Неточные совпадения
Стон ужаса пробежал по толпе: его спина была синяя полосатая
рана, и по этой-то
ране его следовало бить кнутом. Ропот и мрачный
вид собранного народа заставили полицию торопиться, палачи отпустили законное число ударов, другие заклеймили, третьи сковали ноги, и дело казалось оконченным. Однако сцена эта поразила жителей; во всех кругах Москвы говорили об ней. Генерал-губернатор донес об этом государю. Государь велел назначить новый суд и особенно разобрать дело зажигателя, протестовавшего перед наказанием.
В картине же Рогожина о красоте и слова нет; это в полном
виде труп человека, вынесшего бесконечные муки еще до креста,
раны, истязания, битье от стражи, битье от народа, когда он нес на себе крест и упал под крестом, и, наконец, крестную муку в продолжение шести часов (так, по крайней мере, по моему расчету).
Мать наскоро перевязала
рану.
Вид крови наполнял ей грудь жалостью, и, когда пальцы ее ощущали влажную теплоту, дрожь ужаса охватывала ее. Она молча и быстро повела раненого полем, держа его за руку. Освободив рот, он с усмешкой в голосе говорил...
Она закрыла глаза и пробыла так несколько минут, потом открыла их, оглянулась вокруг, тяжело вздохнула и тотчас приняла обыкновенный, покойный
вид. Бедняжка! Никто не знал об этом, никто не видел этого. Ей бы вменили в преступление эти невидимые, неосязаемые, безыменные страдания, без
ран, без крови, прикрытые не лохмотьями, а бархатом. Но она с героическим самоотвержением таила свою грусть, да еще находила довольно сил, чтоб утешать других.
— О женщина, ты видишь перед собой героя, — заявлял немного сконфуженный этой маленькой комедией Пепко. — Жалею, что не могу тебе представить в
виде доказательства свои
раны… Да, настоящий герой, хотя и синий.
— Рад, — говорю, — очень с вами познакомиться, — и, поверьте, действительно был рад. Такой мягкий человек, что хоть его к больной
ране прикладывай, и особенно мне в нем понравилось, что хотя он с
вида и похож на художника, но нет в нем ни этой семинарской застенчивости, ни маркерской развязности и вообще ничего лакейского, без чего художник у нас редко обходится. Это просто входит бедный джентльмен, — в своем роде олицетворение благородной и спокойной гордости и нищеты рыцаря Ламанчского.
Когда Федосей, пройдя через сени, вступил в баню, то остановился пораженный смутным сожалением; его дикое и грубое сердце сжалось при
виде таких прелестей и такого страдания: на полу сидела, или лучше сказать, лежала Ольга, преклонив голову на нижнюю ступень полкá и поддерживая ее правою рукою; ее небесные очи, полузакрытые длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны этой мрачной и таинственной поэзии, которую так нестройно, так обильно изливают взоры безумных; можно было тотчас заметить, что с давних пор ни одна алмазная слеза не прокатилась под этими атласными веками, окруженными легкой коришневатой тенью: все ее слезы превратились в яд, который неумолимо грыз ее сердце; ржавчина грызет железо, а сердце 18-летней девушки так мягко, так нежно, так чисто, что каждое дыхание досады туманит его как стекло, каждое прикосновение судьбы оставляет на нем глубокие следы, как бедный пешеход оставляет свой след на золотистом дне ручья; ручей — это надежда; покуда она светла и жива, то в несколько мгновений следы изглажены; но если однажды надежда испарилась, вода утекла… то кому нужда до этих ничтожных следов, до этих незримых
ран, покрытых одеждою приличий.
Шакловитый сам осматривал их
раны и, с
видом сострадания к стрельцам, повторял свою любимую поговорку о Нарышкиных: «Будут и вас таскать за ноги» (Устрялов, том II, стр. 43).
Мы все отшатнулись при
виде открывшейся при этом картины. Вся грудь убитого представляла одну зияющую
рану, прорезанную и истыканную в разных направлениях. Невольный ужас охватывал душу при
виде этих следов исступленного зверства. Каждая
рана была бы смертельна, но было очевидно, что большинство из них нанесены мертвому.
Можешь ли ты сердиться на человека за то, что у него гнойные
раны? Он не виноват, что
вид его
ран тебе неприятен. Точно так же относись и к чужим порокам.
Садимся обедать. Раненый офицер, у которого от
раны в висок образовалось сведение челюстей, ест с таким
видом, как будто бы он зануздан и имеет во рту удила. Я катаю шарики из хлеба, думаю о собачьем налоге и, зная свой вспыльчивый характер, стараюсь молчать. Наденька глядит на меня с состраданием. Окрошка, язык с горошком, жареная курица и компот. Аппетита нет, но я из деликатности ем. После обеда, когда я один стою на террасе и курю, ко мне подходит Машенькина maman, сжимает мои руки и говорит, задыхаясь...
Вид у выздоравливающих и отправляющихся от
ран довольно бодрый.
— Что теперь делать, что делать? — прошептала она. — Не хочу показать мою
рану сердечную! Не стоит. Упрекать не буду. Да, не надо показывать
вида, что я знаю… Не должна унижаться больше. Довольно!
По его словам,
раны эти отличаются по своему
виду и течению в зависимости от расстояния выстрела.
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя.
Рана его на руке была почти не
рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в
виде приветствия. Ростову всё так же было неловко и чего-то совестно.