Неточные совпадения
— Ах, Боже
мой, это было бы так глупо! — сказала Анна, и опять густая краска удовольствия выступила на ее лице, когда она услыхала занимавшую ее мысль, выговоренную словами. — Так вот, я и уезжаю, сделав себе
врага в Кити, которую я так полюбила. Ах, какая она милая! Но ты поправишь это, Долли? Да!
Мой бедный Ленский! за могилой
В пределах вечности глухой
Смутился ли, певец унылый,
Измены вестью роковой,
Или над Летой усыпленный
Поэт, бесчувствием блаженный,
Уж не смущается ничем,
И мир ему закрыт и нем?..
Так! равнодушное забвенье
За гробом ожидает нас.
Врагов, друзей, любовниц глас
Вдруг молкнет. Про одно именье
Наследников сердитый хор
Заводит непристойный спор.
Вы согласитесь,
мой читатель,
Что очень мило поступил
С печальной Таней наш приятель;
Не в первый раз он тут явил
Души прямое благородство,
Хотя людей недоброхотство
В нем не щадило ничего:
Враги его, друзья его
(Что, может быть, одно и то же)
Его честили так и сяк.
Врагов имеет в мире всяк,
Но от друзей спаси нас, Боже!
Уж эти мне друзья, друзья!
Об них недаром вспомнил я.
Он весел был. Чрез две недели
Назначен был счастливый срок.
И тайна брачныя постели
И сладостной любви венок
Его восторгов ожидали.
Гимена хлопоты, печали,
Зевоты хладная чреда
Ему не снились никогда.
Меж тем как мы,
враги Гимена,
В домашней жизни зрим один
Ряд утомительных картин,
Роман во вкусе Лафонтена…
Мой бедный Ленский, сердцем он
Для оной жизни был рожден.
«
Мой секундант? — сказал Евгений, —
Вот он:
мой друг, monsieur Guillot.
Я не предвижу возражений
На представление
мое;
Хоть человек он неизвестный,
Но уж, конечно, малый честный».
Зарецкий губу закусил.
Онегин Ленского спросил:
«Что ж, начинать?» — «Начнем, пожалуй», —
Сказал Владимир. И пошли
За мельницу. Пока вдали
Зарецкий наш и честный малый
Вступили в важный договор,
Враги стоят, потупя взор.
— Не обманывай, рыцарь, и себя и меня, — говорила она, качая тихо прекрасной головой своей, — знаю и, к великому
моему горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня; и знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут отец, товарищи, отчизна, а мы —
враги тебе.
И ни к одному из них не причаровала ты
моего сердца, свирепая судьба
моя; а причаровала
мое сердце, мимо лучших витязей земли нашей, к чуждому, к
врагу нашему.
Катерина. Да пойми ты меня,
враг ты
мой: ведь до гробовой доски!
Феклуша. Это, матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную ведем. А я, милая девушка, не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной есть точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть люблю. Ну, так что ж! По немощи
моей Господь посылает.
Скажи скорее,
Кто здесь из мужичков добрее,
Чтобы укрыть меня от злых
моих врагов?
— Потому что — авангард не побеждает, а погибает, как сказал Лютов? Наносит первый удар войскам
врага и — погибает? Это — неверно. Во-первых — не всегда погибает, а лишь в случаях недостаточно умело подготовленной атаки, а во-вторых — удар-то все-таки наносит! Так вот, Самгин,
мой вопрос: я не хочу гражданской войны, но помогал и, кажется, буду помогать людям, которые ее начинают. Тут у меня что-то неладно. Не согласен я с ними, не люблю, но, представь, — как будто уважаю и даже…
«Я слежу за собой, как за
моим врагом», — возмутился он, рывком надел шапку, гневно сунул ноги в галоши, вышел на крыльцо кухни, постоял, прислушался к шуму голосов за воротами и решительно направился на улицу.
— Он
враг ваш, и следовательно —
мой… — чуть слышно прибавил он.
Я же вот люблю
моего врага: мне, например, ужасно нравится, что она так прекрасна.
— Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный
враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет медведей десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю
моей мысли, я только высказываю
мое личное мнение.
— Конечно, только пока… — подтверждала Хиония Алексеевна. — Ведь не будет же в самом деле Привалов жить в
моей лачуге… Вы знаете, Марья Степановна, как я предана вам, и если хлопочу, то не для своей пользы, а для Nadine. Это такая девушка, такая… Вы не знаете ей цены, Марья Степановна! Да… Притом, знаете, за Приваловым все будут ухаживать, будут его ловить… Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину — ведь все невесты!.. Конечно, всем им далеко до Nadine, но ведь чем
враг не шутит.
Впрочем, к делу: примечаю, что в мальчике развивается какая-то чувствительность, сентиментальность, а я, знаете, решительный
враг всяких телячьих нежностей, с самого
моего рождения.
— А вот
мой личный
враг идет, — промолвил он, вдруг вернувшись ко мне, — видите этого толстого человека с бурым лицом и щетиной на голове, вон что шапку сгреб в руку да по стенке пробирается и на все стороны озирается, как волк?
— Молчи. Я запрещаю тебе говорить, если не хочешь иметь меня вечным своим
врагом, если не хочешь потерять
мое уважение.
И вот этот-то страшный человек должен был приехать к нам. С утра во всем доме было необыкновенное волнение: я никогда прежде не видал этого мифического «брата-врага», хотя и родился у него в доме, где жил
мой отец после приезда из чужих краев; мне очень хотелось его посмотреть и в то же время я боялся — не знаю чего, но очень боялся.
Мою мысль трудно по-модному объяснить сведением счетов с самим собой, борьбой со своим бессознательным, она скорее была борьбой с
врагом.
Я вообще замечал, что друзья иногда меньше обращали внимания на главное в
моей мысли, чем
враги.
Теперь я люблю воспоминание об этом городишке, как любят порой память старого
врага. Но, боже
мой, как я возненавидел к концу своего пребывания эту затягивающую, как прудовой ил, лишенную живых впечатлений будничную жизнь, высасывавшую энергию, гасившую порывы юного ума своей безответностью на все живые запросы, погружавшую воображение в бесплодно — романтическое ленивое созерцание мертвого прошлого.
По наблюдениям
моим над междоусобицами жителей я знал, что они, мстя друг другу за обиды, рубят хвосты кошкам, травят собак, убивают петухов и кур или, забравшись ночью в погреб
врага, наливают керосин в кадки с капустой и огурцами, выпускают квас из бочек, но — всё это мне не нравилось, нужно было придумать что-нибудь более внушительное и страшное.
Что касается до меня, то я каждый год видал по нескольку раз лебедей, по большей части в недосягаемой вышине пролетавших надо мною; видал их и плавающих по озерам, по всегда неожиданно и в таком расстоянии, что не только гусиною дробью, но и картечью стрелять было не возможно; а иногда и стрелял, но выстрел
мой скорее мог назваться почетным салютом, чем нападением
врага.
— Что мне,
мой друг, нападать-то! Она мне не
враг, а своя, родная. Мне вовсе не приятно, как о ней пустые-то языки благовестят.
Отец
мой очень сожалел об этом и тут же приказал, чтобы Медвежий
враг был строго заповедан, о чем хотел немедленно доложить Прасковье Ивановне и обещал прислать особое от нее приказание.
P. S. А что ты об адвокате Ерофееве пишешь, то мне даже очень прискорбно, что ты так на сем настаиваешь. Неужто же ты завидуешь сему
врагу религии, который по меняльным рядам ходит и от изуродованных людей поживы ищет! Прошу тебя, друг
мой, оставь сию мысль!"
— Нет,
мой друг; Савва Силыч — он ее из воспитательного привез — очень правильно на этот счет рассуждал. Хорошенькая-то, говаривал он, сейчас рядиться начнет, а потом, пожалуй, и глазами играть будет. Смотришь на нее — ан враг-то и попутал!
Время — наш самый страшный
враг, и мы всегда должны это помнить, ma petite [
Моя маленькая (фр.).].
Они нас убивают десятками и сотнями, — это дает мне право поднять руку и опустить ее на одну из вражьих голов, на
врага, который ближе других подошел ко мне и вреднее других для дела
моей жизни.
На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему все, что мне было известно о
врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя
моя болезнь (душа).
Маленький Михин отвел Ромашова в сторону. — Юрий Алексеич, у меня к вам просьба, — сказал он. — Очень прошу вас об одном. Поезжайте, пожалуйста, с
моими сестрами, иначе с ними сядет Диц, а мне это чрезвычайно неприятно. Он всегда такие гадости говорит девочкам, что они просто готовы плакать. Право, я
враг всякого насилия, но, ей-богу, когда-нибудь дам ему по морде!..
— Но здесь, здесь именно и открылась миру гнусность злодея, надменностию своею нас гнетущего и нахальством обуревающего… Получив
мое извещение и имея на меня, как исконный
враг рода человеческого, злобу, он, не помедлив даже мало, повелел псом своим повлещи меня в тюрьму, доколе не представлю ясных доказательств вымышленного якобы мною злоумышления… где и до днесь пребывание имею…
Скажу даже, что в то время, когда я произвожу травлю, господин NN, который, в сущности, представляет для меня лицо совершенно постороннее, немедленно делается личным
моим врагом,
врагом тем более для меня ненавистным, чем более он употребляет средств, чтобы оборониться от меня.
— Милостивый государь! позвольте вас поторопить, потому что я не желала бы, чтоб заклятой
мой враг видел
мое унижение! — сказала она.
И тут-то исполнилось
мое прошение, и стал я вдруг понимать, что сближается речейное: «Егда рекут мир, нападает внезапу всегубительство», и я исполнился страха за народ свой русский и начал молиться и всех других, кто ко мне к яме придет, стал со слезами увещевать, молитесь, мол, о покорении под нозе царя нашего всякого
врага и супостата, ибо близ есть нам всегубительство.
Надобно было иметь нечеловеческое терпенье, чтоб снести подобный щелчок. Первое намерение героя
моего было пригласить тут же кого-нибудь из молодых людей в секунданты и послать своему
врагу вызов; но дело в том, что, не будучи вовсе трусом, он в то же время дуэли считал решительно за сумасшествие. Кроме того, что бы ни говорили, а направленное на вас дуло пистолета не безделица — и все это из-за того, что не питает уважение к вашей особе какой-то господин…
— Я, ваше превосходительство, — говорил он губернскому предводителю, заклятому
врагу Калиновича по делу князя, — я старше его летами, службой, чином, наконец, потому что он пока еще вчера только испеченный действительный статский, а я генерал-майор государя
моего императора, и, как начальнику губернии, я всегда и везде уступлю ему первое место; но если он, во всеуслышание, при общем собрании, говорит, что все мы взяточники, я не могу этого перенесть!
— Как они подскочили, братцы
мои, — говорил басом один высокий солдат, несший два ружья за плечами, — как подскочили, как крикнут: Алла, Алла! [Наши солдаты, воюя с турками, так привыкли к этому крику
врагов, что теперь всегда рассказывают, что французы тоже кричат «Алла!»] так так друг на друга и лезут. Одних бьешь, а другие лезут — ничего не сделаешь. Видимо невидимо… — Но в этом месте рассказа Гальцин остановил его.
«Я Пуп, но не так уж глуп. Когда я умру, похороните меня в
моей табакерке. Робкие девушки, не бойтесь меня, я великодушен. Я Пуп, но это презрительная фора
моим врагам. Я и Наполеон, мы оба толсты, но малы» — и так далее, но тут, достигая предела, ракета громко лопалась, и сотни голосов кричали изо всех сил: «Пуп!«
То, что я делаю здесь, и то, что я предаю ее вам, может быть, непримиримейшему ее
врагу, на
мой взгляд, такая подлость, которую я, разумеется, не перенесу никогда.
–…И еще недавно, недавно — о, как я виновата пред Nicolas!.. Вы не поверите, они измучили меня со всех сторон, все, все, и
враги, и людишки, и друзья; друзья, может быть, больше
врагов. Когда мне прислали первое презренное анонимное письмо, Петр Степанович, то, вы не поверите этому, у меня недостало, наконец, презрения, в ответ на всю эту злость… Никогда, никогда не прощу себе
моего малодушия!
Et puis, mon ami, [
мои враги… и затем к чему этот прокурор, эта свинья прокурор наш, который два раза был со мной невежлив и которого в прошлом году с удовольствием поколотили у этой очаровательной и прекрасной Натальи Павловны, когда он спрятался в ее будуаре.
— Это, конечно, на вашем месте сделал бы то же самое каждый, — поспешил вывернуться губернский предводитель, — и я изъявляю только
мое опасение касательно того, чтобы
враги наши не воспользовались вашей откровенностью.
— Я Матвей Хомяк! — отвечал он, — стремянный Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского; служу верно господину
моему и царю в опричниках. Метла, что у нас при седле, значит, что мы Русь метем, выметаем измену из царской земли; а собачья голова — что мы грызем
врагов царских. Теперь ты ведаешь, кто я; скажи ж и ты, как тебя называть, величать, каким именем помянуть, когда придется тебе шею свернуть?
«А! — подумал царь, — так вот что значили
мои ночные видения!
Враг хотел помрачить разум
мой, чтоб убоялся я сокрушить замыслы брата. Но будет не так. Не пожалею и брата!»
— Неси крест свой, Никита Романыч! — повторила Елена. — Иди, куда посылает тебя царь. Ты отказался вступить в опричнину, и совесть твоя чиста. Иди же на
врагов земли Русской; а я не перестану молиться за нас обоих до последнего
моего часа!
Хорошо бить татар, но
мои враги не одни татары; есть и хуже их.
— Ты зришь, отче, — сказал Иоанн игумну, — коликими я окружен и явными и скрытыми
врагами! Моли бога за меня, недостойного, дабы даровал он добрый конец
моим начинаниям, благословил бы меня, многогрешного, извести корень измены!