Неточные совпадения
— Это
Бог нам помог — эта Сербская
война.
Давно уже просил я у
Бога, чтобы если придется кончать жизнь, то чтобы кончить ее на
войне за святое и христианское дело.
— Не угодные мы
богу люди, — тяжко вздохнул Денисов. — Ты — на гору, а черт — за ногу. Понять невозможно, к чему эта
война затеяна?
— Сто восемьдесят шесть… семнадцать… — слышал он. —
Войну мы ведем, младшее офицерье. Мы — впереди мужиков, которые ненавидят нас, дворянство, впереди рабочих, которых вы, интеллигенты, настраиваете против царя, дворян и
бога…
— Ты, Осип, балуешь словами, вот что! А он — правильно сказал:
война — необходимая история, от
бога посылается.
— Немцы считаются самым ученым народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали. Христиане. И вот они объявили нам
войну. За что? Никто этого не знает. Мы, русские, воюем только для защиты людей. У нас только Петр Первый воевал с христианами для расширения земли, но этот царь был врагом
бога, и народ понимал его как антихриста. Наши цари всегда воевали с язычниками, с магометанами — татарами, турками…
Страшно трудно оправдать и объяснить вездеприсутствие всемогущего и всеблагого
Бога в зле, в чуме, в холере, в пытках, в ужасах
войн, революций и контрреволюций.
Если Бог-Пантократор присутствует во всяком зле и страдании, в
войне и в пытках, в чуме и холере, то в
Бога верить нельзя, и восстание против
Бога оправдано.
— Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни
бог войны, они стрелять не годятся.
— Завтра утром, когда тень от острова коснется мыса Чиу-Киу, садитесь в пироги и спешно плывите на бледнолицых. Грозный
бог войны, великий Коокама, сам предаст белых дьяволов в ваши руки. Меня же не дожидайтесь. Я приду в разгар битвы.
Смысл тот, что история, природа человека и
бог показывают нам, что, пока будут два человека и между ними хлеб, деньги и женщина, — будет
война. То есть, что никакой прогресс не приведет людей к тому, чтобы они сдвинулись с дикого понимания жизни, при котором без драки невозможно разделить хлеб, деньги (очень хороши тут деньги) и женщину.
Церкви не только никогда не соединяли, но были всегда одной из главных причин разъединения людей, ненависти друг к другу,
войн, побоищ, инквизиций, варфоломеевских ночей и т. п., и церкви никогда не служат посредниками между людьми и
богом, чего и не нужно и что прямо запрещено Христом, открывшим свое учение прямо непосредственно каждому человеку, но ставят мертвые формы вместо
бога и не только не открывают, но заслоняют от людей
бога.
«Судите сами, справедливо ли повиноваться человеку более, чем
богу», — сказали Петр и Иоанн. И точно так же всякий человек, желающий быть христианином, должен относиться к требованиям идти на
войну, когда Христос сказал ему: «Не противься злу насилием».
Да вот, например, если у нас будет
война и
бог поможет нам не только отразить, но истребить французскую армию, если из этого ополчения всей Европы уцелеют только несколько тысяч…
— C'est une folle! [Это сумасшедшая! (франц.)] — сказала Лидина. — Представьте себе, я сейчас получила письмо из Москвы от кузины; она пишет ко мне, что говорят о
войне с французами. И как вы думаете? ей пришло в голову, что вы пойдете опять в военную службу. Успокойте ее,
бога ради!
Стар, государь, я нынче: при дворе
Что делать мне? Вы молоды; вам любы
Турниры, праздники. А я на них
Уж не гожусь.
Бог даст
войну, так я
Готов, кряхтя, взлезть снова на коня;
Еще достанет силы старый меч
За вас рукой дрожащей обнажить.
Между тем заботы службы, новые лица, новые мысли победили в сердце Юрия первую любовь, изгладили в его сердце первое впечатление… слава! вот его кумир! —
война вот его наслаждение!.. поход! — в Турцию… о как он упитает кровью неверных свою острую шпагу, как гордо он станет попирать разрубленные низверженные чалмы поклонников корана!.. как счастлив он будет, когда сам Суворов ударит его по плечу и молвит: молодец! хват… лучше меня! помилуй
бог!..
Слава тебе, город Мемфис, где нашли мы правую руку великого
бога, руку
войны и защиты.
— Были мы, — говорил он, — с вашим папашей на
войне в Пруссии и Цецарии. Вот дяденьку Петра Неофитовича пулей в голову контузили, а нас-то
бог миловал.
Все
войны и походы Владимира представляются славными и счастливыми, а к концу его царствования замечена следующая любопытная черта: «Владимир, находя по сердцу своему удовольствие в непрерывном милосердии и распространяя ту добродетель даже до того, что ослабело правосудие и суд по законам, отчего умножились в сие время разбои и грабительства повсюду, так что наконец митрополит Леонтий со епископы стали говорить Владимиру о том, представляя ему, что всякая власть от
бога и он поставлен от всемогущего творца ради правосудия, в котором есть главное злых и роптивых смирить и исправить и добрым милость и оборону являть».
— Вот уже и пошел! — прерывала Пульхерия Ивановна. — Вы не верьте ему, — говорила она, обращаясь к гостю. — Где уже ему, старому, идти на
войну! Его первый солдат и застрелит! Ей-богу, застрелит! Вот так-таки прицелится и застрелит.
И дики тех ущелий племена,
Им
бог — свобода, их закон —
война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей;
Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро — добро, и кровь — за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.
То скажет, что Святослав перед смертью намерен был произвести гонение на христиан в России, приписывая неудачу своей последней
войны гневу
богов за терпимость его к христианам…
— Ничего не поделаешь, батенька. Привык в боях. Кто на
войне не был,
богу не маливался. Знаете? Прекрасная русская поговорка. Там, голубчик, поневоле научишься молиться. Бывало, идешь на позицию — пули визжат, шрапнель, гранаты… эти самые проклятые шимозы… но ничего не поделаешь — долг, присяга — идешь! А сам читаешь про себя: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя, яко на небеси…»
— Как это дико, Сергей Фирсыч, что мы с вами уже три месяца не читаем газет.
Бог знает, что произошло за это время в России? Подумайте только: вдруг случилась революция, или объявлена
война, или кто-нибудь сделал замечательное открытие, а мы ровно ничего не знаем? Понимаете, такое открытие, которое вдруг перевернет всю жизнь… например, летающий корабль, или вот… например… читать в мыслях у другого, или взрывчатое вещество такой удивительной силы…
Булычов. Всё — отцы.
Бог — отец, царь — отец, ты — отец, я — отец. А силы у нас — нет. И все живем на смерть. Я — не про себя, я про
войну, про большую смерть. Как в цирке зверя-тигра выпустили из клетки на людей.
Грядите — не с миром, но с
войною для мира! Доныне
бог любил нас, доныне говорили народы: «Кто против
бога и великого Новаграда!» Он с вами: грядите!»
Кто недоволен выходкой моей,
Тот пусть идет в журнальную контору,
С листком в руках, с оравою друзей,
И, веруя их опытному взору,
Печатает анафему, злодей!..
Я кончил… Так! дописана страница.
Лампада гаснет… Есть всему граница —
Наполеонам, бурям и
войнам,
Тем более терпенью и… стихам,
Которые давно уж не звучали,
И вдруг с пера
бог знает как упали!..
О, мощно-истинный, как Ра, возлюбленный солнца, повелитель обоих Египтов! С востока на запад и с запада на восток объехал я вверенную мне тобой область; я был у
богов южной страны и был у
богов северной страны; всюду набирал я здоровых юношей в твое могущественное войско заранее и всех их запер в тюрьмы и в амбары, пока они еще не успели разбежаться в горы; ибо ты ведаешь, что мирные египтяне не любят
войны и страшатся твоего взора.
Церкви не только никогда не соединяли, но были всегда одной из главных причин разъединения, ненависти людей друг к другу,
войн, побоищ, инквизиций, Варфоломеевских ночей и т. п., и церкви никогда не служат посредницами между людьми и
богом, чего и не нужно и что прямо запрещено Христом.
Никакие условия не могут сделать того, чтобы убийство перестало быть самым грубым и явным нарушением закона
бога, выраженного и во всех религиозных учениях и в совести людей. А между тем при всяком государственном устройстве убийство — и в виде казни и на
войне — считается законным делом.
Так и Ангелы, славословящие
Бога, становятся «небесными воинствами», разящими и воинствующими: «…и произошла на небе
война, Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них» (Апок. 12:7).
Ты предо мною невинна, — единые
боги виновны.
Боги с плачевной
войной на меня устремили ахеян.
Не было бы ни странствий Одиссея, ни самой Троянской
войны, если бы
боги оставили людей в покое и с жестоким равнодушием не пользовались ими для своих целей.
Но и тут Милица утешала себя мыслью, что, когда, даст
Бог, окончится со славой для русско-сербского союзнического оружия
война и вернется она домой, — отец, узнав побуждение, толкнувшее ее на поле военных действий, не станет бранить и упрекать свою Милицу…
— Ты видишь, какие страдания… Какие нечеловеческие страдания я должна переносить… Не упорствуй же, голубчик… Ради
Бога, исполни же мою просьбу. A сам поспеши… Каждая минута, каждая секунда дорога, бесценна… Нельзя терять ни капли времени… Мы на
войне, Игорь, и долг перед царем и родиной мы должны свято выполнить прежде всего… Ведь от этой разведки зависит спасение жизни многих людей! Ты знаешь это!
Если все от
Бога и все направляется
Богом ко благу, если
Бог действует и в чуме, и в холере, и в инквизиции, и в пытках, в
войнах и порабощениях, то это при последовательном продумывании должно вести к отрицанию существования зла и несправедливости в мире.
Эти мысли всецело захватывают сейчас все существо девушки. Её губы невольно улыбаются при мысли о возможности доведения до конца начатого ей дела. Да, когда по окончании
войны, она, даст
Бог, вернется под родную кровлю, как обнимет старого отца, как скажет, целуя его старую, седую голову...
Судя по характеру его амурных предприятий и кредиту, которым пользовался он у Бахуса, следует думать, что он, занимая должность
бога войны, был причислен к армейской пехоте и имел чин не ниже штабс-капитана.
Месяц март получил свое название от Марса, который, если верить учебнику Иловайского, был
богом войны.
Визитная карточка его была, вероятно, такова: «Штабс-капитан Марс,
бог войны».
«Ей-богу, того и гляди утонешь, не хуже Англии, — повторил он в своих мыслях, — и черт знает, куда это я так глубоко залез, да и где мой дом? А? Где, и исправда, мой дом? Где моя лестница? „Черт с квасом съел“? Кто это там говорит, что мой дом черт с квасом съел? А? Выходи: если ты добрый человек, я тебя водкой попотчую, а не то давай делать русскую
войну».
В 1864 году, во время работы над «
Войной и миром», Толстой пишет Софье Андреевне: «Ты, глупая, со своими неумственными интересами, мне сказала истинную правду. Все историческое не клеится и идет вяло». В 1878 году он пишет Фету: «Прочтя ваше стихотворение, я сказал жене: «стихотворение Фета прелестно, но одно слово нехорошо». Она кормила и суетилась, но за чаем, успокоившись, взяла читать и тотчас же указала на то слово, которое я считаю нехорошим: «как
боги».
Однажды зашел я на вокзал, когда уходил эшелон. Было много публики, были представители от города. Начальник дивизии напутствовал уходящих речью; он говорил, что прежде всего нужно почитать
бога, что мы с
богом начали
войну, с
богом ее и кончим. Раздался звонок, пошло прощание. В воздухе стояли плач и вой женщин. Пьяные солдаты размещались в вагонах, публика совала отъезжающим деньги, мыло, папиросы.
— На начинающих
Бог. Да будет
война! — торжественно произнес Иоанн.
Каюсь, что во время последней
войны я даже свечи ставил за французов, чтобы
Бог привел им хоть один раз поколотить немцев, а Гамбетту, Тьера и Трошю так даже в заздравное поминание записал.
— Это будет не простая
война, — восклицал князь, — а новый российский крестовый поход, борьба креста и луны, Христа и Магомета. Чего не сделали, не довершили крестоносцы, должна сделать, довершить Россия с Великой Екатериной. Я здесь, в груди моей, ношу уже давно уверенность, что Россия должна совершить это великое и
Богу угодное дело — взять и перекинуть луну через Босфор, с одного берега на другой, в Азию.
Японский генерал Куроки, поддаваясь давлению из Токио, был действительно намерен идти на этот «город
бога войны», но в конце концов на это не решился.
— Отворите! это я! — говорил хриплым голосом толстый человек с важною физиономиею и еще более важным, чопорным париком, постукивая в ворота натуральною тростью с золотым набалдашником и перемешивая свои требования к стражам замка утешениями народу: — Что делать, дети мои! Это жребий
войны! Надо поручить себя милосердию
Бога. Не поместиться же всем в крепостце; я советовал бы вам воротиться. Видите, и я, ваш бургемейстер, с трудом туда пробиваюсь.
Кумирня, в которой живём мы, посвящённая
Богу войны, запущена и оставлена и, конечно, ввиду соседства нас, европейцев, не служит местом таких собраний.