Неточные совпадения
Не в одной этой комнате, но во
всем мире для него существовали только он, получивший для себя
огромное значение и важность, и она.
Религиозное учение это состояло в том, что
всё в
мире живое, что мертвого нет, что
все предметы, которые мы считаем мертвыми, неорганическими, суть только части
огромного органического тела, которое мы не можем обнять, и что поэтому задача человека, как частицы большого организма, состоит в поддержании жизни этого организма и
всех живых частей его.
Огромный огненный месяц величественно стал в это время вырезываться из земли. Еще половина его была под землею, а уже
весь мир исполнился какого-то торжественного света. Пруд тронулся искрами. Тень от деревьев ясно стала отделяться на темной зелени.
За десятки лет
все его
огромные средства были потрачены на этот музей, закрытый для публики и составлявший в полном смысле этого слова жизнь для своего старика владельца, забывавшего
весь мир ради какой-нибудь «новенькой старинной штучки» и никогда не отступившего, чтобы не приобрести ее.
И вот в этот тихий вечер мне вдруг почуялось, что где-то высоко, в ночном сумраке, над нашим двором, над городом и дальше, над деревнями и над
всем доступным воображению
миром нависла невидимо какая-то
огромная ноша и глухо гремит, и вздрагивает, и поворачивается, грозя обрушиться… Кто-то сильный держит ее и управляет ею и хочет поставить на место. Удастся ли? Сдержит ли? Подымет ли, поставит?.. Или неведомое «щось буде» с громом обрушится на
весь этот известный мне
мир?..
Молодежь радостно встретила нового союзника. Артиллерист прибавил, что ядро, остановленное в своем полете, развивает
огромную теплоту. При остановке земли даже алмазы мгновенно обратились бы в пары…
Мир с треском распылился бы в междупланетном пространстве… И
все из-за слова одного человека в незаметном уголке
мира…
Последнее обстоятельство составляло второй источник его благополучия, — ему достаточно было одной рюмки, чтобы зарядиться на
весь день. Объяснялось это
огромным количеством выпитой уже Туркевичем водки, которая превратила его кровь в какое-то водочное сусло; генералу теперь достаточно было поддерживать это сусло на известной степени концентрации, чтоб оно играло и бурлило в нем, окрашивая для него
мир в радужные краски.
На «Нырке» питались однообразно, как питаются вообще на небольших парусниках, которым за десять-двадцать дней плавания негде достать свежей провизии и негде хранить ее. Консервы, солонина, макароны, компот и кофе — больше есть было нечего, но
все поглощалось
огромными порциями. В знак душевного
мира, а может быть, и различных надежд, какие чаще бывают мухами, чем пчелами, Проктор налил
всем по стакану рома. Солнце давно село. Нам светила керосиновая лампа, поставленная на крыше кухни.
Плотно прижавшись друг к другу, мальчики с трепетом любопытства и странной, согревающей душу радостью входили в новый, волшебный
мир, где
огромные, злые чудовища погибали под могучими ударами храбрых рыцарей, где
всё было величественно, красиво и чудесно и не было ничего похожего на эту серую, скучную жизнь.
Было поздно; сильный ветер дул с взморья; черные тучи, окровавленные снизу лучами солнца, роняли
огромные капли теплой воды на растрескавшуюся землю. Феодор, взволнованный встречею и боясь грозы, не хотел ехать далее и свернул в монастырь Энат, лежащий возле Александрии. Служитель божий, гражданин
всего мира христианского, в те времена везде находил отворенную дверь, и всюду приход его считался счастием, тем паче в монастыре, куда приходили
все бедные и труждающиеся дети церкви.
И маленькое, худенькое тело трепетно билось в его руках, и маленькое, никому не нужное сердечко стало таким
огромным, что в него вошел бы
весь бесконечно страдающий
мир. Николай хмуро, исподлобья метнул взор по сторонам. С постели тянулись к нему страшные в своей бескровной худобе руки бабушки, и голос, в котором уже слышались отзвуки иной жизни, хриплым, рыдающим звуком просил...
Под ногами морозная, твердая земля, кругом
огромные деревья, над головой пасмурное небо, тело свое чувствую, занят мыслями, а между тем знаю, чувствую
всем существом, что и крепкая, морозная земля, и деревья, и небо, и мое тело, и мои мысли — случайно, что
всё это только произведение моих пяти чувств, мое представление,
мир, построенный мною, что
всё это таково только потому, что я составляю такую, а не иную часть
мира, что таково мое отделение от
мира.
Если бы был такой
огромный храм, в котором свет шел бы сверху только в самой середине, то для того, чтобы сойтись людям в этом храме, им
всем надо было бы только идти на свет в середину. То же и в
мире. Иди
все люди к богу, и
все сойдутся.
Смотрит на ту же жизнь живой, — и взгляд его проникает насквозь, и
все существо горит любовью. На живой душе Толстого мы видим, как чудесно и неузнаваемо преображается при этом
мир. Простое и понятное становится таинственным, в разрозненном и мелком начинает чуяться что-то единое и
огромное; плоская жизнь вдруг бездонно углубляется, уходит своими далями в бесконечность. И стоит душа перед жизнью, охваченная ощущением глубокой, таинственной и священной ее значительности.
Но есть одно, что тесно роднит между собою
все такие переживания. Это, как уже было указано, «безумствование», «исхождение из себя», экстаз, соединенный с ощущением
огромной полноты и силы жизни. А чем вызван этот экстаз — дело второстепенное. В винном ли опьянении, в безумном ли кружении радетельной пляски, в упоении ли черною скорбью трагедии, в молитвенном ли самозабвении отрешившегося от
мира аскета — везде равно присутствует Дионис, везде равно несет он человеку таинственное свое вино.
Личность не есть часть и не может быть частью в отношении к какому-либо целому, хотя бы к
огромному целому,
всему миру.
Тася громко рассмеялась на
всю классную. На странице тетради был довольно сносно нарисован брыкающийся теленок, под которым неумелым детским почерком было старательно выведено рукой Таси: «самый послушный ребенок в
мире»… К довершению впечатления, под последним словом сидела
огромная клякса, к которой изобретательная Тася приделала рожки, ноги и руки и получилось нечто похожее на те фигурки, которые называются «американскими жителями» и продаются на вербной неделе.
Спенсер о парижских позитивистах меня совсем не расспрашивал, не говорил и о лондонских верующих. Свой позитивизм он считал вполне самобытным и свою систему наук ставил, кажется, выше контовской. Мои парижские единомышленники относились к нему, конечно, с оговорками, но признавали в нем
огромный обобщающийум — первый в ту эпоху во
всей философской литературе. Не обмолвился Спенсер ничем и о немцах, о тогдашних профессорах философии, и в лагере метафизиков, и в лагере сторонников механической теории
мира.
Дело Веры Засулич вызвало
огромную сенсацию и прославило ее на
весь мир.
Какой бы
огромный эффект на
весь мир получился, если бы эта интеллигенция, вместо того, чтобы требовать себе Константинополя и разных других лакомых кусочков, заявила бы во всеуслышание: конец войне! никаких аннексий, никаких контрибуций!
Но личность, приспособившаяся и слившаяся с коллективом, получает
огромную свободу в отношении ко
всему остальному
миру.
Человек умер, но его отношение к
миру продолжает действовать на людей, даже не так, как при жизни, а в
огромное число раз сильнее, и действие это по мере разумности и любовности увеличивается и растет, как
всё живое, никогда не прекращаясь и не зная перерывов.
И ребячески-суетною радостью загорелись настороженные глаза от похвал. Губы неудержимо закручивались в самодовольную улыбку, лицо сразу стало глупым. Я вглядывался, — мелкий, тщеславный человек, а глубоко внутри, там строго светится у него что-то большое, серьезное, широко живет собою — такое безучастное к тому, что скажут. Таинственная, завидно
огромная жизнь. Ужас
мира и зло, скука и пошлость —
все перерабатывается и претворяется в красоту.
Катра властвует. Ее три комнаты — изящная сказка, перенесенная в старинный помещичий дом. Под окнами
огромные цветники, как будто эскадроны цветов внезапно остановились в стремительном беге и вспыхнули цветными, душистыми огнями. Бельведер на крыше как башня, с винтовой лестничкой. Там мы скрыты от
всего мира.
Толстой возмущен, взбешен; в этом маленьком проявлении
огромного уклада мещанской жизни он видит что-то небывало-возмутительное, чудовищное, в рассказе своем «Люцерн» публикует на
весь мир это событие с точным указанием места и времени, и предлагает желающим «исследовать» этот факт, справиться по газетам, кто были иностранцы, занимавшие в тот день указываемый отель.
Три дочери было у короля Артура, три стройные, красивые и добрые принцессы. Но лучше
всех была старшая, веселая да радостная такая: очи звездочки небесные — так и искрятся, улыбка с уст не сходит, серебряный смех то и дело тишину и великолепие
огромного дворца оживляет. И всем-то, глядя на веселую принцессу, весело становится. А Мира-королевна так и звенит своим колокольчиком-смехом, так и сияет звездочками-очами.
В русском Востоке открывается
огромный мир, который может быть противопоставлен
всему миру Запада,
всем народам Европы.
Старушка ничего не сказала. Только глаза подняла на образ. А в сердце ее воскресла мгновенно такая
огромная, такая жгучая радость, что, казалось, оно, это бедное старенькое сердце, не выдержит ее. И не за урок, не за возможность выхода из нужды, посланную им Богом, благодарила Его, Милостивого, в эти минуты старушка, а за то, что есть у нее Верочка, редкая, заботливая, сокровище-Верочка, какой другой не сыщется во
всем мире!
Не говоря уже об учителях церкви древнего
мира: Татиане, Клименте, Оригене, Тертуллиане, Киприане, Лактанции и других, противоречие это сознавалось и в средние века, в новое же время выяснялось
всё больше и больше и выражалось и в
огромном количестве сект, отрицающих противное христианству государственное устройство с необходимым условием существования его — насилием, и в самых разнообразных гуманитарных учениях, даже не признающих себя христианскими, которые
все, так же, как и особенно распространившиеся в последнее время учения социалистические, коммунистические, анархические, суть не что иное, как только односторонние проявления отрицающего насилие христианского сознания в его истинном значении.
Когда сильно и душисто пахла трава, то казалось, что это он сам пахнет так хорошо, а когда он ложился в постель, то, как это ни странно, в маленькую постель вместе с ним укладывались
огромный двор, улица, косые нити дождя и пенистые лужи и
весь огромный, живой, очаровательно-неизвестный
мир.
Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, был в отчаянии от того, что единственный теперь случай проверить на
огромном опыте и доказать
всему миру верность своей теории ускользал от него.
Так что в наше время в нашем христианском
мире одни люди,
огромное большинство людей, живут, внешним образом исполняя еще церковные обряды по привычке, для приличия, удобства, из страха перед властями или даже корыстных целей, но не верят и не могут верить в учение этой церкви, уже ясно видя ее внутреннее противоречие; другая же,
всё увеличивающаяся часть населения уже не только не признает существующей религии, но признает, под влиянием того учения, которое называется «наукой», всякую религию остатком суеверия и не руководится в жизни ничем иным, кроме своих личных побуждений.
Я проклинал моих судей и грозил им беспощадной местью, наконец
всю человеческую жизнь,
весь мир, даже небо я стал признавать одной
огромной несправедливостью, насмешкою и глумлением.
В числе
всех мыслей и голосов в этом
огромном, беспокойном, блестящем и гордом
мире, князь Андрей видел следующие, более резкие подразделения направлений и партий.