Неточные совпадения
«Ребята, вперед!» — кричит он, порываясь, не помышляя, что вредит уже обдуманному плану общего приступа, что миллионы ружейных дул выставились в амбразуры неприступных, уходящих
за облака крепостных стен, что
взлетит, как пух, на воздух его бессильный взвод и что уже свищет роковая пуля, готовясь захлопнуть его крикливую глотку.
Он видел, как в прозрачном облаке дыма и снега кувыркалась фуражка; она первая упала на землю, а
за нею падали, обгоняя одна другую, щепки, серые и красные тряпки; две из них
взлетели особенно высоко и, легкие, падали страшно медленно, точно для того, чтоб навсегда остаться в памяти.
О дальнейшем не думалось; все мысли устремились к одному,
взлететь над городом, видеть внизу огоньки в домах, где люди сидят
за чайными столами и ведут обычные разговоры, не имея понятия о том, что я ношусь над ними в озаренной таинственной синеве и гляжу оттуда на их жалкие крыши.
Когда Марья вихрем
взлетела на крыльцо, охваченная пожаром своего позднего счастья, ее встретила баушка Лукерья. Старуха молча ухватила племянницу
за ухо и так увела в заднюю избу.
Цепы мелькали,
взлетая и падая друг возле друга, и ни один не зацеплял
за другой, между тем как бабы не стояли на одном месте, а то подвигались вперед, то отступали назад.
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно сняли шляпы — точно стая черных птиц
взлетела над их головами. Высокий полицейский офицер с густыми черными усами на красном лице быстро шел в толпу,
за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням. Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
Брандмейстер, сверкая каской, вихрем
взлетает на крышу,
за ним я с топором и ствольщик с рукавом.
Одного Истомина она могла бы потревожить. Эта радостная новость, может быть, опять
взлетала бы над ним Ивиковыми журавлями и, напомнив ему отринутое счастье, заставила бы задрожать
за неузнатую Денман. Но Истомин давно куда-то бесследно исчез и, наверное, никогда об этом не узнает.
Стоя на самом носу, который то
взлетал на пенистые бугры широких волн, то стремительно падал в гладкие водяные зеленые ямы, Ваня размеренными движениями рук и спины выбирал из моря перемет. Пять белужонков, попавшихся с самого начала, почти один
за другим, уже лежали неподвижно на дне баркаса, но потом ловля пошла хуже: сто или полтораста крючков подряд оказались пустыми, с нетронутой наживкой.
Но рыженькая
взлетела вслед
за ним, подкралась на цыпочках к двери и защелкнула ее на замок.
Когда уснула его супруга, он сел
за стол и после долгого раздумья, коверкая свой почерк и изобретая грамматические ошибки, написал следующее: «Купцу Дулинову. Милостивый Государь! Если к шести часам вечера сиводня 12-го сентября в мраморную вазу, что находица в городском саду налево от виноградной беседки, не будит положено вами двести рублей, то вы будете убиты и ваша галантирейная лавка
взлетит на воздух». Написав такое письмо, Лев Саввич подскочил от восторга.
Володя взглянул на мачты «Витязя». Реи уже обрасоплены, марсели надулись, фок и грот посажены и уже
взлетают брамсели… Он отвернулся и с замиранием сердца посмотрел на «Коршун», думая почему-то, что на «Коршуне» еще нет брамселей. Но вдруг лицо Володи светлеет, и сердце радостно бьется в груди: и на «Коршуне» уже стоят брамсели, и он, разрезая носом воду, плавно несется
за «Витязем».
На мгновение тамтыга очутилась в водяной котловине, потом сразу
взлетела на гребень, грузно осела кормой и вслед
за тем зарылась носом в белой пене.
— Она точно так же ничего не видала, и вдруг Лета рукой щелк по руке старика, — и с этим «Сумасшедший Бедуин» неожиданно ударил Висленева по руке, в которой была табакерка, табак
взлетел; все, кроме отворотившейся Ларисы, невольно закрыли глаза. Водопьянов же в эту минуту пронзительно свистнул и сумасшедшим голосом крикнул: «Сюда, малютка! здесь Испанский Дворянин!» — и с этим он сверкнул на Ларису безумными глазами, сорвал ее
за руку с места и бросил к раскрытой двери, на пороге которой стоял Подозеров.
Следом
за пушечными выстрелами,
за гулом и треском разрывающихся снарядов, засвистела, завыла шрапнель, затрещали пулеметы, зажужжали пули. В прояснившейся дали, в первых проблесках рассвета то и дело теперь вспыхивали огни… Бело-розовые облачка австрийской шрапнели поминутно
взлетали к небу над русскими окопами.
И как бы в подтверждение его мыслей где-то рядом, совсем близко,
за окопом с оглушительным треском разрывается снова тяжелый снаряд, и тысяча осколков
взлетает на воздух.
— И
за них-то вот бороться! Как она спрашивала: «сумеете вы нас защитить?» А тебе не хочется, когда ты смотришь на них, чтоб все это
взлетело к черту, чтоб развалилась эта ароматно-гнилая жизнь?
Восемь дюжих мужиков, в том числе и сотский Анисим, берутся
за углы рогожи; сначала они качают нерешительно, как бы не веря в свои силы, потом же, войдя мало-помалу во вкус, придают своим лицам зверское, сосредоточенное выражение и качают с жадностью и с азартом. Они вытягиваются, становятся на цыпочки, подпрыгивают, точно хотят вместе с утопленником
взлететь на небо.
Глядь, из-за мутного угла наперерез — разлихой корнет, прибор серебряный, фуражечка синяя с белым, шинелька крыльями вдоль разреза так и
взлетает… Откуль такой соболь в городе взялся? Отпускной, что ли? И сладкой водочкой от него по всему переулку полыхает…