Неточные совпадения
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас
видишь с
корабляПри свете утренней Киприды,
Как вас впервой
увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар…
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь.
Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже к морю, подхваченная неодолимым ветром события;
на первом углу она остановилась почти без сил; ее ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось
на волоске. Вне себя от страха потерять волю, она топнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова
увидев корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.
Но,
видя всякий раз, как с Моря
Сокровища несут горами
корабли,
Как выгружаются богатые товары
И ломятся от них анбары,
И как хозяева их в пышности цвели,
Пастух
на то прельстился...
Я
видел его
на песках Африки, следящего за работой негров,
на плантациях Индии и Китая, среди тюков чаю, взглядом и словом,
на своем родном языке, повелевающего народами,
кораблями, пушками, двигающего необъятными естественными силами природы…
— «Ковшами, я сам
видел, я был
на корабле», — прибавил кто-то.
Оно, пожалуй, красиво смотреть со стороны, когда
на бесконечной глади вод плывет
корабль, окрыленный белыми парусами, как подобие лебедя, а когда попадешь в эту паутину снастей, от которых проходу нет, то
увидишь в этом не доказательство силы, а скорее безнадежность
на совершенную победу.
Другой достопримечательностью поста была маленькая чугунная пушка
на неподвижном деревянном лафете. Я
видел ее в полном пренебрежении
на площади около дома лесничего. По рассказам старожилов, она привезена была в пост Ольги для того, чтобы во время тумана подавать сигналы
кораблям, находящимся в открытом море.
Там, наверху, над головами, над всеми — я
увидел ее. Солнце прямо в глаза, по ту сторону, и от этого вся она —
на синем полотне неба — резкая, угольно-черная, угольный силуэт
на синем. Чуть выше летят облака, и так, будто не облака, а камень, и она сама
на камне, и за нею толпа, и поляна — неслышно скользят, как
корабль, и легкая — уплывает земля под ногами…
И в это время
на корабле умер человек. Говорили, что он уже сел больной;
на третий день ему сделалось совсем плохо, и его поместили в отдельную каюту. Туда к нему ходила дочь, молодая девушка, которую Матвей
видел несколько раз с заплаканными глазами, и каждый раз в его широкой груди поворачивалось сердце. А наконец, в то время, когда
корабль тихо шел в густом тумане, среди пассажиров пронесся слух, что этот больной человек умер.
Парусный
корабль качался и рос, и когда поравнялся с ними, то Лозинский
увидел на нем веселых людей, которые смеялись и кланялись и плыли себе дальше, как будто им не о чем думать и заботиться, и жизнь их будто всегда идет так же весело, как их
корабль при попутном ветре…
Перед отъездом из Нью-Йорка Матвей и Анна отправились
на пристань — смотреть, как подходят
корабли из Европы. И они
видели, как, рассекая грудью волны залива, подошел морской гигант и как его опять подвели к пристани и по мосткам шли десятки и сотни людей, неся сюда и свое горе, и свои надежды, и ожидания…
На третий день пути, выйдя
на палубу, он
увидел впереди
корабль.
Я спустился в ярко озаренное помещение, где, кроме нас двух, никого не было. Беглый взгляд, брошенный мной
на обстановку, не дал впечатления, противоречащего моему настроению, но и не разъяснил ничего, хотя казалось мне, когда я спускался, что будет иначе. Я
увидел комфорт и беспорядок. Я шел по замечательному ковру. Отделка помещения обнаруживала богатство строителя
корабля. Мы сели
на небольшой диван, и в полном свете я окончательно рассмотрел Геза.
— Вот и вся история, — закончил Больт. — Что было
на корабле потом, конечно, не интересно, а с тех пор пошел слух, что Фрези Грант иногда
видели то тут, то там, ночью или
на рассвете. Ее считают заботящейся о потерпевших крушение, между прочим; и тот, кто ее
увидит, говорят, будет думать о ней до конца жизни.
Шагов я не слышал. Внизу трапа появилась стройная, закутанная фигура, махнула рукой и перескочила в шлюпку точным движением. Внизу было светлее, чем смотреть вверх,
на палубу. Пристально взглянув
на меня, женщина нервно двинула руками под скрывавшим ее плащом и села
на скамейку рядом с той, которую занимал я. Ее лица, скрытого кружевной отделкой темного покрывала, я не
видел, лишь поймал блеск черных глаз. Она отвернулась, смотря
на корабль. Я все еще удерживался за трап.
— Вам это должно нравиться, — продолжал Гез, делая соответствующий ход так рассеянно, что я
увидел всю партию. — Должно, потому что вы, — я говорю это без мысли обидеть вас, — появились
на корабле более чем оригинально. Я угадываю дух человека.
–…есть указания в городском архиве, — поспешно вставил свое слово рассказчик. — Итак, я рассказываю легенду об основании города. Первый дом построил Вильямс Гобс, когда был выброшен
на отмели среди скал.
Корабль бился в шторме, опасаясь неизвестного берега и не имея возможности пересечь круговращение ветра. Тогда капитан
увидел прекрасную молодую девушку, вбежавшую
на палубу вместе с гребнем волны. «Зюйд-зюйд-ост и три четверти румба!» — сказала она можно понять как чувствовавшему себя капитану.
Я, дальнозоркий,
вижу только два темных пятнышка. Кочетов принес бинокль, но в бинокль я
вижу немного больше, чем простым глазом. Мы с Кочетовым обсуждаем план защиты позиции, если будет десант, и постановляем: биться до конца в случае высадки десанта и послать бегом сообщить
на Цисквили, где есть телеграф с Озургетами.
Корабли приближались, Галям уже
видит...
Как она обернулась и мимоходом повела глазами
на Дон-Кихота, так он и намагнетизировался. Та смотрит
на него, потому что
видит его смотрящим в первый раз после долгого беспамятства, а он от нее глаз оторвать не может. Глаза большие, иссера-темные, под черною бровью дужкою, лицо горит жизнью, зубы словно перл, зерно к зерну низаны, сочные алые губы полуоткрыты, шея башенкой,
на плечах — эполет клади, а могучая грудь как
корабль волной перекачивает.
Через час всей Балаклаве стало известно все, что
видел водолаз
на дне моря, у Белых камней. Большинство
кораблей было так занесено илом и всяким сором, что не было надежды
на их поднятие, а от трехмачтового фрегата с золотом, засосанного дном, торчит наружу только кусочек кормы с остатком медной позеленевшей надписи: «…ck Pr…».
Тогда Голован,
видя, что ему не достать своего
корабля, сбросил тулуп, разделся донага, связал весь свой гардероб ремнем, положил
на голову и поплыл через Орлик.
Корабельщики дивятся,
На кораблике толпятся,
На знакомом острову
Чудо
видят наяву:
Город новый златоглавый,
Пристань с крепкою заставой —
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Боровцов. И опять же ваша пешая служба супротив морской много легче. Вы то возьмите: другой раз пошлют с кораблем-то отыскивать, где конец свету; ну и плывут.
Видят моря такие, совсем неведомые, морские чудища круг
корабля подымаются, дорогу загораживают, вопят разными голосами; птица Сирен поет; и нет такой души
на корабле, говорят, которая бы не ужасалась от страха, в онемение даже приходят. Вот это — служба.
Поплакали,
видя сие, и пошли во град Иоппию; сели
на корабль, и привезли нас корабельщики во Египет.
На Огненной Земле Дарвин
видел с
корабля женщину, кормившую грудью ребенка; она подошла к судну и оставалась
на месте единственно из любопытства, а между тем мокрый снег, падая, таял
на ее голой груди и
на теле ее голого малютки.
— Я, господа, плаваю тридцать пять лет, кое-что
видел в своей жизни, разбивался у берегов Африки, выдержал несколько ураганов, был
на горевшем
корабле, но все это ничто в сравнении с этими двумя днями…
— Что делать? Написал в Лондон хозяевам и своим компаньонам, чтобы прислали денег
на возвратный путь — деньги-то из карманов подлецы вытащили, а пока живу у одного старого приятеля, капитана, судно которого стоит здесь в ожидании груза… Спасибо — приютил, одел и дал денег. Сегодня вот съехал
на берег… был у доктора. Пора и
на корабль. Милости просим ко мне в гости… Очень рад буду вас
видеть! — прибавил старик. — «Маргарита», большой клипер, стоит
на рейде недалеко от вашего корвета… Приезжайте…
Володя поблагодарил и, осторожно ступая между работающими людьми, с некоторым волнением спускался по широкому, обитому клеенкой трапу [Трап — лестница.], занятый мыслями о том, каков капитан — сердитый или добрый. В это лето, во время плавания
на корабле «Ростислав», он служил со «свирепым» капитаном и часто
видел те ужасные сцены телесных наказаний, которые произвели неизгладимое впечатление
на возмущенную молодую душу и были едва ли не главной причиной явившегося нерасположения к морской службе.
Покончив с наблюдениями, смотритель маяка лег спать, но зачем-то позвал меня к себе. Войдя в его «каюту», как он называл свою комнату, я
увидел, что она действительно обставлена, как каюта. В заделанное окно был вставлен иллюминатор. Графин с водой и стакан стояли в гнездах, как
на кораблях. Кровать имела наружный борт, стол и стулья тоже были прикреплены к полу, тут же висел барометр и несколько морских карт. Майданов лежал в кровати одетый в сапогах.
Венский кабинет сильно досадовал
на скорое и притом без его посредства заключение Кучук-Кайнарджиского мира; свободное плавание русских
кораблей по Черному морю и Архипелагу и независимость кубанских татар, особенно же Крыма, установленные этим миром, немало беспокоили Австрию, ибо она
видела, что это ведет к преобладанию России
на юге, к явному ущербу государства Габсбургов.
Но при этом я не мог не
видеть и всей чудовищной уродливости моего собственного положения: отчаянно стараясь стать выше времени (как будто это возможно!), недоверчиво встречая всякое новое веяние, я обрекал себя
на мертвую неподвижность; мне грозила опасность обратиться в совершенно «обессмысленную щепку» когда-то «победоносного
корабля».
Телеман-сорт, «
корабль, погибающий в волнах», припоминает отец Илиодор и сейчас же впадает в раздумье: что это, однако, такое телеман, телеман… телеман-сорт, где он слышал это французское слово?.. Ах, какая досада: ни за что не вспомнишь! Семинарист ли это учил, или это он сам знал прежде? Да, это он сам знал: вот оно что! — он
видел печать,
на которой был вырезан
корабль на волнах и над ним надпись, которую он вычитал и перевел себе таким образом: телеман-сорт — это «
корабль, погибающий в волнах».
Случилось так, что когда
корабль Бороздина и Головцына пришел в Копенгаген, то Баранщиков «был спущен
на берег, для покупки нужных припасов, и зашел в питейный дом, как свойственно русскому человеку, выпить пива». Тут он встретил датчан, которые показались ему очень приветливыми и чрезвычайно ему понравились. «Не понимая их языка, но
видя их благорасположение, он знаками показал им, что ему надо спешить
на корабль». А датчане тогда «сейчас же догадались, что он русский, и указали ему
на водку и пиво».