Неточные совпадения
— А, и вы тут, — сказала она, увидав его. — Ну, что
ваша бедная
сестра? Вы не смотрите на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились на нее, все те, которые хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу, что она сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому, что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала к ней и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою любовь. Ну, расскажите же мне про нее.
— Я намерен был, я хотел поговорить о
сестре и о
вашем положении взаимном, — сказал Степан Аркадьич, всё еще борясь с непривычною застенчивостью.
Ну уж мне, старухе, давно бы пора сложить старые кости на покой; а то вот до чего довелось дожить: старого барина —
вашего дедушку, вечная память, князя Николая Михайловича, двух братьев,
сестру Аннушку, всех схоронила, и все моложе меня были, мой батюшка, а вот теперь, видно, за грехи мои, и ее пришлось пережить.
— Стало быть, вы решились бы и ввести ее в общество
вашей матери и
сестры?
— Из всех
ваших полупьяных рассказов, — резко отрезал Раскольников, — я заключил положительно, что вы не только не оставили
ваших подлейших замыслов на мою
сестру, но даже более чем когда-нибудь ими заняты. Мне известно, что сегодня утром
сестра моя получила какое-то письмо. Вам все время не сиделось на месте… Вы, положим, могли откопать по дороге какую-нибудь жену; но это ничего не значит. Я желаю удостовериться лично…
— Это меня удивляет, — начала она, — никогда
сестра так не была расположена к вам, как именно теперь; гораздо больше, чем в первый
ваш приезд.
— Да вы не от меня прячетесь, а от кого-нибудь другого. Признайтесь, вы ищете
вашу красавицу
сестру? Нехорошо, нечестно: проиграли пари и не платите…
— Вы дивитесь, что на
вашу бедную
сестру брызнула капля деревенской мудрости! Вам бы хотелось видеть дурочку на моем месте — да? Вам досадно!..
— Не ласкайте, бабушка… бросьте меня… не стою я… отдайте
вашу любовь и ласки
сестре…
— А иногда приходит и сознательно, — заметил Райский, — путем доверенности, уважения, дружбы. Я бы хотел начать с этого и окончить первым. Так что же надо сделать, чтоб заслужить
ваше внимание, милая
сестра?
— Послушайте-с, голубчик мой, послушайте-с, ведь если я и приму, то ведь не буду же я подлецом? В глазах-то
ваших, Алексей Федорович, ведь не буду, не буду подлецом? Нет-с, Алексей Федорович, вы выслушайте, выслушайте-с, — торопился он, поминутно дотрогиваясь до Алеши обеими руками, — вы вот уговариваете меня принять тем, что «
сестра» посылает, а внутри-то, про себя-то — не восчувствуете ко мне презрения, если я приму-с, а?
«Татьяна Борисовна, — заговорила умоляющим голосом гостья, — извините мою смелость; я
сестра вашего приятеля, Алексея Николаевича К***, и столько наслышалась от него об вас, что решилась познакомиться с вами».
— И мы не ожидали, — перебил он меня, — что ж? тем лучше. Позвольте рекомендоваться: меня зовут Гагиным, а вот это моя… — он запнулся на мгновенье, — моя
сестра. А
ваше имя позвольте узнать?
— Дома, все, мать,
сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий
ваш Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день; а на другой день Александра и папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.
— Я желаю только сообщить, с доказательствами, для сведения всех заинтересованных в деле, что
ваша матушка, господин Бурдовский, потому единственно пользовалась расположением и заботливостью о ней Павлищева, что была родною
сестрой той дворовой девушки, в которую Николай Андреевич Павлищев был влюблен в самой первой своей молодости, но до того, что непременно бы женился на ней, если б она не умерла скоропостижно.
Тотчас не благодарил вас за доброе
ваше дружеское участие, ожидая от
сестры ответа на мое намерение перебраться к вам как будто восвояси.
Вероятно, моя Annette давно, именем моим, поздравила вас с женитьбой Воли; я искренно пожелал счастья
вашему сыну, узнавши об его намерении из письма
сестры.
Менделеев вразумлен. Он часто пишет с Колывани к своей
сестре. Доволен своим местом и понимает, что сам (независимо от
вашего покровительства) должен устраивать свою службу.
Трудно и почти невозможно (по крайней мере я не берусь) дать вам отчет на сем листке во всем том, что происходило со мной со времени нашей разлуки — о 14-м числе надобно бы много говорить, но теперь не место, не время, и потому я хочу только, чтобы дошел до вас листок, который, верно, вы увидите с удовольствием; он скажет вам, как я признателен вам за участие, которое вы оказывали бедным
сестрам моим после моего несчастия, — всякая весть о посещениях
ваших к ним была мне в заключение истинным утешением и новым доказательством дружбы
вашей, в которой я, впрочем, столько уже уверен, сколько в собственной нескончаемой привязанности моей к вам.
— Гм! Вы это говорите так, что, кто не знает Лизаветы Егоровны, может, по тону
вашего разговора, подумать, что
сестра вашей жены живет бог знает в каком доме.
— Извините меня, я не люблю разговаривать стоя, — произнес Розанов и, севши с нарочитою бесцеремонностью, начал: — Само собою разумеется, и вам, и
вашей супруге известно, что здесь, в Петербурге, живет ее
сестра, а
ваша свояченица Лизавета Егоровна Бахарева.
— Вот — сказал он, протягивая руки то по направлению к гостям, то к Любке, — вот, товарищи, познакомьтесь. Вы, Люба, увидите в них настоящих друзей, которые помогут вам на
вашем светлом пути, а вы, — товарищи Лиза, Надя, Саша и Рахиль, — вы отнеситесь как старшие
сестры к человеку, который только что выбился из того ужасного мрака, в который ставит современную женщину социальный строй.
Нет, я очень хорошо знаю, что
сестры ваши, кроме Аксиньи Степановны, меня не любили, клеветали на меня покойнику батюшке и желали сделать мне всякое зло.
— Нет, и вы в глубине души
вашей так же смотрите, — возразил ему Неведомов. — Скажите мне по совести: неужели вам не было бы тяжело и мучительно видеть супругу,
сестру, мать, словом, всех близких вам женщин — нецеломудренными? Я убежден, что вы с гораздо большею снисходительностью простили бы им, что они дурны собой, недалеки умом, необразованны. Шекспир прекрасно выразил в «Гамлете», что для человека одно из самых ужасных мучений — это подозревать, например, что мать небезупречна…
—
Ваше превосходительство, у меня
сестра там, единственная моя родная, умирает и желает со мной повидаться, — проговорил Вихров, думая разжалобить начальника губернии.
— Времена,
ваше превосходительство, все одни и те же… Я, конечно что, как мать, не хотела было и говорить вам: он при мне, при
сестрах своих кричит, что бога нет!
— Будемте друзьями — вот как! — Зинаида дала мне понюхать розу. — Послушайте, ведь я гораздо старше вас — я могла бы быть
вашей тетушкой, право; ну, не тетушкой, старшей
сестрой. А вы…
„Куда, говорит,
сестру девала?“ Замучил старуху совсем, так что она, и умирая, позвала его да и говорит: „Спасибо тебе,
ваше благородие, что меня, старуху, не покинул, венца мученического не лишил“. А он только смеется да говорит: „Жаль, Домна Ивановна, что умираешь, а теперь бы деньги надобны! да куда же ты, старая, сестру-то девала?“
— Конечно, да, — подхватил Калинович, — и, может быть, в Варшаве или даже подальше там у вас живут отец и мать, брат и
сестра, которые оплакивают
вашу участь, если только знают о
вашем существовании.
— Ну что, как вам? — спросила
сестра, своими тоненькими, нежными пальцами, на одном из которых, Володя заметил, было золотое колечко, поднимая его немного плешивую голову и поправляя подушку. — Вот
ваши товарищи пришли вас проведать.
— Разве вы не вспоминаете иногда о
вашей матушке… о ее любви к вам… ласках?.. Неужели вам не приходило в голову, что, может быть, кто-нибудь и здесь любит вас, если не так, как она, то, по крайней мере, как
сестра или, еще больше, как друг?
— За такую благородную откровенность отплачу вам тем же: не хочу я быть
вашею сердобольною
сестрой.
— Да, я имею несчастие состоять родственником этого человека. Я муж его
сестры, урожденной Лебядкиной, вот уже скоро пять лет. Будьте уверены, что я передам ему
ваши требования в самом скорейшем времени, и отвечаю, что более он не будет вас беспокоить.
О, сударыня, богаты чертоги
ваши, но бедны они у Марии Неизвестной,
сестры моей, урожденной Лебядкиной, но которую назовем пока Марией Неизвестной, пока, сударыня, только пока,ибо навечно не допустит сам бог!
— То есть не по-братски, а единственно в том смысле, что я брат моей
сестре, сударыня, и поверьте, сударыня, — зачастил он, опять побагровев, — что я не так необразован, как могу показаться с первого взгляда в
вашей гостиной. Мы с
сестрой ничто, сударыня, сравнительно с пышностию, которую здесь замечаем. Имея к тому же клеветников. Но до репутации Лебядкин горд, сударыня, и… и… я приехал отблагодарить… Вот деньги, сударыня!
— Однако я вас не задерживаю, поспешите к сестрице
вашей! — заключила она и, уйдя, послала к Музе Николаевне горничную, с помощью которой та очень скоро переоделась и прошла к
сестре, сидевшей в прежде бывшей спальне Егора Егорыча и ныне составлявшей постоянное местопребывание Сусанны Николаевны.
— Но зачем это, для чего? — проговорил каким-то трепетным голосом Углаков, слышавший совещание
сестер. — У меня моя лошадь здесь со мною… Позвольте мне довезти вас до
вашего дома… Надеюсь, что в этом ничего не будет неприличного?
— Я женат единственно по своей глупости и по хитрости женской, — сказал он с ударением. — Я, как вам докладывал, едва не умер, и меня бы, вероятно, отправили в госпиталь; но тут явилась на помощь мне одна благодетельная особа, в доме которой жила
ваша матушка. Особа эта начала ходить за мной, я не говорю уж, как
сестра или мать, но как сиделка, как служанка самая усердная. Согласитесь, что я должен был оценить это.
— Дайте его мне!.. Я тоже еду в Москву… Хотите, и вы поедемте со мной?.. Я вас и
сестру вашу свезу в Москву.
— Да как убили опричники матушку да батюшку,
сестер да братьев, скучно стало одному на свете; думаю себе: пойду к добрым людям; они меня накормят, напоят, будут мне братьями да отцами! Встретил в кружале вот этого молодца, догадался, что он
ваш, да и попросил взять с собою.
— Все равно: кто ушел с улицы, тоже будто помер. Только подружишься, привыкнешь, а товарища либо в работу отдадут, либо умрет. Тут на
вашем дворе, у Чеснокова, новые живут — Евсеенки; парнишка — Нюшка, ничего, ловкий! Две
сестры у него; одна еще маленькая, а другая хромая, с костылем ходит, красивая.
— Я уже сказала вам… А затем моя
сестра надеется исправить
вашего друга. Я подозреваю, что эта миссия именно и увлекает ее. Что делать, мы, женщины, все страдаем неизлечимой доверчивостью. Многое она приписывает
вашему дурному влиянию.
— Агафон Павлыч
ваш друг? Моя бедная
сестра имела несчастье его полюбить, а в этом состоянии женщина делается эгоисткой до жестокости. Я знаю историю этой несчастной Любочки и, представьте себе, жалею ее от души… Да, жалею, вернее сказать — жалела. Но сейчас мне ее нисколько не жаль… Может быть, я несправедлива, может быть, я ошибаюсь, но… но… Одним словом, что она может сделать, если он ее не любит, то есть Любочку?
— А ведь он совсем порядочный,
ваш Пепко, — удивлялась Аграфена Петровна, перечитывая мне вслух письма
сестры. — Кто бы мог ожидать… Анюта совершенно счастлива. Глупая она, хоть и образованная. Нашла в кого влюбиться… Удивляюсь я этим образованным девицам, как они ничего не понимают.
— Ну, вот и прекрасно! Пусть они себе там и сидят. Скажи: постояльца рекомендую знакомого. Это необходимо, — добавил он мне шепотом и тотчас же снова начал вслух: — Вот видите, налево, этот коридор? там у
сестры три комнаты; в двух она живет, а третья там у нее образная; а это вот прямо дверь — тут кабинет зятев был; вот там в нее и ход; а это и есть
ваша комната. Глядите, — заключил он, распахивая передо мной довольно высокие белые двери в комнату, которую действительно можно было назвать прекрасною.
— Приношу вам пятьсот извинений, что я вас принимаю за туалетом: я спешу сегодня в наряд, — заговорил купидон, — и у меня есть несколько минут на все сборы; но эти минуты все к
вашим услугам. Мне сказали, что вы хотите занять комнату у
сестры Маши? Это прекрасная комната, вы будете ею очень довольны.
Двоеточие. Меньше суток осталось. Н-да! Вот бы еще
сестру вашу сманить. Нечего ей тут делать…
Влас. Подожди,
сестра, — это я скажу… я знаю: вы — ряженые! Пока я жив, я буду всегда срывать с вас лохмотья, которыми вы прикрываете
вашу ложь…
вашу пошлость… нищету
ваших чувств и разврат мысли!
— А я отлично проспал всю ночь, — сказал Лаптев, не глядя на нее, — но это не значит, что мне хорошо. Жизнь моя разбита, я глубоко несчастлив, и после вчерашнего
вашего отказа я хожу точно отравленный. Самое тяжелое было сказано вчера, сегодня с вами я уже не чувствую стеснения и могу говорить прямо. Я люблю вас больше, чем
сестру, больше, чем покойную мать… Без
сестры и без матери я мог жить и жил, но жить без вас — для меня это бессмыслица, я не могу…