Неточные совпадения
Его не рассердили ни вид крестьянской
лошади и стригуна, топтавших его зеленя (он
велел согнать их встретившемуся мужику), ни насмешливый и глупый ответ мужика Ипата, которого он встретил и спросил: «Что, Ипат, скоро сеять?» — «Надо прежде вспахать, Константин Дмитрич», отвечал Ипат.
— Я хотел… — Он замолчал было, но вдруг, вспомнив Кити и всё, что было, решительно глядя ему в глаза, сказал: — я
велел вам закладывать
лошадей.
Был уже шестой час и потому, чтобы поспеть во-время и вместе с тем не ехать на своих
лошадях, которых все знали, Вронский сел в извозчичью карету Яшвина и
велел ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета была просторна. Он сел в угол, вытянул ноги на переднее место и задумался.
Он подошел к своему кучеру, задремавшему на козлах в косой уже тени густой липы, полюбовался переливающимися столбами толкачиков-мошек, вившихся над плотными
лошадьми и, разбудив кучера, вскочил в коляску и
велел ехать к Брянскому.
Когда Василий подошел, Левин
велел ему отвесть
лошадь на рубеж.
Воз был увязан. Иван спрыгнул и
повел за повод добрую, сытую
лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять с начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Она
велела заложить других
лошадей и занялась укладкой в дорожную сумку необходимых на несколько дней вещей.
После чая он вышел в переднюю
велеть подавать
лошадей и, когда вернулся, застал Дарыо Александровну взволнованную, с расстроенным лицом и слезами на глазах.
— Так вы думаете, что может быть благополучно? Господи, помилуй и помоги! — проговорил Левин, увидав свою выезжавшую из ворот
лошадь. Вскочив в сани рядом с Кузьмой, он
велел ехать к доктору.
— Вот и Крестовая! — сказал мне штабс-капитан, когда мы съехали в Чертову долину, указывая на холм, покрытый пеленою снега; на его вершине чернелся каменный крест, и мимо его
вела едва-едва заметная дорога, по которой проезжают только тогда, когда боковая завалена снегом; наши извозчики объявили, что обвалов еще не было, и, сберегая
лошадей, повезли нас кругом.
Раз утром он
велел оседлать
лошадь, оделся по-черкесски, вооружился и вошел к ней.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда
лошади выбивались из сил; казалось, дорога
вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Я
велел положить чемодан свой в тележку, заменить быков
лошадьми и в последний раз оглянулся на долину; но густой туман, нахлынувший волнами из ущелий, покрывал ее совершенно, ни единый звук не долетал уже оттуда до нашего слуха.
Около обеда я
велел нарочно провести мимо ее окон мою черкесскую
лошадь, покрытую этим ковром.
У князя в сакле собралось уже множество народа. У азиатов, знаете, обычай всех встречных и поперечных приглашать на свадьбу. Нас приняли со всеми почестями и
повели в кунацкую. Я, однако ж, не позабыл подметить, где поставили наших
лошадей, знаете, для непредвидимого случая.
Велев седлать
лошадей, я оделся и сбежал к купальне. Погружаясь в холодный кипяток нарзана, я чувствовал, как телесные и душевные силы мои возвращались. Я вышел из ванны свеж и бодр, как будто собирался на бал. После этого говорите, что душа не зависит от тела!..
Здесь Чичиков, не дожидаясь, что будет отвечать на это Ноздрев, скорее за шапку да по-за спиною капитана-исправника выскользнул на крыльцо, сел в бричку и
велел Селифану погонять
лошадей во весь дух.
Он поскорей звонит. Вбегает
К нему слуга француз Гильо,
Халат и туфли предлагает
И подает ему белье.
Спешит Онегин одеваться,
Слуге
велит приготовляться
С ним вместе ехать и с собой
Взять также ящик боевой.
Готовы санки беговые.
Он сел, на мельницу летит.
Примчались. Он слуге
велитЛепажа стволы роковые
Нести за ним, а
лошадямОтъехать в поле к двум дубкам.
За линейкой ехали охотники с собаками, за охотниками — кучер Игнат на назначенной Володе
лошади и
вел в поводу моего старинного клепера.
Володина
лошадь хромала; папа
велел оседлать для него охотничью.
Мы расстались дружески. Пугачев, увидя в толпе Акулину Памфиловну, погрозил пальцем и мигнул значительно; потом сел в кибитку,
велел ехать в Берду, и когда
лошади тронулись, то он еще раз высунулся из кибитки и закричал мне: «Прощай, ваше благородие! Авось увидимся когда-нибудь». — Мы точно с ним увиделись, но в каких обстоятельствах!..
Поутру пришли меня звать от имени Пугачева. Я пошел к нему. У ворот его стояла кибитка, запряженная тройкою татарских
лошадей. Народ толпился на улице. В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорожному, в шубе и в киргизской шапке. Вчерашние собеседники окружали его, приняв на себя вид подобострастия, который сильно противуречил всему, чему я был свидетелем накануне. Пугачев весело со мною поздоровался и
велел мне садиться с ним в кибитку.
Капрал вышел в поле и возвратился,
ведя под уздцы
лошадь убитого.
— Да… чуть было не забыл тебе сказать… Вели-ка завтра наших
лошадей к Федоту выслать на подставу.
— Душа моя, это не беда; то ли еще на свете приедается! А теперь, я думаю, не проститься ли нам? С тех пор как я здесь, я препакостно себя чувствую, точно начитался писем Гоголя к калужской губернаторше. Кстати ж, я не
велел откладывать
лошадей.
На похоронах отчима он
вел ее между могил под руку и, наклоняя голову к плечу ее, шептал ей что-то, а она, оглядываясь, взмахивала головой, как голодная
лошадь, и на лице ее застыла мрачная, угрожающая гримаса.
«Как спокойно он
ведет себя», — подумал Клим и, когда пристав вместе со штатским стали спрашивать его, тоже спокойно сказал, что видел голову
лошади за углом, видел мастерового, который запирал дверь мастерской, а больше никого в переулке не было. Пристав отдал ему честь, а штатский спросил имя, фамилию Вараксина.
Он остановился на углу, оглядываясь: у столба для афиш лежала
лошадь с оторванной ногой, стоял полицейский, стряхивая перчаткой снег с шинели, другого
вели под руки, а посреди улицы — исковерканные сани, красно-серая куча тряпок, освещенная солнцем; лучи его все больше выжимали из нее крови, она как бы таяла...
К Самгину подошли двое: печник, коренастый, с каменным лицом, и черный человек, похожий на цыгана. Печник смотрел таким тяжелым, отталкивающим взглядом, что Самгин невольно подался назад и встал за бричку. Возница и черный человек, взяв
лошадей под уздцы,
повели их куда-то в сторону, мужичонка подскочил к Самгину, подсучивая разорванный рукав рубахи, мотаясь, как волчок, который уже устал вертеться.
Самгин видел десятки рук, поднятых вверх, дергавших
лошадей за повода, солдат за руки, за шинели, одного тащили за ноги с обоих боков
лошади, это удерживало его в седле, он кричал, страшно вытаращив глаза, свернув голову направо; еще один, наклонясь вперед, вцепился в гриву своей
лошади, и ее
вели куда-то, а четверых солдат уже не было видно.
Парня осторожно положили поперек дороги Самгина, в минуту собралась толпа, заткнув улицу; высокий, рыжеватый человек в кожаной куртке
вел мохнатенькую
лошадь, на козлах саней сидел знакомый извозчик, размахивая кнутом, и плачевно кричал...
Вся эта сцена заняла минуту, но Самгин уже знал, что она останется в памяти его надолго. Он со стыдом чувствовал, что испугался человека в красной рубахе, смотрел в лицо его, глупо улыбаясь, и вообще
вел себя недостойно. Варвара, разумеется, заметила это. И,
ведя ее под руку сквозь трудовую суету, слыша крики «Берегись!», ныряя под морды усталых
лошадей, Самгин бормотал...
Свалив солдата с
лошади, точно мешок, его
повели сквозь толпу, он оседал к земле, неслышно кричал, шевеля волосатым ртом, лицо у него было синее, как лед, и таяло, он плакал. Рядом с Климом стоял человек в куртке, замазанной красками, он был выше на голову, его жесткая борода холодно щекотала ухо Самгина.
А Бронский, тоже земский начальник, штрафует мужиков на полтинник, если они не снимают шапок пред его
лошадью, когда конюх
ведет ее купать.
Зато Обломов был прав на деле: ни одного пятна, упрека в холодном, бездушном цинизме, без увлечения и без борьбы, не лежало на его совести. Он не мог слушать ежедневных рассказов о том, как один переменил
лошадей, мебель, а тот — женщину… и какие издержки
повели за собой перемены…
Она, накинув на себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча сделала ему знак идти за собой и
повела его в сад. Там, сидя на скамье Веры, она два часа говорила с ним и потом воротилась, глядя себе под ноги, домой, а он, не зашедши к ней, точно убитый, отправился к себе,
велел камердинеру уложиться, послал за почтовыми
лошадьми и уехал в свою деревню, куда несколько лет не заглядывал.
Потом
повели в конюшню, оседлали
лошадей, ездили в манеже и по двору, и Райский ездил. Две дочери, одна черненькая, другая беленькая, еще с красненькими, длинными, не по росту, кистями рук, как бывает у подрастающих девиц, но уже затянутые в корсет и бойко говорящие французские фразы, обворожили юношу.
— И! нет, какой характер! Не глупа, училась хорошо, читает много книг и приодеться любит. Поп-то не бедный: своя земля есть. Михайло Иваныч, помещик, любит его, — у него там полная чаша! Хлеба, всякого добра — вволю;
лошадей ему подарил, экипаж, даже деревьями из оранжерей комнаты у него убирает. Поп умный, из молодых — только уж очень по-светски
ведет себя: привык там в помещичьем кругу. Даже французские книжки читает и покуривает — это уж и не пристало бы к рясе…
На дворе все суетилось, в кухне трещал огонь, в людской обедали люди, в сарае Тарас возился около экипажей, Прохор
вел поить
лошадей.
— А ты не слушай его: он там насмотрелся на каких-нибудь англичанок да полячек! те еще в девках одни ходят по улицам, переписку
ведут с мужчинами и верхом скачут на
лошадях. Этого, что ли, братец хочет? Вот постой, я поговорю с ним…
— Да, кстати! Яков, Егорка, Петрушка, кто там? Что это вас не дозовешься? — сказала Бережкова, когда все трое вошли. —
Велите отложить
лошадей из коляски Марьи Егоровны, дать им овса и накормить кучера.
Он взглянул на часы, сказал, что через час уедет,
велел вывести
лошадей из сарая на двор, взял свой бич с серебряной рукояткой, накинул на руку макинтош и пошел за Верой в аллею.
Там третий, бичуан,
ведет верховую
лошадь; четвертый метет улицу, поднимая столбом красно-желтую пыль.
Потом (это уж такой обычай) идут все спускать
лошадей на Лену: «На руках спустим», — говорят они, и каждую
лошадь берут человека четыре, начинают
вести с горы и
ведут, пока
лошади и сами смирно идут, а когда начинается самое крутое место, они все рассыпаются, и
лошади мчатся до тех пор, пока захотят остановиться.
— «Потом еще куда? — перебил я, — и все в один день!» Но Посьет заказал верховых
лошадей и
велел заложить наши экипажи.
В Киренске я запасся только хлебом к чаю и уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к станции, ямщики
ведут уже
лошадей, здоровых, сильных и дюжих на вид. Ямщики позажиточнее здесь, ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало
лошадей. На станциях уже не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли за нами еще подводы?
Мы успокоились и спрятались под спасительную тень, пробежав двор, наполненный колясками и
лошадьми, взошли на лестницу и очутились в огромной столовой зале, из которой открытая со всех сторон галерея
вела в другие комнаты; далее следовали коридоры с нумерами.
Вскоре раздался топот: готтентот приехал верхом на одной
лошади, а двух
вел порожних, потом явились и наши кучера.
Подъезжаете ли вы к глубокому и вязкому болоту, якут соскакивает с
лошади, уходит выше колена в грязь и
ведет вашу
лошадь — где суше; едете ли лесом, он — впереди, устраняет от вас сучья; при подъеме на крутую гору опоясывает вас кушаком и помогает идти; где очень дурно, глубоко, скользко — он останавливается.
— «Чем же это лучше Японии? — с досадой сказал я, — нечего делать,
велите мне заложить коляску, — прибавил я, — я проедусь по городу, кстати куплю сигар…» — «Коляски дать теперь нельзя…» — «Вы шутите, гocподин Демьен?» — «Нимало: здесь ездят с раннего утра до полудня, потом с пяти часов до десяти и одиннадцати вечера; иначе заморишь
лошадей».