В толпе арестованных Катя увидела высокую фигуру отца с седыми косицами, падающими на плечи.
Ворота открылись, вышла первая партия, окруженная солдатами со штыками. Шел, с лопатой на плече, седобородый генерал, два священника. Агапов прошел в своем спортсменском картузике. Молодой горбоносый караим с матовым, холеным лицом, в модном костюме, нес на левом плече кирку, а в правой руке держал объемистый чемоданчик желтой кожи. Партия повернула по набережной влево.
Неточные совпадения
Татьяна с ключницей простилась
За
воротами. Через день
Уж утром рано вновь явилась
Она в оставленную сень,
И в молчаливом кабинете,
Забыв на время всё на свете,
Осталась наконец одна,
И долго плакала она.
Потом за книги принялася.
Сперва ей было не до них,
Но показался выбор их
Ей странен. Чтенью предалася
Татьяна жадною душой;
И ей
открылся мир иной.
Но уже стена солдат разломилась на две части, точно
открылись ворота, на площадь поскакали рыжеватые лошади, брызгая комьями снега, заорали, завыли всадники в белых фуражках, размахивая саблями; толпа рявкнула, покачнулась назад и стала рассыпаться на кучки, на единицы, снова ужасая Клима непонятной медленностью своего движения.
Город с утра сердито заворчал и распахнулся,
открылись окна домов, двери,
ворота, солидные люди поехали куда-то на собственных лошадях, по улицам зашагали пешеходы с тростями, с палками в руках, нахлобучив шляпы и фуражки на глаза, готовые к бою; но к вечеру пронесся слух, что «союзники» собрались на Старой площади, тяжко избили двух евреев и фельдшерицу Личкус, — улицы снова опустели, окна закрылись, город уныло притих.
С наружной стороны уничтожили пристройки, а внутренняя сторона осталась по-старому, и вдобавок на Старой площади, между Ильинскими и Никольскими
воротами,
открылся Толкучий рынок, который в половине восьмидесятых годов был еще в полном блеске своего безобразия.
— Войдешь в
ворота, там шланбой, занавеска красная. Войдешь,
откроется форточка… А потом мне гривенник сунешь или дашь глотнуть из бутылки.
Едва возы, скрипя, поравнялись с широкими
воротами клуни, эти
ворота внезапно
открылись, капитан с людьми выскочил из засады и, похватав лошадей и волов, — завернул возы в клуню.
Пройдя шагов тысячу, стали попадаться люди и женщины, шедшие с корзинками на рынок; бочки, едущие за водой; на перекресток вышел пирожник;
открылась одна калашная, и у Арбатских
ворот попался извозчик, старичок, спавший, покачиваясь, на своих калиберных, облезлых, голубоватеньких и заплатанных дрожках.
Задние
ворота «Расставанья»
открывались только в экстренных случаях. Гришке и Захару предстояло выйти из заведения не иначе, как через кабак.
В нем с улицы не было
ворот, но тотчас, перешагнув за его красиво отделанные, тяжелые двери,
открывался маленький дворик, почти весь занятый большой цветочной клумбой; направо была красивенькая клетка, в которой жила старая concierge, [Привратница (франц)] а налево дверь и легкая спиральная лестница.
Телятев. А сегодня, представь себе, увидал, что я разговаривал с Чебоксаровыми, ухватил меня чуть не за
ворот, втащил в сад, спросил бутылку шампанского, потом другую, ну, мы и выпили малым делом. А вот здесь
открылся мне, что влюблен в Чебоксарову и желает на ней жениться. Видишь ты, по его делам, — а какие у него дела, сам черт не разберет, — ему именно такую жену нужно; ну, разумеется, просил меня познакомить его с ними.
Так молча проходили они по спящему Иерусалиму, и вот уже за
ворота города они вышли, и в глубокой лощине, полной загадочно-неподвижных теней,
открылся им Кедронский поток.
Иуда утаил несколько динариев, и это
открылось благодаря Фоме, который видел случайно, сколько было дано денег. Можно было предположить, что это уже не в первый раз Иуда совершает кражу, и все пришли в негодование. Разгневанный Петр схватил Иуду за
ворот его платья и почти волоком притащил к Иисусу, и испуганный, побледневший Иуда не сопротивлялся.
Я взглянул вперед и удивился: обогнув парк и взъехав на террасу, мы вдруг очутились у двух каменных столбов, заменявших
ворота, и затем нам
открывался двор не двор — скорее целая плошадь, размеры которой в моих глазах показались чудовищными, вероятно от странного фокусного освещения.
Он не посмел предложить ей руку. Его волнение росло. Бесстрастно хотелось
открыться ей, и жутко делалось от приближения минуты, когда она услышит от него, что он — вот такой, не лучше тех жуликов, которые выхватили у него бумажник у Воскресенских
ворот в Москве.
Но вот
открылись городские
ворота и из них вышел архиепископ Феофил со свитой.
Железные
ворота замка
открылись и поезд скрылся в них.