Неточные совпадения
Рядчик подумал немного, встряхнул
головой и выступил вперед. Яков
впился в него глазами…
Павел, под влиянием мысли о назначенном ему свидании, начал одну из самых страстных арий, какую только он знал, и весь огонь, которым горела душа его, как бы перешел у него
в пальцы: он играл очень хорошо! M-me Фатеева, забыв всякую осторожность,
впилась в него своими жгучими глазами, а m-lle Прыхина, закинув
голову назад, только восклицала...
Болен я, могу без хвастовства сказать, невыносимо. Недуг
впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. Руки и ноги дрожат,
в голове — целодневное гудение, по всему организму пробегает судорога. Несмотря на врачебную помощь, изможденное тело не может ничего противопоставить недугу. Ночи провожу
в тревожном сне, пишу редко и с большим мученьем, читать не могу вовсе и даже — слышать чтение. По временам самый голос человеческий мне нестерпим.
Почти на том же самом месте дороги, где часа два тому назад они настигли Эмиля, — он снова выскочил из-за дерева и с радостным криком на губах, помахивая картузом над
головою и подпрыгивая, бросился прямо к карете, чуть-чуть не попал под колеса и, не дожидаясь, чтобы лошади остановились, вскарабкался через закрытые дверцы — и так и
впился в Санина.
Санин проворно снял сюртук с лежавшего мальчика, расстегнул ворот, засучил рукава его рубашки — и, вооружившись щеткой, начал изо всех сил тереть ему грудь и руки. Панталеоне так же усердно тер другой — головной щеткой — по его сапогам и панталонам. Девушка бросилась на колени возле дивана и, схватив обеими руками
голову, не мигая ни одной векою, так и
впилась в лицо своему брату. Санин сам тер — а сам искоса посматривал на нее. Боже мой! какая же это была красавица!
Во всех сапогах оказались булавки и иголки, пристроенные так ловко, что они
впивались мне
в ладонь. Тогда я взял ковш холодной воды и с великим удовольствием вылил ее на
голову еще не проснувшегося или притворно спавшего колдуна.
Закружились у наших лозищан
головы, забились сердца, глаза так и
впились вперед, чтобы как-нибудь не отстать от других, чтобы как-нибудь их не оставили
в этой старой Европе, где они родились и прожили полжизни…
Во все продолжение предыдущего разговора он подобострастно следил за каждым движением Нефеда, — казалось, с какою-то даже ненасытною жадностию
впивался в него глазами; как только Нефед обнаруживал желание сказать слово, или даже поднять руку, или повернуть
голову, у молодого парня были уже уши на макушке; он заранее раскрывал рот, оскаливал зубы, быстро окидывал глазами присутствующих, как будто хотел сказать: «Слушайте, слушайте, что скажет Нефед!», и тотчас же разражался неистовым хохотом.
Дора неистово обхватила его
голову и
впилась в него бесконечным поцелуем.
Она всегда показывалась окруженная жрецами-кастратами, и даже теперь, когда один из них мерно обвевал ее
голову опахалом из павлиньих перьев, другие сидели на полу,
впиваясь в царицу безумно-блаженными глазами.
Илюшка, улыбкой, спиной, ногами, всем существом изображая сочувствие песне, аккомпанировал ей на гитаре и,
впившись в нее глазами, как будто
в первый раз слушая песню, внимательно, озабоченно,
в такт песни наклонял и поднимал
голову.
Он бросился назад к воротам, яростно мотая
головой, прядая из стороны
в сторону, будто охмелевший от бешенства, взметывая ноги как попало на воздух и с каждым прыжком стрясая меня со спины, точно как будто на него вспрыгнул тигр и
впился в его мясо зубами и когтями.
Лошади глубоко провалились
в снег, но быстро и испуганно выкарабкались из него, усиленно мотая
головами и храпя. Тотчас же копыта их застучали тверже. По легкому ходу полозьев Цирельман догадался, что сани въехали на лед. Он не сводил глаз со светлой, черневшей своим откосом на снегу плотины и все крепче
впивался пальцами
в поручни. Файбиш стоял
в санях и тоже глядел на плотину. Его короткие руки дрожали от усилия, с которым он сдерживал рвавшихся вперед лошадей.
Черные курчавые
головы,
в картузах и ушастых меховых шапках, повернулись назад, туловища жадно вытянулись, черные пламенные глаза с напряженным ожиданием
впились в актеров.
Вот чья-то рука
впилась в эти волосы, повалила человека и, равномерно переворачивая
голову с одной стороны на другую, стала лицом его вытирать заплеванный пол.
Больной был мужик громадного роста, плотный и мускулистый, с загорелым лицом; весь облитый потом, с губами, перекошенными от безумной боли, он лежал на спине, ворочая глазами; при малейшем шуме, при звонке конки на улице или стуке двери внизу больной начинал медленно выгибаться: затылок его сводило назад, челюсти судорожно
впивались одна
в другую, так что зубы трещали, и страшная, длительная судорога спинных мышц приподнимала его тело с постели; от
головы во все стороны расходилось по подушке мокрое пятно от пота.
Княгиня, Маруся и Егорушка
впились глазами
в докторскую спину, и все трое разом почувствовали, что у них сжимается сердце. Глаза их затеплились хорошим чувством: этот человек уходил и больше не придет, а они уже привыкли к его мерным шагам, отчеканивающему голосу и серьезному лицу.
В голове матери мелькнула маленькая идейка. Ей вдруг захотелось приласкать этого деревянного человека.
Топорков кашлянул, взялся за шляпу и кивнул
головой. Маруся и Егорушка
впились глазами
в мать. Маруся даже покраснела.
Без признака дремоты лежала Дуня, закинув руки под
голову и острыми глазами
впиваясь в темноту.
Вдруг все взгляды обратились
в угол за комодом. Пение смолкло. Ляхов, подперев
голову руками и
впившись пальцами
в волосы, рыдал, низко наклонясь над столом. Он рыдал все сильнее. Мускулистые плечи судорожно дрожали от рыданий.
Она была вяла и апатична. Тупо оглядывая окружающих, она рассказывала, как бил ее Андрей Иванович, как он
впился ей ногтями
в нос и рвал его, а другой рукою закручивал волосы, чтоб заставить ее отдать все деньги… Хозяйка вздыхала и жалостливо качала
головою. Елизавета Алексеевна, сдвинув брови, мрачно смотрела
в угол. Дунька слушала жадно, с блестящими от любопытства глазами, словно ей рассказывали интересную и страшную сказку.
Вдруг
голова неестественно согнулась. Подбородок
впился в грудь. Тело медленно изогнулось дугою
в сторону, скорченные руки дернулись и замерли. Вот так история! Она была без чувств.
Прежний вельможа, простояв тридцать лет под ветром и пламенным солнцем, изнемождил
в себе вид человеческий. Глаза его совсем обесцветились, изгоревшее тело его все почернело и присохло к остову, руки и ноги его иссохли, и отросшие ногти загнулись и
впились в ладони, а на
голове остался один клок волос, и цвет этих волос был не белый, и не желтый, и даже не празелень, а голубоватый, как утиное яйцо, и этот клок торчал на самой середине
головы, точно хохол на селезне.
Елизавета Петровна подняла
голову, обвила
голову мужа своими руками и
впилась в него счастливым взглядом любящей женщины.
Салтыкова обхватила
голову Кости обеими руками, нагнула ее к себе и
впилась в его губы страстным, чувственным поцелуем. Костя бился около нее как бы
в лихорадке. Она приписала это волнение юноши от близости красивой молодой женщины.
На жалобный крик ее птенцы высовывают
голову из гнезда: самец налетает сзади на Мамона,
впивается ему когтями
в спину и клювом дерет ее.
Время шло. Стоявшие на громадной тумбе из черного мрамора великолепные бронзовые часы показывали уже пять минут третьего. Александра Яковлевна не отходила от зеркал,
впиваясь в них взглядом. Вот несколько карет проехало мимо, у подъезда же остановились извозничьи сани и из них вышла высокая барыня с лицом, закрытым густою черною вуалью. Извозчик медленно отъехал. Отчасти по фигуре, но скорее инстинктивно, она узнала
в подъехавшей княгиню. Вся кровь бросилась ей
в голову — она быстро ушла к себе
в будуар.
Лезвие топора блеснуло на одно мгновение
в руках палача, и
голова отца подпрыгнула на помосте. Сын схватил ее
в обе руки и жадно
впился губами
в мертвые уста.
В своих привычках он был нечистоплотен, как животное, все делал под себя, на постилку, и менять ее было каждый раз мучением: с злой хитростью он выжидал момента, когда к нему наклонится
голова матери или сестры, и
впивался в волосы руками, выдергивая целые пряди.