Неточные совпадения
Сгоревших
людей оказалось с десяток, в том числе двое
взрослых; Матренку же, о которой накануне был разговор, нашли спящею на огороде между гряд.
Дети знали Левина очень мало, не помнили, когда видали его, но не выказывали в отношении к нему того странного чувства застенчивости и отвращения, которое испытывают дети так часто к
взрослым притворяющимся
людям и за которое им так часто и больно достается.
Он был «честен с собой», понимал, что платит за внимание, за уважение дешево, мелкой, медной монетой, от этого его отношение к
людям, становясь еще более пренебрежительным, принимало оттенок благодушия, естественного
человеку зрелому,
взрослому в его беседах с подростками.
Большинство
людей стояло молча, сосредоточенно, как стоят на кулачных боях
взрослые бойцы, наблюдая горячую драку подростков.
Был момент нервной судороги в горле, и
взрослый, почти сорокалетний
человек едва подавил малодушное желание заплакать от обиды.
Клим слушал эти речи внимательно и очень старался закрепить их в памяти своей. Он чувствовал благодарность к учителю:
человек, ни на кого не похожий, никем не любимый, говорил с ним, как со
взрослым и равным себе. Это было очень полезно: запоминая не совсем обычные фразы учителя, Клим пускал их в оборот, как свои, и этим укреплял за собой репутацию умника.
Самгин чувствовал себя все более
взрослым и трезвым среди хмельных, ликующих
людей, против Лютова, который точно крошился словами, гримасами, судорогами развинченного тела, вызывая у Клима желание, чтоб он совсем рассыпался в сор, в пыль, освободив измученный им стул, свалившись под него кучкой мелких обломков.
Больной Самсонов, в последний год лишившийся употребления своих распухших ног, вдовец, тиран своих
взрослых сыновей, большой стотысячник,
человек скаредный и неумолимый, подпал, однако же, под сильное влияние своей протеже, которую сначала было держал в ежовых рукавицах и в черном теле, «на постном масле», как говорили тогда зубоскалы.
Из той ватаги гулявших господ как раз оставался к тому времени в городе лишь один участник, да и то пожилой и почтенный статский советник, обладавший семейством и
взрослыми дочерьми и который уж отнюдь ничего бы не стал распространять, если бы даже что и было; прочие же участники,
человек пять, на ту пору разъехались.
— Нет-с, в Смоленской губернии-с. А только ее улан еще прежде того вывез-с, супругу-то мою-с, будущую-с, и с пани-маткой, и с тантой, и еще с одною родственницей со
взрослым сыном, это уж из самой Польши, из самой… и мне уступил. Это один наш поручик, очень хороший молодой
человек. Сначала он сам хотел жениться, да и не женился, потому что она оказалась хромая…
Вся семья солонов состояла из десяти
человек: старика отца, двух
взрослых сыновей с женами и пятерых малых детей.
«А не знаете ли вы чего-нибудь поподробнее о жизни самой г-жи Бичер-Стоу, роман которой мы все знаем по вашим рассказам?», — говорит одна из
взрослых собеседниц; нет, Кирсанов теперь не знает, но узнает, это ему самому любопытно, а теперь он может пока рассказать кое-что о Говарде, который был почти такой же
человек, как г-жа Бичер-Стоу.
Вы встречали, Марья Алексевна,
людей, которые говорили очень хорошо, и вы видели, что все эти
люди, без исключения, — или хитрецы, морочащие
людей хорошими словами, или
взрослые глупые ребята, не знающие жизни и не умеющие ни за что приняться.
После этого я уже не видал тетеньки Раисы Порфирьевны, но она жила еще долго. Выкормив Сашеньку в меру
взрослой девицы, выдала ее замуж за «хорошего»
человека, но не отпустила от себя, а приняла зятя в дом. Таким образом, мечты ее осуществились вполне.
Когда он поводил кончиками усов, мы хохотали до слез, а когда он говорил, то хохотали часто и
взрослые; вообще это был
человек с установившейся репутацией остряка.
Бродский был
человек взрослый, солидный, но в его устах это двустишие казалось мне как-то особенно выразительным. Однажды он куда-то ушел и вернулся довольно поздно. Мне показалось при этом, что у него лицо не совсем обыкновенное, слегка одутловатое, как у Корниловича, а нос красноватый. Он порывисто обнял меня и сказал...
Еще дня через два в класс упало, как петарда, новое сенсационное известие. Был у нас ученик Доманевич, великовозрастный молодой
человек, засидевшийся в гимназии и казавшийся среди мелюзги совсем
взрослым. Он был добрый малый и хороший товарищ, но держал себя высокомерно, как профессор, случайно усевшийся на одну парту с малышами.
Стабровский никогда и ничего не делал даром, и Устенька понимала, что, сближаясь с Харченкой, он, с одной стороны, проявлял свою полную независимость по отношению к Мышникову, с другой — удовлетворял собственному тяготению к общественной деятельности, и с третьей — организовал для своей Диди общество содержательных
людей. В логике Стабровского все в конце концов сводилось к этой Диде, которая была уже
взрослою барышней.
Людей за столом подергивало, они тоже порою вскрикивали, подвизгивали, точно их обжигало; бородатый мастер хлопал себя по лысине и урчал что-то. Однажды он, наклонясь ко мне и покрыв мягкой бородою плечо мое, сказал прямо в ухо, обращаясь, словно к
взрослому...
— Вот что, Ленька, голуба́ душа, ты закажи себе это: в дела
взрослых не путайся!
Взрослые —
люди порченые; они богом испытаны, а ты еще нет, и — живи детским разумом. Жди, когда господь твоего сердца коснется, дело твое тебе укажет, на тропу твою приведет, — понял? А кто в чем виноват — это дело не твое. Господу судить и наказывать. Ему, а — не нам!
Было приятно, что они разговаривают со мною, как со
взрослым, но как-то странно было слышать, что
человек с бородой всё еще учится. Я спросил...
Взрослых женщин только 30, по одной на 10
человек, и точно в насмешку, чтобы дать сильнее почувствовать печальный смысл этой пропорции, не так давно смерть заглянула в Палево и похитила в короткое время трех сожительниц.
Один из них, по фамилии Беспалов, строит на своем участке большой двухэтажный дом с балконом, похожий на дачу, и все смотрят на постройку с недоумением и не понимают, зачем это; то, что богатый
человек, имеющий
взрослых сыновей, быть может, останется навсегда в Рыковском в то время, как отлично мог бы устроиться где-нибудь на Зее, производит впечатление странного каприза, чудачества.
[Только одного я встретил, который выразил желание остаться на Сахалине навсегда: это несчастный
человек, черниговский хуторянин, пришедший за изнасилование родной дочери; он не любит родины, потому что оставил там дурную память о себе, и не пишет писем своим, теперь уже
взрослым, детям, чтобы не напоминать им о себе; не едет же на материк потому, что лета не позволяют.]
Но одно только правда: я и в самом деле не люблю быть со
взрослыми, с
людьми, с большими, — и это я давно заметил, — не люблю, потому что не умею.
У маркизы был сын Орест, который долго назывался «Оничкой», дочь Антонина, девица
взрослая, дочь Сусанна, девица на возрасте, и сын Вениамин, молодой
человек еще в самой зеленой поре.
Я всегда предпочитал детскому обществу общество
людей взрослых, но в Чурасове оно как-то меня не удовлетворяло.
— Во-первых, называйте меня Зинаидой Александровной, а во-вторых, — что это за привычка у детей (она поправилась) — у молодых
людей — не говорить прямо то, что они чувствуют? Это хорошо для
взрослых. Ведь я вам нравлюсь?
Софья казалась ей подростком, который торопится выдать себя за
взрослого, а на
людей смотрит как на любопытные игрушки.
Мать чувствовала, что она знает жизнь рабочих лучше, чем эти
люди, ей казалось, что она яснее их видит огромность взятой ими на себя задачи, и это позволяло ей относиться ко всем ним с снисходительным, немного грустным чувством
взрослого к детям, которые играют в мужа и жену, не понимая драмы этих отношений.
— Ну, этого ты вперед не говори, — сказал странный
человек задумчиво, обращаясь ко мне таким тоном, точно он говорил со
взрослым. — Не говори, amice! [Друг. (Ред.)] Эта история ведется исстари, всякому cвoe, suum cuique; каждый идет своей дорожкой; и кто знает… может быть, это и хорошо, что твоя дорога пролегла через нашу. Для тебя хорошо, amice, потому что иметь в груди кусочек человеческого сердца вместо холодного камня, — понимаешь?..
И, чувствуя свое личное горе маленьким и пустячным, чувствуя себя
взрослым и умным в сравнении с этим забитым, затравленным
человеком, он нежно и крепко обнял Хлебникова за шею, притянул к себе и заговорил горячо, со страстной убедительностью...
На этом же бале встретился со мной незнакомый молодой
человек (я в то время только что прибыл в Крутогорск), Иван Павлыч Корепанов, который держал себя как-то особняком от
взрослых и преимущественно беседовал с молодым поколением.
— А это по-татарски. У них всё если
взрослый русский
человек — так Иван, а женщина — Наташа, а мальчиков они Кольками кличут, так и моих жен, хоть они и татарки были, но по мне их все уже русскими числили и Наташками звали, а мальчишек Кольками. Однако все это, разумеется, только поверхностно, потому что они были без всех церковных таинств, и я их за своих детей не почитал.
Показаться перед нею не жалким мальчиком-кадетом, в неуклюже пригнанном пальто, а стройным, ловким юнкером славного Александровского училища,
взрослым молодым
человеком, только что присягнувшим под батальонным знаменем на верность вере, царю и отечеству, — вот была его сладкая, тревожная и боязливая мечта, овладевавшая им каждую ночь перед падением в сон, в те краткие мгновенья, когда так рельефно встает и видится недавнее прошлое…
Надо сказать, что этот злой фейерверк пускался всегда с таким расчетом, чтобы Пуп его услышал. Он слышал, злился, портил себе кровь и характер, и, в сущности, нельзя было понять, за что
взрослые балбесы травят несчастного смешного
человека.
Наступила весна, и тихая дача огласилась громким говором, скрипом колес и грязным топотом
людей, переносящих тяжести. Приехали из города дачники, целая веселая ватага
взрослых, подростков и детей, опьяненных воздухом, теплом и светом; кто-то кричал, кто-то пел, смеялся высоким женским голосом.
Я любил Богородицу; по рассказам бабушки, это она сеет на земле для утешения бедных
людей все цветы, все радости — все благое и прекрасное. И, когда нужно было приложиться к ручке ее, не заметив, как прикладываются
взрослые, я трепетно поцеловал икону в лицо, в губы.
В более
взрослых годах гипнотизация эта продолжается над
людьми поощрением и религиозного суеверия и патриотического.
В самом деле, ведь стоит только вдуматься в положение каждого
взрослого, не только образованного, но самого простого
человека нашего времени, набравшегося носящихся в воздухе понятий о геологии, физике, химии, космографии, истории, когда он в первый раз сознательно отнесется к тем, в детстве внушенным ему и поддерживаемым церквами, верованиям о том, что бог сотворил мир в шесть дней; свет прежде солнца, что Ной засунул всех зверей в свой ковчег и т. п.; что Иисус есть тоже бог-сын, который творил всё до времени; что этот бог сошел на землю за грех Адама; что он воскрес, вознесся и сидит одесную отца и придет на облаках судить мир и т. п.
Да, впрочем, и раньше что были гимназисты для Передонова? Не только ли аппаратом для растаскивания пером чернил по бумаге и для пересказа суконным языком того, что когда-то было сказано языком человечьим! Передонов во всю свою учительскую деятельность совершенно искренно не понимал и не думал о том, что гимназисты — такие же
люди, как и
взрослые. Только бородатые гимназисты с пробудившимся влечением к женщинам вдруг становились в его глазах равными ему.
Дети, как и
взрослые, производили впечатление
людей, которые поселились в этом месте временно, — они ничего не любят тут, им ничего не жалко. Город был застроен тесно, но было много пустырей; почти везде на дворах густо росли сорные травы, ветер заносил в огороды их семена, гряды овощей приходилось полоть по два, по три раза; все плодовые деревья в садах были покрыты лишаями, росли коряво, медленно и давали плохой урожай.
Но уже
взрослые разгорячились и не могут вести бой правильно; против каждого из сильных
людей слободы — пятеро-шестеро горожан; бой кончен, началась драка —
люди вспомнили взаимные обиды и насмешки, старую зависть, давние ссоры, вспомнили всё тёмное, накопленное измала друг против друга, освирепели и бьются злобно, как зверьё.
Взрослые, уступая ему дорогу, крестились, а мальчишки, натыкаясь на него, пугливо отскакивали в сторону, если же он шёл на них — молча разбегались. И даже храбрый будочник Анкудин Черемис, единолично избивавший сразу несколько
человек мастеровых, когда они буянили или колотили жён, играли в орлянку или когда ему было скучно, — даже Анкудин сторонился Алёши и, тревожно мигая косыми глазами, прятал кулаки за спину.
— У ней озлобленный ум, — повторяет одними губами сестра. И вот отчего молодые
люди не все сплошь влюбляются в Ирину… Они ее боятся… они боятся ее"озлобленного ума". Такая составилась о ней ходячая фраза; в этой фразе, как во всякой фразе, есть доля истины. И не одни молодые
люди ее боятся; ее боятся и
взрослые, и высокопоставленные лица, и даже особы.
Почти все дети расхватаны по рукам, они сидят на плечах
взрослых, прижаты к широким грудям каких-то суровых усатых
людей; музыка едва слышна в шуме, смехе и криках.
Со всех сторон к яслям наклоняются седые обнаженные головы, суровые лица, всюду блестят ласковые глаза. Вспыхнули бенгальские огни, всё темное исчезло с площади — как будто неожиданно наступил рассвет. Дети поют, кричат, смеются, на лицах
взрослых — милые улыбки, можно думать, что они тоже хотели бы прыгать и шуметь, но — боятся потерять в глазах детей свое значение
людей серьезных.
Гаврик —
человек лет двенадцати от роду, полный, немножко рябой, курносый, с маленькими серыми глазами и подвижным личиком. Он только что кончил учиться в городской школе и считал себя
человеком взрослым, серьёзным. Его тоже занимала служба в маленьком, чистом магазине; он с удовольствием возился с коробками и картонками и старался относиться к покупателям так же вежливо, как хозяин.
В нем было много честолюбивого стремления — казаться
взрослым и деловым
человеком, но жил он одиноко, как раньше, и не чувствовал стремления иметь друзей, хотя каждый день встречался со многими из детей купцов, сверстниками своими.
Было невыразимо приятно сознавать, что двое умных
людей говорят с ним, как со
взрослым; властно охватило чувство благодарности и уважения к этим
людям, бедным, плохо одетым и так озабоченно рассуждавшим об устройстве иной жизни.