Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Не смея беспокоить своим присутствием, отнимать
времени, определенного на священные обязанности… (Раскланивается с тем, чтобы
уйти.)
Дети бегали по всему дому, как потерянные; Англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар
ушел еще вчера со двора, во
время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.
Со смешанным чувством досады, что никуда не
уйдешь от знакомых, и желания найти хоть какое-нибудь развлечение от однообразия своей жизни Вронский еще раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; и в одно и то же
время у обоих просветлели глаза.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще
время не
ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
Почти в одно и то же
время, как жена
ушла от Алексея Александровича, с ним случилось и самое горькое для служащего человека событие — прекращение восходящего служебного движения.
Во
время взрыва князя она молчала; она чувствовала стыд за мать и нежность к отцу за его сейчас же вернувшуюся доброту; но когда отец
ушел, она собралась сделать главное, что было нужно, — итти к Кити и успокоить ее.
Сергей Иванович был умен, образован, здоров, деятелен и не знал, куда употребить всю свою деятельность. Разговоры в гостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно было говорить, занимали часть его
времени; но он, давнишний городской житель, не позволял себе
уходить всему в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда бывал в Москве; оставалось еще много досуга и умственных сил.
— Надо решиться, и я решилась, — сказала она и хотела
уйти, но в это
время в комнату вошел Яшвин. Анна поздоровалась с ним и остановилась.
Воображение мое, как всегда бывает в подобных случаях,
ушло далеко вперед действительности: я воображал себе, что травлю уже третьего зайца, в то
время как отозвалась в лесу первая гончая.
Повторить эти слова ему не пришлось. В то
время как полным ходом, под всеми парусами
уходил от ужаснувшейся навсегда Каперны «Секрет», давка вокруг бочонка превзошла все, что в этом роде происходит на великих праздниках.
Он усердно тянул ее за юбку, в то
время как сторонники домашних средств наперерыв давали служанке спасительные рецепты. Но девушка, сильно мучаясь, пошла с Грэем. Врач смягчил боль, наложив перевязку. Лишь после того, как Бетси
ушла, мальчик показал свою руку.
К тому
времени музыканты собрались
уходить; высокий флейтист с видом забитого достоинства благодарно махал шляпой тем окнам, откуда вылетали монеты.
Грэй дал еще денег. Музыканты
ушли. Тогда он зашел в комиссионную контору и дал тайное поручение за крупную сумму — выполнить срочно, в течение шести дней. В то
время, как Грэй вернулся на свой корабль, агент конторы уже садился на пароход. К вечеру привезли шелк; пять парусников, нанятых Грэем, поместились с матросами; еще не вернулся Летика и не прибыли музыканты; в ожидании их Грэй отправился потолковать с Пантеном.
Одно
время Раскольников думал было встать и
уйти и тем покончить свидание. Но некоторое любопытство и даже как бы расчет удержали его на мгновение.
В эту минуту прибыли вы (по моему зову) — и все
время у меня пребывали потом в чрезвычайном смущении, так что даже три раза, среди разговора, вставали и спешили почему-то
уйти, хотя разговор наш еще не был окончен.
Во все
время этой сцены Андрей Семенович то стоял у окна, то ходил по комнате, не желая прерывать разговорa; когда же Соня
ушла, он вдруг подошел к Петру Петровичу и торжественно протянул ему руку.
Меж тем комната наполнилась так, что яблоку упасть было негде. Полицейские
ушли, кроме одного, который оставался на
время и старался выгнать публику, набравшуюся с лестницы, опять обратно на лестницу. Зато из внутренних комнат высыпали чуть не все жильцы г-жи Липпевехзель и сначала было теснились только в дверях, но потом гурьбой хлынули в самую комнату. Катерина Ивановна пришла в исступление.
Согласитесь сами, что, припоминая ваше смущение, торопливость
уйти и то, что вы держали руки, некоторое
время, на столе; взяв, наконец, в соображение общественное положение ваше и сопряженные с ним привычки, я, так сказать, с ужасом, и даже против воли моей, принужден был остановиться на подозрении, — конечно, жестоком, но — справедливом-с!
Она всегда протягивала ему свою руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все
время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и
уходила в глубокой скорби. Но теперь их руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее, ничего не выговорил и опустил свои глаза в землю. Они были одни, их никто не видел. Конвойный на ту пору отворотился.
Борис
уходит. Катерина провожает его глазами и стоит несколько
времени задумавшись.
Дико́й
уходит, и все за ним. Сцена несколько
времени пуста. Под своды быстро входит Варвара и, притаившись, высматривает.
В обыкновенное
время дворовый мальчик отгонял их большою зеленою веткой; но на этот раз Василий Иванович
услал его из боязни осуждения со стороны юного поколения.
В сущности, Матвей Ильич недалеко
ушел от тех государственных мужей Александровского
времени, которые, готовясь идти на вечер к г-же Свечиной, [Свечина С. П. (1782–1859) — писательница мистического направления.
Она
ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по лицу ее. Но и в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал в себе: являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел и решил объясниться с нею. Но в течение двух дней он не выбрал
времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем ясным ему.
Он
ушел в свою комнату с уверенностью, что им положен первый камень пьедестала, на котором он, Самгин, со
временем, встанет монументально. В комнате стоял тяжелый запах масла, — утром стекольщик замазывал на зиму рамы, — Клим понюхал, открыл вентилятор и снисходительно, вполголоса сказал...
Она
ушла во флигель, оставив Самгина довольным тем, что дело по опеке откладывается на неопределенное
время. Так оно и было, — протекли два месяца — Марина ни словом не напоминала о племяннике.
Через некоторое
время вверху у доктора затопали, точно танцуя кадриль, и Самгин, чтоб
уйти от себя, сегодня особенно тревожно чужого всему, поднялся к Любомудрову.
Самгин стал расспрашивать о Лидии. Варвара, все
время сидевшая молча, встала и
ушла, она сделала это как будто демонстративно. О Лидии Макаров говорил неинтересно и, не сказав ничего нового для Самгина, простился.
— Мои-то? Не-ет, теперь ведь
время позднее, одиннадцать скоро. Дочь — на лепетицию
ушла, тут любители театра имеются, жена исправника командует. А мать где-нибудь дома, на той половине.
— Да. Это все, конечно, между нами. До
времени. Может быть, еще объяснится в ее пользу, — пробормотал Гогин и, слабо пожав руку Самгина,
ушел.
Никаких понуканий, никаких требований не предъявляет Агафья Матвеевна. И у него не рождается никаких самолюбивых желаний, позывов, стремлений на подвиги, мучительных терзаний о том, что
уходит время, что гибнут его силы, что ничего не сделал он, ни зла, ни добра, что празден он и не живет, а прозябает.
А по
временам, видя, что в ней мелькают не совсем обыкновенные черты ума, взгляды, что нет в ней лжи, не ищет она общего поклонения, что чувства в ней приходят и
уходят просто и свободно, что нет ничего чужого, а все свое, и это свое так смело, свежо и прочно — он недоумевал, откуда далось ей это, не узнавал своих летучих уроков и заметок.
— Вот вы этак все на меня!.. — Ну, ну, поди, поди! — в одно и то же
время закричали друг на друга Обломов и Захар. Захар
ушел, а Обломов начал читать письмо, писанное точно квасом, на серой бумаге, с печатью из бурого сургуча. Огромные бледные буквы тянулись в торжественной процессии, не касаясь друг друга, по отвесной линии, от верхнего угла к нижнему. Шествие иногда нарушалось бледно-чернильным большим пятном.
И вдруг она опять стала покойна, ровна, проста, иногда даже холодна. Сидит, работает и молча слушает его, поднимает по
временам голову, бросает на него такие любопытные, вопросительные, прямо идущие к делу взгляды, так что он не раз с досадой бросал книгу или прерывал какое-нибудь объяснение, вскакивал и
уходил. Оборотится — она провожает его удивленным взглядом: ему совестно станет, он воротится и что-нибудь выдумает в оправдание.
— А ты тем
временем вот что сделаешь, кум, — продолжал Тарантьев, — ты выведи какие-нибудь счеты, какие хочешь, за дрова, за капусту, ну, за что хочешь, благо Обломов теперь передал куме хозяйство, и покажи сумму в расход. А Затертый, как приедет, скажем, что привез оброчных денег столько-то и что в расход
ушли.
Сраженья
Дождемся.
Время не
ушлоС Петром опять войти в сношенья:
Еще поправить можно зло.
Разбитый нами, нет сомненья,
Царь не отвергнет примиренья.
Они знали, на какое употребление
уходят у него деньги, но на это они смотрели снисходительно, помня нестрогие нравы повес своего
времени и находя это в мужчине естественным. Только они, как нравственные женщины, затыкали уши, когда он захочет похвастаться перед ними своими шалостями или когда кто другой вздумает довести до их сведения о каком-нибудь его сумасбродстве.
«Моя ошибка была та, что я предсказывал тебе эту истину: жизнь привела бы к ней нас сама. Я отныне не трогаю твоих убеждений; не они нужны нам, — на очереди страсть. У нее свои законы; она смеется над твоими убеждениями, — посмеется со
временем и над бесконечной любовью. Она же теперь пересиливает и меня, мои планы… Я покоряюсь ей, покорись и ты. Может быть, вдвоем, действуя заодно, мы отделаемся от нее дешево и
уйдем подобру и поздорову, а в одиночку тяжело и скверно.
В то
время как Райский
уходил от нее, Тушин прислал спросить ее, может ли он ее видеть. Она велела просить.
Но если он возьмет ее в это
время за талию или поцелует, она покраснеет, бросит в него гребенку и
уйдет прочь.
— Чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало, — заметила она и почти верно определила этой пословицей значение писанья Райского. У него
уходило время, сила фантазии разрешалась естественным путем, и он не замечал жизни, не знал скуки, никуда и ничего не хотел. — Зачем только ты пишешь все по ночам? — сказала она. — Смерть — боюсь… Ну, как заснешь над своей драмой? И шутка ли, до света? ведь ты изведешь себя. Посмотри, ты иногда желт, как переспелый огурец…
— Известно что… поздно было: какая академия после чада петербургской жизни! — с досадой говорил Райский, ходя из угла в угол, — у меня, видите, есть имение, есть родство, свет… Надо бы было все это отдать нищим, взять крест и идти… как говорит один художник, мой приятель. Меня отняли от искусства, как дитя от груди… — Он вздохнул. — Но я ворочусь и дойду! — сказал он решительно. —
Время не
ушло, я еще не стар…
Чай он пил с ромом, за ужином опять пил мадеру, и когда все гости
ушли домой, а Вера с Марфенькой по своим комнатам, Опенкин все еще томил Бережкову рассказами о прежнем житье-бытье в городе, о многих стариках, которых все забыли, кроме его, о разных событиях доброго старого
времени, наконец, о своих домашних несчастиях, и все прихлебывал холодный чай с ромом или просил рюмочку мадеры.
Притом одна материальная победа, обладание Верой не доставило бы ему полного удовлетворения, как доставило бы над всякой другой. Он,
уходя, злился не за то, что красавица Вера ускользает от него, что он тратил на нее
время, силы, забывал «дело». Он злился от гордости и страдал сознанием своего бессилия. Он одолел воображение, пожалуй — так называемое сердце Веры, но не одолел ее ума и воли.
Да уж и трудно было бы вести эту историю с наглым воришкой, потому что было упущено
время; игра уже
ушла вперед.
Да и сказано было так мельком, небрежно, спокойно и после весьма скучного сеанса, потому что во все
время, как я у ней был вчера, я почему-то был как сбитый с толку: сидел, мямлил и не знал, что сказать, злился и робел ужасно, а она куда-то собиралась, как вышло после, и видимо была рада, когда я стал
уходить.
— Кабы умер — так и слава бы Богу! — бросила она мне с лестницы и
ушла. Это она сказала так про князя Сергея Петровича, а тот в то
время лежал в горячке и беспамятстве. «Вечная история! Какая вечная история?» — с вызовом подумал я, и вот мне вдруг захотелось непременно рассказать им хоть часть вчерашних моих впечатлений от его ночной исповеди, да и самую исповедь. «Они что-то о нем теперь думают дурное — так пусть же узнают все!» — пролетело в моей голове.
Бесило меня и то, что
уходило время, а мне до вечера надо было еще сыскать квартиру.
В этой неизвестности о войне пришли мы и в Манилу и застали там на рейде военный французский пароход. Ни мы, ни французы не знали, как нам держать себя друг с другом, и визитами мы не менялись, как это всегда делается в обыкновенное
время. Пробыв там недели три, мы
ушли, но перед уходом узнали, что там ожидали английскую эскадру.
Рассчитывали на дующие около того
времени вестовые ветры, но и это ожидание не оправдалось. В воздухе мертвая тишина, нарушаемая только хлопаньем грота. Ночью с 21 на 22 февраля я от жара
ушел спать в кают-компанию и лег на диване под открытым люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! — говорят, — ну, теперь задует!» Ничего не бывало, шквал прошел, и фрегат опять задремал в штиле.