Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер
влез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади, и чувствуя, что очки его спадàют и что он не в силах отнять рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Неточные совпадения
Еще в детстве, бывало, узнает она, что у мужика пала корова или
лошадь, она
влезет на колени к бабушке и выпросит
лошадь и корову. Изба ветха или строение
на дворе, она попросит леску.
В Маиле нам дали других
лошадей, все таких же дрянных
на вид, но верных
на ногу, осторожных и крепких. Якуты ласковы и внимательны: они нас буквально
на руках снимают с седел и сажают
на них; иначе бы не
влезть на седло, потом
на подушку, да еще в дорожном платье.
Ниже росли кусты и деревья, берег становился обрывистым и был завален буреломом. Через 10 минут его
лошадь достала до дна ногами. Из воды появились ее плечи, затем спина, круп и ноги. С гривы и хвоста вода текла ручьями. Казак тотчас же
влез на коня и верхом выехал
на берег.
Люди хмурились, неохотно уступая дорогу
лошадям. Некоторые
влезали на заборы.
Мать, испуганно мигнув, быстро взглянула
на солдат — они топтались
на одном месте, а
лошадь бегала вокруг них; посмотрела
на человека с лестницей — он уже поставил ее к стене и
влезал не торопясь.
…Всю ночь — какие-то крылья, и я хожу и закрываю голову руками от крыльев. А потом — стул. Но стул — не наш, теперешний, а древнего образца, из дерева. Я перебираю ногами, как
лошадь (правая передняя — и левая задняя, левая передняя — и правая задняя), стул подбегает к моей кровати,
влезает на нее — и я люблю деревянный стул: неудобно, больно.
Когда новые
лошади были заложены,
на беседку
влез длинновязый парень, с сережкой в ухе, в кафтане с прорехами и в валяных сапогах, хоть мокреть была страшная; парень из дворовых, недавно прогнанный с почтовой станции и для большего форса все еще ездивший с колокольчиком. В отношении
лошадей он был каторга; как подобрал вожжи, так и начал распоряжаться.
Пред глазами плачущей старушки в широко распахнувшуюся калитку
влез с непокрытою курчавою головою дьякон Ахилла. Он в коротком толстом казакине и широких шароварах, нагружен какими-то мешками и ведет за собой пару
лошадей, из которых
на каждой громоздится большой и тяжелый вьюк. Наталья Николаевна молча смотрела, как Ахилла ввел
на двор своих
лошадей, сбросив
на землю вьюки, и, возвратившись к калитке, запер ее твердою хозяйскою рукой и положил ключ к себе в шаровары.
Кривая Маланья тихо хныкала в своей кухне по пестрой телочке, которую выкармливала, как родную дочь; у Гордея Евстратыча навернулись слезы, когда старый слуга Гнедко, возивший его еще так недавно
на Смородинку, достался какому-то мастеровому, который будет наваливать
на лошадь сколько
влезет, а потом будет бить ее чем попало и в награду поставит
на солому.
Майор только махнул рукой и начал рассказывать ему, как подлец Филька сшиб
лошади копыто, рассказывал длинно и в конце концов даже к самому лицу его поднес больное копыто с гноящейся ссадиной и навозным пластырем, но Вывертов не понимал, не чувствовал и глядел
на всё, как сквозь решетку. Бессознательно он простился,
влез в свою бричку и крикнул с отчаянием...