Неточные совпадения
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго,
с другой стороны крепко обнял
подушку и прижался к ней щекой; но вдруг
вскочил, сел на диван и открыл глаза.
Как я ни боялся щекотки, я не
вскочил с постели и не отвечал ему, а только глубже запрятал голову под
подушки, изо всех сил брыкал ногами и употреблял все старания удержаться от смеха.
Он бросился ловить ее; но мышь не сбегала
с постели, а мелькала зигзагами во все стороны, скользила из-под его пальцев, перебегала по руке и вдруг юркнула под
подушку; он сбросил
подушку, но в одно мгновение почувствовал, как что-то
вскочило ему за пазуху, шоркает по телу, и уже за спиной, под рубашкой.
В несколько минут лошади были заложены; отец
с сыном поместились в коляске; Петр взобрался на козлы; Базаров
вскочил в тарантас, уткнулся головой в кожаную
подушку — и оба экипажа покатили.
Но следующие две, три минуты вдруг привели его в память — о вчерашнем. Он сел на постели, как будто не сам, а подняла его посторонняя сила; посидел минуты две неподвижно, открыл широко глаза, будто не веря чему-то, но когда уверился, то всплеснул руками над головой, упал опять на
подушку и вдруг
вскочил на ноги, уже
с другим лицом, какого не было у него даже вчера, в самую страшную минуту.
— А это… а это — мой милый и юный друг Аркадий Андреевич Дол… — пролепетал князь, заметив, что она мне поклонилась, а я все сижу, — и вдруг осекся: может, сконфузился, что меня
с ней знакомит (то есть, в сущности, брата
с сестрой).
Подушка тоже мне поклонилась; но я вдруг преглупо вскипел и
вскочил с места: прилив выделанной гордости, совершенно бессмысленной; все от самолюбия.
Тут вдруг я бросил думать всю эту бессмыслицу и в отчаянии упал головой на
подушку. «Да не будет же!» — воскликнул я
с внезапною решимостью,
вскочил с постели, надел туфли, халат и прямо отправился в комнату Макара Ивановича, точно там был отвод всем наваждениям, спасение, якорь, на котором я удержусь.
Утром поздно уже, переспав два раза срок, путешественник вдруг освобождает
с трудом голову из-под спуда
подушек,
вскакивает,
с прической а l’imbecile [как у помешанного — фр.], и дико озирается по сторонам, думая: «Что это за деревья, откуда они взялись и зачем он сам тут?» Очнувшись, шарит около себя, ища картуза, и видит, что в него вместо головы угодила нога, или ощупывает его под собой, а иногда и вовсе не находит.
Я,
с полатей, стал бросать в них
подушки, одеяла, сапоги
с печи, но разъяренный дед не замечал этого, бабушка же свалилась на пол, он бил голову ее ногами, наконец споткнулся и упал, опрокинув ведро
с водой.
Вскочил, отплевываясь и фыркая, дико оглянулся и убежал к себе, на чердак; бабушка поднялась, охая, села на скамью, стала разбирать спутанные волосы. Я соскочил
с полатей, она сказала мне сердито...
— Сигарку, вечером, у окна… месяц светил… после беседки… в Скворешниках? Помнишь ли, помнишь ли, —
вскочила она
с места, схватив за оба угла его
подушку и потрясая ее вместе
с его головой. — Помнишь ли, пустой, пустой, бесславный, малодушный, вечно, вечно пустой человек! — шипела она своим яростным шепотом, удерживаясь от крику. Наконец бросила его и упала на стул, закрыв руками лицо. — Довольно! — отрезала она, выпрямившись. — Двадцать лет прошло, не воротишь; дура и я.
Вскочив с постели, Татьяна Власьевна бросилась к Нюше, но та спала ровным, спокойным сном, раскинув руки на
подушке; старуха торопливо принялась крестить внучку, но в это время подозрительный звук повторился.
Он
вскочил, хотел зажечь свечку, пошарил дрожащими руками, — уронил свечу
с подсвечником на пол и опять повалился назад, на
подушку.
За столиком, в узкой, довольно еще чистой комнате, Зверев, в халате, жадно хлебал из миски. Ломоть черного хлеба лежал нетронутый. Увидя Теркина, он как ужаленный
вскочил, скинул
с себя халат, под которым очутился в жилете и светлых модных панталонах, и хотел бросить его на койку
с двумя хорошими — видимо своими —
подушками.
Николай Леопольдович, наскоро выпив свой стакан,
вскочил с постели, надел шитые золотом туфли, накинул бархатный темно-синий халат, вынул из под
подушки связку ключей и прошел в кабинет.
Когда та удалилась, Конкордия Васильевна
вскочила с постели, босая побежала к двери, заперла ее на ключ и только тогда, вернувшись на кровать, упала ничком в
подушки и глухо зарыдала.
С тяжелой головой проснулся на другой день в своей комнате Костя. Он лежал одетый на своей постели.
Вскочив, он сел на ней и оглядел свою комнату вопросительным взглядом. Казалось, он искал вокруг себя разрешения какой-то тяжелой загадки. Вдруг, вчерашний вечер и часть ночи, проведенные в комнате Дарьи Николаевны, восстали в его уме со всеми мельчайшими подробностями. Он схватился за голову, упал снова на постель, уткнулся лицом в
подушку и глухо зарыдал.