Неточные совпадения
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и
в нижнем этаже красили,
в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они
вошли в первую большую комнату.
Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Пройдя небольшую столовую с темными деревянными
стенами, Степан Аркадьич с Левиным по мягкому ковру
вошли в полутемный кабинет, освещенный одною с большим темным абажуром лампой.
Почти
в одно и то же время
вошли: хозяйка с освеженною прической и освеженным лицом из одной двери и гости из другой
в большую гостиную с темными
стенами, пушистыми коврами и ярко освещенным столом, блестевшим под огнями
в свеч белизною скатерти, серебром самовара и прозрачным фарфором чайного прибора.
Войдя в тенистые сени, он снял со
стены повешенную на колышке свою сетку и, надев ее и засунув руки
в карманы, вышел на огороженный пчельник,
в котором правильными рядами, привязанные к кольям лычками, стояли среди выкошенного места все знакомые ему, каждый с своей историей, старые ульи, а по стенкам плетня молодые, посаженные
в нынешнем году.
Анна уже была дома. Когда Вронский
вошел к ней, она была одна
в том самом наряде,
в котором она была
в театре. Она сидела на первом у
стены кресле и смотрела пред собой. Она взглянула на него и тотчас же приняла прежнее положение.
В то самое время, когда Чичиков
в персидском новом халате из золотистой термаламы, развалясь на диване, торговался с заезжим контрабандистом-купцом жидовского происхождения и немецкого выговора, и перед ними уже лежали купленная штука первейшего голландского полотна на рубашки и две бумажные коробки с отличнейшим мылом первостатейнейшего свойства (это было мыло то именно, которое он некогда приобретал на радзивилловской таможне; оно имело действительно свойство сообщать нежность и белизну щекам изумительную), —
в то время, когда он, как знаток, покупал эти необходимые для воспитанного человека продукты, раздался гром подъехавшей кареты, отозвавшийся легким дрожаньем комнатных окон и
стен, и
вошел его превосходительство Алексей Иванович Леницын.
Когда
вошел Павел Иванович
в отведенную комнату для спанья и, ложась
в постель, пощупал животик свой: «Барабан! — сказал, — никакой городничий не взойдет!» Надобно же было такому стеченью обстоятельств: за
стеной был кабинет хозяина.
Там,
в самом углу, внизу,
в одном месте были разодраны отставшие от
стены обои: тотчас же начал он все запихивать
в эту дыру, под бумагу: «
Вошло!
Он стоял, смотрел и не верил глазам своим: дверь, наружная дверь, из прихожей на лестницу, та самая,
в которую он давеча звонил и
вошел, стояла отпертая, даже на целую ладонь приотворенная: ни замка, ни запора, все время, во все это время! Старуха не заперла за ним, может быть, из осторожности. Но боже! Ведь видел же он потом Лизавету! И как мог, как мог он не догадаться, что ведь
вошла же она откуда-нибудь! Не сквозь
стену же.
К вам
в комнату на несколько минут;
Там
стены, воздух — всё приятно!
Согреют, оживят, мне отдохнуть дадут
Воспоминания об том, что невозвратно!
Не засижусь,
войду, всего минуты две,
Потом, подумайте, член А́нглийского клуба,
Я там дни целые пожертвую молве
Про ум Молчалина, про душу Скалозуба.
Он очень неохотно уступил настойчивой просьбе Варвары пойти
в Кремль, а когда они
вошли за
стену Кремля и толпа, сейчас же всосав его
в свою черную гущу, лишила воли, начала подталкивать, передвигать куда-то, — Самгин настроился мрачно, враждебно всему. Он вздохнул свободнее, когда его и Варвару оттеснили к нелепому памятнику царя, где было сравнительно просторно.
В помещение под вывеской «Магазин мод»
входят, осторожно и молча, разнообразно одетые, но одинаково смирные люди, снимают верхнюю одежду, складывая ее на прилавки, засовывая на пустые полки; затем они, «гуськом» идя друг за другом, спускаются по четырем ступенькам
в большую, узкую и длинную комнату, с двумя окнами
в ее задней
стене, с голыми
стенами, с печью и плитой
в углу, у входа: очевидно — это была мастерская.
У входа
в ограду Таврического дворца толпа, оторвав Самгина от его спутника, вытерла его спиною каменный столб ворот, втиснула за ограду, затолкала
в угол, тут было свободнее. Самгин отдышался, проверил целость пуговиц на своем пальто, оглянулся и отметил, что
в пределах ограды толпа была не так густа, как на улице, она прижималась к
стенам, оставляя перед крыльцом дворца свободное пространство, но люди с улицы все-таки не
входили в ограду, как будто им мешало какое-то невидимое препятствие.
Под полом,
в том месте, где он сидел, что-то негромко щелкнуло, сумрак пошевелился, посветлел, и, раздвигая его, обнаруживая
стены большой продолговатой комнаты, стали
входить люди — босые, с зажженными свечами
в руках,
в белых, длинных до щиколоток рубахах, подпоясанных чем-то неразличимым.
Они прошли через сени, через жилую избу хозяев и
вошли в заднюю комнатку,
в которой стояла кровать Марка. На ней лежал тоненький старый тюфяк, тощее ваточное одеяло, маленькая подушка. На полке и на столе лежало десятка два книг, на
стене висели два ружья, а на единственном стуле
в беспорядке валялось несколько белья и платья.
Князь проснулся примерно через час по ее уходе. Я услышал через
стену его стон и тотчас побежал к нему; застал же его сидящим на кровати,
в халате, но до того испуганного уединением, светом одинокой лампы и чужой комнатой, что, когда я
вошел, он вздрогнул, привскочил и закричал. Я бросился к нему, и когда он разглядел, что это я, то со слезами радости начал меня обнимать.
Мы
вошли в палисадник; он отодвинул одну
стену или раму домика, и нам представились миньятюрные комнаты, совершенно как клетки попугая, с своей чистотой, лакированными вещами и белыми циновками.
Кое-как добрался я до своей каюты,
в которой не был со вчерашнего дня, отворил дверь и не
вошел — все эти термины теряют значение
в качку — был втиснут толчком
в каюту и старался удержаться на ногах, упираясь кулаками
в обе противоположные
стены.
С вида кажется невозможным
войти в эту
стену; между тем там проложены тропинки, и любопытные, с проводниками, беспрестанно отправляются туда.
«Да, единственное приличествующее место честному человеку
в России
в теперешнее время есть тюрьма!» — думал он. И он даже непосредственно испытывал это, подъезжая к тюрьме и
входя в ее
стены.
Нехлюдов отворил дверь и
вошел в небольшую камеру, слабо освещенную маленькой металлической лампочкой, низко стоявшей на нарах.
В камере было холодно и пахло неосевшей пылью, сыростью и табаком. Жестяная лампа ярко освещала находящихся около нее, но нары были
в тени, и по
стенам ходили колеблющиеся тени.
Тотчас же найдя
в ящике огромного стола, под отделом срочные,повестку,
в которой значилось, что
в суде надо было быть
в одиннадцать, Нехлюдов сел писать княжне записку о том, что он благодарит за приглашение и постарается приехать к обеду. Но, написав одну записку, он разорвал ее: было слишком интимно; написал другую — было холодно, почти оскорбительно. Он опять разорвал и пожал
в стене пуговку.
В двери
вошел в сером коленкоровом фартуке пожилой, мрачного вида, бритый с бакенбардами лакей.
Но старшие и опытнейшие из братии стояли на своем, рассуждая, что «кто искренно
вошел в эти
стены, чтобы спастись, для тех все эти послушания и подвиги окажутся несомненно спасительными и принесут им великую пользу; кто же, напротив, тяготится и ропщет, тот все равно как бы и не инок и напрасно только пришел
в монастырь, такому место
в миру.
Дерсу по обыкновению остался ночевать снаружи, а я
вошел в фанзу, растянулся на теплом кане и начал дремать. Рядом, за
стеной, слышно было, как мулы ели сено.
Возвращаясь назад к биваку, я
вошел в одну из фанз. Тонкие
стены ее были обмазаны глиной изнутри и снаружи.
В фанзе имелось трое дверей с решетчатыми окнами, оклеенными бумагой. Соломенная четырехскатная крыша была покрыта сетью, сплетенной из сухой травы.
Вернуться домой было некогда, я не хотел бродить по улицам. За городской
стеною находился маленький сад с навесом для кеглей и столами для любителей пива. Я
вошел туда. Несколько уже пожилых немцев играли
в кегли; со стуком катились деревянные шары, изредка раздавались одобрительные восклицания. Хорошенькая служанка с заплаканными глазами принесла мне кружку пива; я взглянул
в ее лицо. Она быстро отворотилась и отошла прочь.
Это, однако ж, не все: на
стене сбоку, как
войдешь в церковь, намалевал Вакула черта
в аду, такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а бабы, как только расплакивалось у них на руках дитя, подносили его к картине и говорили: «Он бачь, яка кака намалевана!» — и дитя, удерживая слезенки, косилось на картину и жалось к груди своей матери.
При М. М. Хераскове была только одна часть, средняя, дворца, где колонны и боковые крылья, а может быть, фронтон с колоннами и ворота со львами были сооружены после 1812 года Разумовским, которому Херасковы продали имение после смерти поэта
в 1807 году. Во время пожара 1812 года он уцелел, вероятно, только благодаря густому парку. Если сейчас
войти на чердак пристроек, то на
стенах главного корпуса видны уцелевшие лепные украшения бывших наружных боковых
стен.
Долго Галактион ходил по опустевшему гнезду, переживая щемящую тоску. Особенно жутко ему сделалось, когда он
вошел в детскую. Вот и забытые игрушки, и пустые кроватки, и детские костюмчики на
стене… Чем бедные детки виноваты? Галактион присел к столу с игрушками и заплакал. Ему сделалось страшно жаль детей. У других-то все по-другому, а вот эти будут сиротами расти при отце с матерью… Нет, хуже! Ах, несчастные детки, несчастные!
Или
входишь в избу, и намека нет на мебель, печь голая, а на полу у
стен рядышком сидят черкесы, одни
в шапках, другие с непокрытыми стрижеными и, по-видимому, очень жесткими головами, и смотрят на меня не мигая.
Не
входя в рассуждение о неосновательности причин, для которых выжигают сухую траву и жниву, я скажу только, что палы
в темную ночь представляют великолепную картину:
в разных местах то
стены, то реки, то ручьи огня лезут на крутые горы, спускаются
в долины и разливаются морем по гладким равнинам.
Войдя в свой дом, Лизавета Прокофьевна остановилась
в первой же комнате; дальше она идти не могла и опустилась на кушетку, совсем обессиленная, позабыв даже пригласить князя садиться. Это была довольно большая зала, с круглым столом посредине, с камином, со множеством цветов на этажерках у окон и с другою стеклянною дверью
в сад,
в задней
стене. Тотчас же
вошли Аделаида и Александра, вопросительно и с недоумением смотря на князя и на мать.
Оставшись один, Арапов покусал губы, пожал лоб, потом
вошел в чуланчик, взял с полки какую-то ничтожную бумажку и разорвал ее; наконец, снял со
стены висевший над кроватью револьвер и остановился, смотря то на окно комнаты, то на дуло пистолета.
— Правда, правда, — подхватил Бахарев. — Пойдут дуть да раздувать и надуют и себе всякие лихие болести, и другим беспокойство. Ох ты, господи! господи! — произнес он, вставая и направляясь к дверям своего кабинета, — ты ищешь только покоя, а оне знай истории разводят. И из-за чего, за что девочку разогорчили! — добавил он,
входя в кабинет, и так хлопнул дверью, что
в зале задрожали
стены.
С трудом вспоминал он, как для храбрости пил он на извозчике отвратительно пахнувший настоящими постельными клопами ром, как его мутило от этого пойла, как он
вошел в большую залу, где огненными колесами вертелись огни люстр и канделябров на
стенах, где фантастическими розовыми, синими, фиолетовыми пятнами двигались женщины и ослепительно-пряным, победным блеском сверкала белизна шей, грудей и рук.
После ужина
вошла она
в ту палату беломраморну, где читала она на
стене словеса огненные, и видит она на той же
стене опять такие же словеса огненные: «Довольна ли госпожа моя своими садами и палатами, угощеньем и прислугою?» И возговорила голосом радошным молодая дочь купецкая, красавица писаная: «Не зови ты меня госпожой своей, а будь ты всегда мой добрый господин, ласковый и милостивый.
Когда мы
вошли в гостиную, то я был поражен не живописью на
стенах, которой было немного, а золотыми рамами картин и богатым убранством этой комнаты, показавшейся мне
в то же время как-то темною и невеселою, вероятно от кисейных и шелковых гардин на окнах.
Стены комнаты были оклеены только что тогда начинавшими
входить в употребление пунцовыми суконными обоями; пол ее был покрыт мягким пушистым ковром; привезены были из Новоселок фортепьяно, этажерки для нот и две — три хорошие картины.
— За мной, сюда! — сказал тот мужикам и сам первый
вошел, или, лучше сказать, спустился
в шалаш, который сверху представлял только как бы одну крышу, но под нею была выкопана довольно пространная яма или, скорей, комната,
стены которой были обложены тесом, а свет
в нее проходил сквозь небольшие стеклышки, вставленные
в крышу.
Пройдя двое или трое сеней, они
вошли в длинную комнату, освещенную несколькими горящими лампадами перед целым иконостасом икон, стоящих по всей передней
стене. Людей никого не было.
Наконец генерал проснулся. Лакей провел ходоков прямо
в кабинет, где генерал сидел у письменного стола с трубкой
в руках. Пред ним стоял стакан крепкого чая. Старички осторожно
вошли в кабинет и выстроились у
стены в смешанную кучу, как свидетели на допросе у следователя.
Монастырь, куда они шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая каменная
стена, с следами бойниц и с четырьмя башнями по углам. Огромные железные ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и
входили в небольшую калиточку. Два храма, один с колокольней, а другой только церковь, стоявшие посредине монастырской площадки, были тоже старинной архитектуры. К
стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
Поднявшись на гору мимо какой-то высокой белой
стены, он
вошел в улицу разбитых маленьких домиков, беспрестанно освещаемых бомбами. Пьяная, растерзанная женщина, выходя из калитки с матросом, наткнулась на него.
Известно давно, что у всех арестантов
в мире и во все века бывало два непобедимых влечения. Первое:
войти во что бы то ни стало
в сношение с соседями, друзьями по несчастью; и второе — оставить на
стенах тюрьмы память о своем заключении. И Александров, послушный общему закону, тщательно вырезал перочинным ножичком на деревянной
стене: «26 июня 1889 г. здесь сидел обер-офицер Александров, по злой воле дикого Берди-Паши, чья глупость — достояние истории».
Он приник лицом к
стене,
в углу, точь-в-точь как накануне, когда
входил Эркель.
Прежде всего большой дом был исправлен внутри: мраморные
стены в зале, лопнувшие
в некоторых местах, были сделаны совершенно заново; гостиная оклеилась начавшими тогда
входить в употребление насыпными суконными обоями зеленого цвета; боскетная была вновь расписана; но богаче всего, по желанию Катрин, украсилась их общая с супругом спальня: она вся была обита
в складку розовым штофом; мебель
в ней имела таковую же обивку.
Частный пристав, толстый и по виду очень шустрый человек, знал, разумеется, Тулузова
в лицо, и, когда тот
вошел, он догадался, зачем собственно этот господин прибыл, но все-таки принял сего просителя с полным уважением и предложил ему стул около служебного стола своего, покрытого измаранным красным сукном, и вообще
в камере все выглядывало как-то грязновато: стоявшее на столе зерцало было без всяких следов позолоты; лежавшие на окнах законы не имели надлежащих переплетов;
стены все являлись заплеванными; даже от самого вицмундира частного пристава сильно пахнуло скипидаром, посредством которого сей мундир каждодневно обновлялся несколько.
Когда наконец, повернувшись на петлях, она ударилась
в стену, Михеич нагнулся и
вошел в избу.
— Подай мне, Малюта, кольчугу со
стены; да ступай, будто домой, а когда
войдут они, вернись
в сени, притаись с ратниками за этою дверью. Лишь только я кликну, вбегайте и хватайте их. Онуфревна, подай сюда посох.
Они говорили так дружески серьезно, что татарка перестала дразнить их,
вошла в комнату, молча сняла со
стены платье и исчезла.