Неточные совпадения
Одевшись, Степан Аркадьич прыснул на себя духами, выправил рукава рубашки, привычным движением рассовал по карманам папиросы, бумажник, спички,
часы с двойной цепочкой и брелоками и, встряхнув платок, чувствуя себя чистым, душистым, здоровым и физически
веселым, несмотря на свое несчастье, вышел, слегка подрагивая на каждой ноге, в столовую, где уже ждал его кофе и, рядом с кофеем, письма и бумаги из присутствия.
Но герой наш и без
часов был в самом
веселом расположении духа.
Веселая ‹девица›, приготовив утром кофе, — исчезла. Он целый день питался сардинами и сыром, съел все, что нашел в кухне, был голоден и обозлен. Непривычная темнота в комнате усиливала впечатление оброшенности, темнота вздрагивала, точно пытаясь погасить огонь свечи, а ее и без того хватит не больше, как на четверть
часа. «Черт вас возьми…»
В ответ на этот плачевный крик Самгин пожал плечами, глядя вслед потемневшей, как все люди в этот
час, фигуре бывшего агента полиции. Неприятная сценка с Митрофановым, скользнув по настроению, не поколебала его. Холодный сумрак быстро разгонял людей, они шли во все стороны, наполняя воздух шумом своих голосов, и по
веселым голосам ясно было: люди довольны тем, что исполнили свой долг.
Не видала она себя в этом сне завернутою в газы и блонды на два
часа и потом в будничные тряпки на всю жизнь. Не снился ей ни праздничный пир, ни огни, ни
веселые клики; ей снилось счастье, но такое простое, такое неукрашенное, что она еще раз, без трепета гордости, и только с глубоким умилением прошептала: «Я его невеста!»
Но едва пробыли
часа два дома, как оробели и присмирели, не найдя ни в ком и ни в чем ответа и сочувствия своим шумным излияниям. От смеха и
веселого говора раздавалось около них печальное эхо, как в пустом доме.
Был всего второй
час в начале, когда я вернулся опять к Васину за моим чемоданом и как раз опять застал его дома. Увидав меня, он с
веселым и искренним видом воскликнул...
Часа в три пустились дальше. Дорога шла теперь по склону, и лошади бежали
веселее. Ущелье все расширялось, открывая горизонт и дальние места.
В этой болтовне незаметно пролетел целый
час. Привалов заразился
веселым настроением хозяйки и смеялся над теми милыми пустяками, которые говорят в таких хорошеньких гостиных. Антонида Ивановна принесла альбом, чтобы показать карточку Зоси Ляховской. В момент рассматривания альбома, когда Привалов напрасно старался придумать что-нибудь непременно остроумное относительно карточки Зоси Ляховской, в гостиной послышались громкие шаги Половодова, и Антонида Ивановна немного отодвинулась от своего гостя.
Наконец чемодан и сак были готовы: было уже около девяти
часов, когда Марфа Игнатьевна взошла к нему с обычным ежедневным вопросом: «Где изволите чай кушать, у себя аль сойдете вниз?» Иван Федорович сошел вниз, вид имел почти что
веселый, хотя было в нем, в словах и в жестах его, нечто как бы раскидывающееся и торопливое.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2
часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С
веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
В половине службы пришла Наталья Андреевна, или Наташа, как звал ее Алексей Петрович; по окончании свадьбы попросила молодых зайти к ней; у ней был приготовлен маленький завтрак: зашли, посмеялись, даже протанцовали две кадрили в две пары, даже вальсировали; Алексей Петрович, не умевший танцовать, играл им на скрипке,
часа полтора пролетели легко и незаметно. Свадьба была
веселая.
С давнего времени это был первый случай, когда Лопухов не знал, что ему делать. Нудить жалко, испортишь все
веселое свиданье неловким концом. Он осторожно встал, пошел по комнате, не попадется ли книга. Книга попалась — «Chronique de L'Oeil de Boeuf» — вещь, перед которою «Фоблаз» вял; он уселся на диван в другом конце комнаты, стал читать и через четверть
часа сам заснул от скуки.
В 1851 году я был проездом в Берне. Прямо из почтовой кареты я отправился к Фогтову отцу с письмом сына. Он был в университете. Меня встретила его жена, радушная,
веселая, чрезвычайно умная старушка; она меня приняла как друга своего сына и тотчас повела показывать его портрет. Мужа она не ждала ранее шести
часов; мне его очень хотелось видеть, я возвратился, но он уже уехал на какую-то консультацию к больному.
С раннего утра сидел Фогт за микроскопом, наблюдал, рисовал, писал, читал и
часов в пять бросался, иногда со мной, в море (плавал он как рыба); потом он приходил к нам обедать и, вечно
веселый, был готов на ученый спор и на всякие пустяки, пел за фортепьяно уморительные песни или рассказывал детям сказки с таким мастерством, что они, не вставая, слушали его целые
часы.
И каждый раз в те
часы, когда мы
веселой ватагой проходили к Тетереву и обратно, приютянки в длинных белых накрахмаленных капорах, совершенно скрывавших их лица, чинно и тихо кружились вереницами по площадке…
Иногда Цыганок возвращался только к полудню; дядья, дедушка поспешно шли на двор; за ними, ожесточенно нюхая табак, медведицей двигалась бабушка, почему-то всегда неуклюжая в этот
час. Выбегали дети, и начиналась
веселая разгрузка саней, полных поросятами, битой птицей, рыбой и кусками мяса всех сортов.
Вообще стрельба перевозчиков нелегкая и не изобильная, но, по мне, очень
веселая: больше пяти пар зуйков в одно поле я никогда не убивал, и то походя за ними несколько
часов.
После
веселого обеда весь господский дом спал до вечернего чая. Все так устали, что на два
часа дом точно вымер. В сарайной отдыхали Груздев и Овсянников, в комнате Луки Назарыча почивал исправник Иван Семеныч, а Петр Елисеич прилег в своем кабинете. Домнушка тоже прикорнула у себя в кухне. Бодрствовали только дети.
По поводу открытой Бычковым приписки на «рае Магомета» у Лизы задался очень
веселый вечер. Переходя от одного смешного предмета к другому, гости засиделись так долго, что когда Розанов, проводив до ворот Полиньку Калистратову, пришел к своей калитке, был уже второй
час ночи.
Воображаемые картины
час от
часу становились ярче, и, сидя за книжкой над каким-нибудь
веселым рассказом, я заливался слезами.
Володя возвращается. Все с нетерпением спрашивают его: «Что? хорошо? сколько?», но уже по
веселому лицу его видно, что хорошо. Володя получил пять. На другой день с теми же желаниями успеха и страхом провожают его, и встречают с тем же нетерпением и радостию. Так проходит девять дней. На десятый день предстоит последний, самый трудный экзамен — закона божьего, все стоят у окна и еще с большим нетерпением ожидают его. Уже два
часа, а Володи нет.
Ровно в восемь
часов я в сюртуке и с приподнятым на голове коком входил в переднюю флигелька, где жила княгиня. Старик слуга угрюмо посмотрел на меня и неохотно поднялся с лавки. В гостиной раздавались
веселые голоса. Я отворил дверь и отступил в изумлении. Посреди комнаты, на стуле, стояла княжна и держала перед собой мужскую шляпу; вокруг стула толпилось пятеро мужчин. Они старались запустить руки в шляпу, а она поднимала ее кверху и сильно встряхивала ею. Увидевши меня, она вскрикнула...
Софья скоро уехала куда-то, дней через пять явилась
веселая, живая, а через несколько
часов снова исчезла и вновь явилась недели через две. Казалось, что она носится в жизни широкими кругами, порою заглядывая к брату, чтобы наполнить его квартиру своей бодростью и музыкой.
Время от 8 до 12
часов — самое
веселое.
— А mу tym czasem napijmy siz wódki, bo coś dusza w pigty ucieka, [А мы тем
часом кнаксик сделаем, а то что-то уж очень страшно.] — сказал смеясь
веселый юнкер Жвадческий.
Пойдем туда, где дышит радость,
Где шумный вихрь забав шумит,
Где не живут, но тратят жизнь и младость!
Среди
веселых игр за радостным столом,
На
час упившись счастьем ложным,
Я приучусь к мечтам ничтожным,
С судьбою примирюсь вином.
Я сердца усмирю заботы,
Я думам не велю летать;
Небес на тихое сиянье
Я не велю глазам своим взирать,
и проч.
В
час завтрак у Шпаковских, а после завтрака
веселая репетиция водевиля «Не спросясь броду, не суйся в воду», где Александров играет Макарку, а также и в живых картинах.
— Боярин, — сказал он, — уж коли ты хочешь ехать с одним только стремянным, то дозволь хоть мне с товарищем к тебе примкнуться; нам дорога одна, а вместе будет
веселее; к тому ж не ровен
час, коли придется опять работать руками, так восемь рук больше четырех вымолотят.
Я же разносил взятки смотрителю ярмарки и еще каким-то нужным людям, получая от них «разрешительные бумажки на всякое беззаконие», как именовал хозяин эти документы. За все это я получил право дожидаться хозяев у двери, на крыльце, когда они вечерами уходили в гости. Это случалось не часто, но они возвращались домой после полуночи, и несколько
часов я сидел на площадке крыльца или на куче бревен, против него, глядя в окна квартиры моей дамы, жадно слушая
веселый говор и музыку.
Не только в
веселом обществе, но даже наедине, если был в хорошем расположении духа, Степан Михайлыч охотно беседовал с Афросиньей Андревной, которая целые
часы с жаром рассказывала историю десятилетнего своего пребывания в Петербурге, всю составленную в том же духе, как и приведенный мною маленький образчик.
Обед был вполне
веселый; по правую сторону хозяина сидела Марья Михайловна, а по левую Чичагов, который
час от
часу более и более нравился Степану Михайлычу и который один в состоянии был оживить самое скучное общество.
А Пятов нет-нет да и взглянет на нее, таково ласково да приветливо взглянет;
веселый он был человек
часом, когда в компании…
Мы шли очень легко по мокрому песку, твердо убитому волнами; и
часа через два-три наткнулись на бивак. Никто даже нас не окликнул, и мы появились у берегового балагана, около которого сидела кучка солдат и играла в карты, в «носки», а стоящие вокруг хохотали, когда выигравший хлестал по носу проигравшего с
веселыми прибаутками. Увидав нас, все ошалели, шарахнулись, а один бросился бежать и заорал во все горло...
Война была в разгаре. На фронт требовались все новые и новые силы, было вывешено объявление о новом наборе и принятии в Думе добровольцев. Об этом Фофанов прочел в газете, и это было темой разговора за завтраком, который мы кончили в два
часа, и я оттуда отправился прямо в театр, где была объявлена считка новой пьесы для бенефиса Большакова. Это была суббота 16 июля. Только что вышел, встречаю Инсарского в очень
веселом настроении: подвыпил у кого-то у знакомых и торопился на считку.
— Что это, боярин? Уж не о смертном ли
часе ты говоришь? Оно правда, мы все под богом ходим, и ты едешь не на свадебный пир; да господь милостив! И если загадывать вперед, так лучше думать, что не по тебе станут служить панихиду, а ты сам отпоешь благодарственный молебен в Успенском соборе; и верно, когда по всему Кремлю под колокольный звон раздастся: «Тебе бога хвалим», — ты будешь смотреть
веселее теперешнего… А!.. Наливайко! — вскричал отец Еремей, увидя входящего казака. Ты с троицкой дороги? Ну что?
После обеда Глеб встал и, не сказав никому ни слова, принялся за работу.
Час спустя все шло в доме самым обыденным порядком, как будто в нем не произошло никакого радостного события; если б не
веселые лица баб, оживленные быстрыми, нетерпеливыми взглядами, если б не баранки, которыми снабдил Василий детей брата, можно было подумать, что сыновья старого Глеба не покидали крова родительского.
Он, с своей стороны, скромно отвечал, что не прочь послужить, поужинал,
веселый воротился домой и целый
час посвятил на объяснение молодой кухарке, что в скором времени он, по обстоятельствам, наймет повара, а ей присвоит титул домоправительницы и, может быть, выдаст замуж за главноначальствующего над курьерскими лошадьми.
Чуть только где-нибудь по соседству к его нумеру, после десяти
часов вечера слышался откуда-нибудь
веселый говор, смех, или хотя самый ничтожный шум, m-r le pretre выходил в коридор со свечою в руке, неуклонно тек к двери, из-за которой раздавались голоса, и, постучав своими костлявыми пальцами, грозно возглашал: «Ne faites point tant de bruit!» [Не шумите так! (франц.).] и затем держел столь же мерное течение к своему нумеру, с полною уверенностью, что обеспокоивший его шум непременно прекратится.
Да вы барыню вот расстроиваете! Чем бы за нас словечко замолвить, когда она в
веселом духе, а вы нарочно дурного
часу ищете, чтоб на нас нажаловаться.
Барон, нечего делать, поднялся и поехал, а через какой-нибудь
час вернулся и привез даже с собой князя. Сей последний не очень, по-видимому, встревожился сообщенным ему известием, что отчасти происходило оттого, что все последнее время князь был хоть и не в
веселом, но зато в каком-то спокойном и торжественном настроении духа: его каждоминутно занимала мысль, что скоро и очень скоро предстояло ему быть отцом. О, с каким восторгом и упоением он готов был принять эту новую для себя обязанность!..
Он возвратился ночью
часу во втором необыкновенно
веселый и лег у меня на диване, потому что его квартира еще не была приведена в порядок.
На другой день,
часу в девятом утра, только что я отворил дверь в залу Истомина, меня обдал его громкий,
веселый хохот, так и разносившийся по всей квартире. Истомин уже был одет в канаусовых шароварах и бархатном пиджаке и катался со смеху по ковру своей оттоманки.
И догадался; — с досадой смотрел он на
веселую толпу и думал о будущем, рассчитывал дни, сквозь зубы бормотал какие-то упреки… и потом, обратившись к дому… сказал: так точно! слух этот не лжив… через несколько недель здесь будет кровь, и больше; почему они не заплотят за долголетнее веселье одним днем страдания, когда другие, после бесчисленных мук, не получают ни одной минуты счастья!.. для чего они любимцы неба, а не я! — о, создатель, если б ты меня любил — как сына, — нет, — как приемыша… половина моей благодарности перевесила бы все их молитвы… — но ты меня проклял в
час рождения… и я прокляну твое владычество, в
час моей кончины…
Шакро хитро подмигнул мне глазом и расхохотался ещё сильней. Я тоже улыбался, слыша его
весёлый, здоровый смех. Два-три
часа, проведённые нами у костра чабанов, и вкусный хлеб с салом оставили от утомительного путешествия только лёгонькую ломоту в костях; но это ощущение не мешало нашей радости.
Все удаляется. Замирают шаги: раз-два! раз-два! Издалека музыка еще красивее и
веселее. Еще раз-другой громко и фальшиво-радостно вскрикивает медным голосом труба, и все гаснет. И снова на колокольне вызванивают
часы, медленно, печально, еле-еле колебля тишину.
Это тот самый
час, когда кончаются почти всякие дела, должности и обязательства, и все спешат по домам пообедать, прилечь отдохнуть, и тут же, в дороге, изобретают и другие
веселые темы, касающиеся вечера, ночи и всего остающегося свободного времени.
Хозяин и гость, не будя никого семейных, сели вдвоем за ранний чай, и Бенни с
веселым смехом начал рассказывать историю своего бегства от Ничипоренки; но не успел хозяин с гостем поговорить и четверти
часа, как один из них, взглянув на улицу в окно, увидал у самого стекла перекошенное и дергающееся лицо Ничипоренки.
Акакия Акакиевича заставили выпить два бокала, после которых он почувствовал, что в комнате сделалось
веселее, однако ж никак не мог позабыть, что уже двенадцать
часов и что давно пора домой.
Просидев
час или два (я замечал это раза два, когда Blanche уезжала на целый день, вероятно к Альберту), он вдруг начинает озираться, суетиться, оглядывается, припоминает и как будто хочет кого-то сыскать; но, не видя никого и так и не припомнив, о чем хотел спросить, он опять впадал в забытье до тех пор, пока вдруг не являлась Blanche,
веселая, резвая, разодетая, с своим звонким хохотом; она подбегала к нему, начинала его тормошить и даже целовала, — чем, впрочем, редко его жаловала.