Неточные совпадения
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою
команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь
вижу. Доверенность твоя ко мне…
Только на осьмой день, около полдён, измученная
команда увидела стрелецкие высоты и радостно затрубила в рога. Бородавкин вспомнил, что великий князь Святослав Игоревич, прежде нежели побеждать врагов, всегда посылал сказать:"Иду на вы!" — и, руководствуясь этим примером, командировал своего ординарца к стрельцам с таким же приветствием.
Грохот орудий, топот людей, вспышки и удары пистонов, слова
команды — все это больно
видеть и не японскому глазу.
Я спал плохо, раза два просыпался и
видел китайцев, сидящих у огня. Время от времени с поля доносилось ржание какой-то неспокойной лошади и собачий лай. Но потом все стихло. Я завернулся в бурку и заснул крепким сном. Перед солнечным восходом пала на землю обильная роса. Кое-где в горах еще тянулся туман. Он словно боялся солнца и старался спрятаться в глубине лощины. Я проснулся раньше других и стал будить
команду.
Тот после ужина всмотрелся в молодую свою
команду и
увидел что-то взвинченное.
Не буду рассказывать, сколько еще ужасов, опасностей и разочарований испытал наш герой в этот вечер: как вместо такой стрельбы, которую он
видел на Волковом поле, при всех условиях точности и порядка, которые он надеялся найти здесь, он нашел 2 разбитые мортирки без прицелов, из которых одна была смята ядром в дуле, а другая стояла на щепках разбитой платформы; как он не мог до утра добиться рабочих, чтоб починить платформу;как ни один заряд не был того веса, который означен был в Руководстве, как ранили 2 солдат его
команды, и как 20 раз он был на волоске от смерти.
На другой день, после первых опытов, я уже не ходил ни по магазинам, ни по учреждениям… Проходя мимо пожарной
команды,
увидел на лавочке перед воротами кучку пожарных с брандмейстером, иду прямо к нему и прошу места.
Градобоев (Сидоренке). Расставляй
команду к окнам, к дверям и к воротам, чтоб муха не пролетела. Хо, хо, хо! У меня пропажа не находится! Пропажа не находится! Вот я ему покажу, как не находится. Я ему найду, уткну его носом в деньги-то. Смотри, скажу, смотри! Не находятся?
Видишь ты теперь? А вот, чтоб ты не обижал старых, заслуженных офицеров, я эти денежки теперь в карман. Сидоренко, бумаги с тобой, постановление писать?
Жара стояла смертельная, горы, пыль, кремнем раскаленным пахнет, люди измучились, растянулись, а чуть
команда: «Песенники, вперед», и ожило все, подтянулось. Загремит по горам раскатистая, лихая песня, хошь и не особенно складная, а себя другим
видишь. Вот здесь, в России, на ученьях солдатских песни все про бой да про походы поются, а там, в бою-то, в чужой стороне, в горах диких, про наши поля да луга, да про березку кудрявую, да про милых сердцу поются...
Я
видел уже себя отданным под суд, я слышал уже неизбежный приговор судей моих… в ушах моих раздавались ужасные слова: «По сентенции военного суда, подпоручик Двинской, за самовольную отлучку от
команды во время сражения с неприятелем…» Милосердый боже!..
— Не бойся, братец! Бой будет равный.
Видишь, один эскадрон принимает направо, прямехонько на нас. Милости просим, господа! мы вас попотчеваем! Смотри, ребята! без приказа не стрелять, задним шеренгам передавать передней заряженные ружья; не торопиться и слушать
команды. Господа офицеры! прошу быть внимательными. По первому взводу строй каре!
Приехавший к обеду Житков тоже потерялся. Правда, он упомянул опять о воинской
команде, а впрочем, никакого совета не преподал и только глядел подчиненно и преданно. Квицинский,
видя, что никаких инструкций ему не добиться, доложил — со свойственной ему презрительной почтительностью — моей матушке, что если она разрешит ему взять несколько конюхов, садовников и других дворовых, то он попытается…
В то время старичок этот был уж в отставке и жил себе в Николаевске на спокое, в собственном домишке. И по старой памяти все он с нашими ребятами из вольной
команды дружбу водил. Вот сидел он тем временем у себя на крылечке и трубку покуривал. Курит трубку и
видит: в Дикманской пади огонек горит. «Кому же бы это, думает, тот огонек развести?»
Николаевск город надо бы подальше обойти, да уж мы притомились по пустым местам, да и припасы кончились. Вот подходим к реке под вечер,
видим: на берегу люди какие-то. Пригляделись, ан это вольная
команда [Вольную
команду составляют каторжники, отбывшие положенный срок испытания. Они живут не в тюрьме, а на вольных квартирах, хотя все же и они лично, и их труд подвергаются известному контролю и обусловлены известными правилами. (Примеч. В. Г. Короленко.)] с сетями рыбу ловит. Ну и мы без страху подходим...
«Ну, плохо ж их дело! Вот ведь, подлецы, чего делают!.. Не знаю, исправник-то в городе ли? Коли не вернулся еще, так скоро вернется;
увидит этот огонь, сейчас
команду нарядит. Как быть? Жаль ведь мерзавцев-то: за Салтанова им всем своих голов не сносить! Снаряжай-ка, ребята, лодку…»
— Сами, сударь,
видим, — говорит, — что не умно делают, даром, что госпожа. Вот хоть бы и по нашей братье посудить, что уж мы, темные люди; у меня у самой детки есть; жалостливо, кто говорит, да все уж не на эту стать: иной раз потешишь, а другой раз и остановишь, как
видишь, что неладно. А у нашей Настасьи Дмитриевны этого не жди: делайся все по
команде Дмитрия Никитича, а будто спасибо да почтенье большое?
И теперь,
увидев себя офицером, человеком, получающим до сорока рублей в месяц содержания, имеющим
команду над полуротою солдат и в полном своем распоряжении денщика, он пока не желал ничего более.
Вы
видите по нашей
команде, как мало нужно, чтобы заслужить расположение матросов…
— И вы
увидите, господа, какая лихая у нас будет
команда! — воскликнул капитан. — Не правда ли, Андрей Николаевич? — обратился он к старшему офицеру.
Когда были Конопацкие: я ходил легко, легко танцевал, легко разговаривал и острил. Почти всегда дирижировал. Приятно было в котильоне идти в первой паре, придумывать фигуры,
видеть, как твоей
команде подчиняются все танцующие. Девичьи глаза следили за мною и вспыхивали радостью, когда я подходил и приглашал на танец. И со снисходительною жалостью я смотрел на несчастливцев, хмуро подпиравших стены танцевальной залы, и казалось странным: что же тут трудного — легко разговаривать, смеяться, знакомиться?
Они так его любили, что ему нигде, будто, нельзя было показаться: как солдаты его
увидят, сейчас перестают слушать
команду и бегут за ним и кричат...
Однажды к смотрителю пришли три солдата из нашей
команды и заявили, что желают перейти в строй. Главный врач и смотритель изумились: они нередко грозили в дороге провинившимся солдатам переводом в строй, они
видели в этом ужаснейшую угрозу, — и вдруг солдаты просятся сами!..
— Мое же гнездо судьба свила почти на перепутье этих мест, именно в Абове. Я центр, как вы
видите, а вы, фланги мои, отныне должны поступить ко мне в
команду, и потому…
Мы посадим сильную партию охотников на лодках, под
командою генерала Гулица, толкнем их на воды и
увидим, как осмелится нога шведа, этой заморской погани, осквернить землю русскую, святую, великую отчину наших царей, опочивальню Божиих угодников!
— Потише, повторяю вам, потише.
Видите ли кровь? я принужден был пустить вам ее. Теперь вы в моей
команде, волей или неволей, прошу не прогневаться. Спокойны ли вы?
— Закусить! Вы могли бы это сделать в походе. На войне минуты дороги. Виноват, однако ж, тот, кто дал вам поздно ордер. Впрочем, видно, вы храбрый офицер, не убежали от неприятеля, как другие из вашей
команды. Я взыскал с них. По перевязи на руке вашей
вижу, что вы кровью своей искупили вашу вину.
— В Одессе конвойной
команды совсем нет, ну, а брестская и московская имеют свои тракты. Брестская в нашу сторону и не ходит, она препровождает на Вильну и Белосток; московская же сдает нам этапы в Курске и принимает от нас этапы там же. Вот поедете дальше на Москву, так
увидите.
Первый полк, отсалютовав царице знаменами и саблями, обскакивал весь фронт и другой полк и останавливался за последним; второй делал то же, и, таким образом, государыня
видела неразрывную цепь полков до Глухова. Войска были одеты заново, в синих черкесках, в широких шальварах, в разноцветных, по полкам, шапках. Государыня выходила из коляски, пешком обходила все
команды и ночевала в палатках под Ясманью.
— Ни слова более, мой дорогой, ни слова более! Подозревать вас — все равно что подозревать себя. Вы моя радость, моя утеха на старости; вами я не умру, ибо я весь в вас. Кабы я знал… ох, ох! кто без ошибок?.. не привел бы сюда этих глупцов, не подставил бы ушей для их басен, которые тянут их теперь, будто пудовые сережки. Эй! слушайте! — вскричал Липман своей
команде, — если один из вас пикнет, что я нашел племянника в этих дьявольских развалинах, то
видите (он указал на Неву)… в куль, да в воду!
— Это сказки, подполковник, — рассмеялся Густав Бирон.
Видя, однако, что Манштейн продолжает крепко держать его за руки, начал вырываться, но вошедшая в эту минуту
команда, позванная Манштейном, кинулась на Густава, который продолжал отбиваться и звать к себе на помощь.
Наконец послышался запах дыма,
увидели привязанную к дереву лошадь; подойдя незаметно врассыпную,
команда сделала залп по закусывающей и пьющей компании.
Надо было
видеть, с какою чисто отеческою заботливостью работали врачи, сёстры милосердия, санитары и нижние чины местной
команды, выводившие и выносившие раненых из вагонов, под бдительным надзором уполномоченного Красного Креста отст. полк. Бибикова.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже
видел их лица и услышал
команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё-таки не успел миновать их.
И доложил ему, какие камуфлеты в
команде происходят. Притих адъютант, —
видит, дело цинковое… А тут и двуколка со штанами подоспела. Оделась
команда в два счета и марш-маршем к командирской фатере.
— Решительно я здесь ничего не
вижу, — отвечала твердым голосом почтмейстерша. — Я бог знает как уверена, что в этом есть смысл и что он это откуда-нибудь из полкового припомнил. Да, именно даже из полкового, потому что, когда я имела много знакомых полковых, я всегда слышала, что есть такая
команда.