Неточные совпадения
А ближе, над крестьянами,
Из небольших, разорванных,
Веселых облачков
Смеется солнце красное,
Как
девка из снопов.
В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапезном платье босоногая, но
веселая, толстая и краснощекая
девка Наташка.
Праздная дворня сидит у ворот; там слышатся
веселые голоса, хохот, балалайка,
девки играют в горелки; кругом его самого резвятся его малютки, лезут к нему на колени, вешаются ему на шею; за самоваром сидит… царица всего окружающего, его божество… женщина! жена!
— Как погляжу я, барин, на вас, — начала она снова, — очень вам меня жалко. А вы меня не слишком жалейте, право! Я вам, например, что скажу: я иногда и теперь… Вы ведь помните, какая я была в свое время
веселая? Бой-девка!.. так знаете что? Я и теперь песни пою.
Эх, старый!
Девке воля
Милей всего. Ни терем твой точеный,
Ни соболи, бобры, ни рукавички
Строченые не дороги; на мысли
У девушки Снегурочки другое:
С людьми пожить; подружки нужны ей
Веселые, да игры до полночи,
Весенние гулянки да горелки
С ребятами, покуда…
Девки в лес, я за ними», —
веселая песня, которую, однако, он поет с такою скукой, что под звуки его голоса начинаешь тосковать по родине и чувствовать всю неприглядность сахалинской природы.
Но с тех пор как Иохиму полюбилась Марья, дворовая
девка соседнего пана, он что-то не залюбил
веселую скрипку.
«Зато характер
веселый, и при этом много благоразумия, — не пропадет, стало быть,
девка», — утешалась она в конце концов.
— А я тут их всех гуртом окрутил, — говорит Мартемьян, — чего нам ждать? указу нам нету, а слуги Христовы надобны. Вот другой еще у нас старец есть, Николой зовется: этот больше
веселый да забавный. Наши
девки все больно об нем стужаются."У меня, говорит, робят было без счету: я им и отец, и кум, и поп; ты, говорит, только напусти меня, дяденька, а я уж християнское стадо приумножу". Такой
веселой.
— Уйти хотела; сто раз порывалась — нельзя: те девки-однодворки стерегут и глаз не спущают… Томилась я, да, наконец, вздумала притвориться, и прикинулась беззаботною,
веселою, будто гулять захотела. Они меня гулять в лес берут, да всё за мной смотрят, а я смотрю по деревьям, по верхам ветвей да по кожуре примечаю — куда сторона на полдень, и вздумала, как мне от этих
девок уйти, и вчера то исполнила. Вчера после обеда вышла я с ними на полянку, да и говорю...
Староста уже видел барина, знал, что он в
веселом духе, и рассказал о том кое-кому из крестьян; некоторые, имевшие до дедушки надобности или просьбы, выходящие из числа обыкновенных, воспользовались благоприятным случаем, и все были удовлетворены: дедушка дал хлеба крестьянину, который не заплатил еще старого долга, хотя и мог это сделать; другому позволил женить сына, не дожидаясь зимнего времени, и не на той
девке, которую назначил сам; позволил виноватой солдатке, которую приказал было выгнать из деревни, жить попрежнему у отца, и проч.
— Здорово, Лукашка! здорово, батяка! — послышались
веселые голоса.—Денег много привез? Закусок купи девкам-то! Надолго приехал? И то давно не видали.
Писаря, льготные и вернувшиеся на праздник молодые ребята в нарядных белых и новых красных черкесках, обшитых галунами, с праздничными,
веселыми лицами, по-двое, по-трое, взявшись рука с рукой, ходили от одного кружка баб и
девок к другому и, останавливаясь, шутили и заигрывали с казачками.
— Вот я
девка простая, я всем расскажу. Что мне прятаться, — говорила Устенька, и
веселое румяное лицо приняло задумчивое выражение. — Разве я кому дурно делаю? Люблю его, да и все тут!
Не знаю, воздух ли подействовал так благодатно на Дуню, или душа ее была совершенно довольна (мудреного нет: Гришка обращался с ней совсем почти ласково), или, наконец, роды поправили ее, как это часто случается, но она казалась на вид еще бодрее,
веселее и красивее, чем когда была в
девках.
Девки и молодки в красных и синих кумачных сарафанах, по четыре и более, держа друг друга за руки, ходили взад и вперед по улице, ухмыляясь и запевая
веселые песни; а молодые парни, следуя за ними, перешептывались и порою громко отпускали лихие шутки на счет дородности и румянца красавиц.
А
девки все
веселее заливаются...
Звон гусель и
весёлую игру песни Серафима заглушил свист парней; потом запели плясовую
девки и бабы...
Скрепя сердце подходила она к воротам; а между тем вдалеке, по улице, с
веселыми песнями и кликами неслись купаться целые рои молодых
девок: все, кто только был молод из них по деревне, спешили присоединиться к
веселой толпе, и одна только Акулина-сиротинка утирала слезу да спешила запереть за собою дверь тесной, душной лачуги…
— Волокитствовал, сударь, — отвечал за него Сергеич, — сторонка наша, государь мой милостивый, не против здешних мест:
веселая, гулливая;
девки толстые, из себя пригожие, нарядные; Петр Алексеич поначалу в неге жил, молвить так: на пиве родился, на лепешках поднялся — да!
Груша (одна). Замужем-то жить трудно! Угождай мужу, да еще какой навернется… Все они холостые-то хороши!.. Еще станет помыкать тобой. А
девкам нам житье
веселое, каждый день праздник, гуляй себе — не хочу! Хочешь — работай, хочешь — песни пой!.. А приглянулся-то кто, разве за нами усмотришь. Хитрей
девок народу нет. (Поет песню.)
Какие мы
девки баловницы! Вот приласкай парня, он и не отстанет, и будет подле тебя увиваться. Только чтой-то он иной раз такой хорошим,
веселый, а иной раз чудной такой? Что-нибудь у него па душе есть. Может, он что недоброе затевает… так мы с матушкой и двери покажем, у нас недолго! А все будет жаль. Вот шуткой, шуткой, а ведь как полюбила, ажио сердце ноет, так вот и бьется, ровно голубь.
Вечером долго сидели за чайным столом. Шли разговоры
веселые, велась беседа шутливая, задушевная. Зашла речь про скиты, и Патап Максимыч на свой конек попал — ни конца, ни краю не было его затейным рассказам про матерей, про белиц, про «леших пустынников», про бродячих и сидячих старцев и про их похожденья с бабами да с
девками. До упаду хохотал Сергей Андреич, слушая россказни крестного; молчала Аграфена Петровна, а Марфа Михайловна сказала детям...
Была глухая ночь, когда гости приехали в Изворовку. Их не ждали. Встала хозяйка Конкордия Сергеевна Изворова, суетливая, радушная старушка. Подали молока, простокваши, холодной баранины. Сонные
девки натаскали в гостиную свежего сена и постелили гостям постели. Уж светало, когда все — оживленные,
веселые и смертельно усталые — залегли спать и заснули мертвецки.
Это было во время работ: когда длинною цепью косцы двигались по лугу, жвыкая косами, в крепком запахе свежесрезанной травы, или когда сметывались душистые стога, под шуточки парней и визги
девок, или в золотисто-полутемной риге, под завывание молотилки, в
веселой суете среди пыли и пышных ворохов соломы.
Середь залы бочонки с вином. И пьют и льют, да тут же и спят вповалку.
Девки — в чем мать на свет родила, волосы раскосмативши, по всему дому скачут да срамные песни поют. А князь немытый, небритый, нечесаный, в одной рубахе на ковре середь залы возле бочонка сидит да только покрикивает: «Эй, вы, черти,
веселее!.. Головы не вешай, хозяина не печаль!..»
Цесаревна иногда с ними на посиделках занималась рукоделиями, пряла шелк, ткала холст; зимою же об святках собирались к ней ряженые слободские парни и
девки, присядки,
веселые и удалые песни, гаданья с подобным припевом. Под влиянием бархатного пивца да сладкого медку, да праздничной бражки весело плясалось на этих праздниках. Сама цесаревна была до них большая охотница.