новой церкви… Да! А помнишь, что апостол-то сказал: «Вся же благообразна и по чину вам да
бывают». Значит, ежели есть староста и кандидат в старосты, так нечего свои-то узоры придумывать. Так и знай,
отец Крискент.
— Вот я это-то и думаю, Марфа Петровна: ведь
у Михалки с Архипом и денег сроду своих не
бывало,
отец их не потачит деньгами-то. А что приисковые-то расчеты, так ведь сам
отец их подсчитывает, через его руки всякая копеечка проходит.