Неточные совпадения
При взгляде на тендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он не встречался после своего несчастия, ему вдруг
вспомнилась она, то есть то, что оставалось еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело, еще полное недавней жизни; закинутая назад уцелевшая голова с своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы
словами выговаривавшее то страшное
слово — о том, что он раскается, — которое она во время ссоры сказала ему.
«Зачем я не умерла?»
вспомнились ей тогдашние ее
слова и тогдашнее ее чувство.
Загублена вся жизнь!» Ей опять
вспомнилось то, что сказала молодайка, и опять ей гадко было вспомнить про это; но она не могла не согласиться, что в этих
словах была и доля грубой правды.
Смутно поняв, что начал он слишком задорным тоном и что
слова, давно облюбованные им, туго
вспоминаются, недостаточно легко идут с языка, Самгин на минуту замолчал, осматривая всех. Спивак, стоя у окна, растекалась по тусклым стеклам голубым пятном. Брат стоял у стола, держа пред глазами лист газеты, и через нее мутно смотрел на Кутузова, который, усмехаясь, говорил ему что-то.
Ужас, испытанный Климом в те минуты, когда красные, цепкие руки, высовываясь из воды, подвигались к нему, Клим прочно забыл; сцена гибели Бориса
вспоминалась ему все более редко и лишь как неприятное сновидение. Но в
словах скептического человека было что-то назойливое, как будто они хотели утвердиться забавной, подмигивающей поговоркой...
Вспомнилось, как назойливо возился с ним, как его отягощала любовь отца, как равнодушно и отец и мать относились к Дмитрию. Он даже вообразил мягкую, не тяжелую руку отца на голове своей, на шее и встряхнул головой.
Вспомнилось, как отец и брат плакали в саду якобы о «Русских женщинах» Некрасова. Возникали в памяти бессмысленные, серые, как пепел, холодные
слова...
Вспомнилась бешеная старушка с ее странными
словами.
Тут Самгину
вспомнилось произнесенное на собрании
слово — отечество.
«Игра», — сказал он себе, но это
слово вспомнилось не сразу.
Эти
слова прозвучали очень тепло, дружески. Самгин поднял голову и недоверчиво посмотрел на высоколобое лицо, обрамленное двуцветными вихрами и темной, но уже очень заметно поседевшей, клинообразной бородой. Было неприятно признать, что красота Макарова становится все внушительней. Хороши были глаза, прикрытые густыми ресницами, но неприятен их прямой, строгий взгляд.
Вспомнилась странная и, пожалуй, двусмысленная фраза Алины: «Костя честно красив, — для себя, а не для баб».
— Я догадалась об этом, — сказала она, легко вздохнув, сидя на краю стола и покачивая ногою в розоватом чулке. Самгин подошел, положил руки на плечи ее, хотел что-то сказать, но
слова вспоминались постыдно стертые, глупые. Лучше бы она заговорила о каких-нибудь пустяках.
Его особенно занимали споры на тему: вожди владеют волей масс или масса, создав вождя, делает его орудием своим, своей жертвой? Мысль, что он, Самгин, может быть орудием чужой воли, пугала и возмущала его.
Вспоминалось толкование отцом библейской легенды о жертвоприношении Авраама и раздраженные
слова Нехаевой...
Вспоминались ее несомненно честные ласки, незатейливые и часто смешные, но искренние
слова, те глупые, нежные
слова любви, которые принудили одного из героев Мопассана отказаться от своей возлюбленной.
И тотчас же ему
вспомнились глаза Лидии, затем — немой взгляд Спивак. Он смутно понимал, что учится любить у настоящей любви, и понимал, что это важно для него. Незаметно для себя он в этот вечер почувствовал, что девушка полезна для него: наедине с нею он испытывает смену разнообразных, незнакомых ему ощущений и становится интересней сам себе. Он не притворяется пред нею, не украшает себя чужими
словами, а Нехаева говорит ему...
Ему
вспомнились его же собственные
слова у старца: «Мне все так и кажется, когда я вхожу куда-нибудь, что я подлее всех и что меня все за шута принимают, — так вот давай же я и в самом деле сыграю шута, потому что вы все до единого глупее и подлее меня».
«Люби Ивана!» —
вспомнились ему вдруг сейчашние
слова Мити.
«Не душа, а пар», —
вспомнились мне
слова старовера. Хотелось мне отговорить Дерсу ходить на охоту для этого «истинного христианина по церкви апостольской», но этим я доставил бы ему только огорчение — и воздержался.
Эти последние
слова Касьян произнес скороговоркой, почти невнятно; потом он еще что-то сказал, чего я даже расслышать не мог, а лицо его такое странное приняло выражение, что мне невольно
вспомнилось название «юродивца», данное ему Ерофеем. Он потупился, откашлянулся и как будто пришел в себя.
Но ничего этого не
вспомнилось и не подумалось ему, потому что надобно было нахмурить лоб и, нахмурив его, думать час и три четверти над
словами: «кто повенчает?» — и все был один ответ: «никто не повенчает!» И вдруг вместо «никто не повенчает» — явилась у него в голове фамилия «Мерцалов»; тогда он ударил себя по лбу и выбранил справедливо: как было с самого же начала не вспомнить о Мецалове? А отчасти и несправедливо: ведь не привычно было думать о Мерцалове, как о человеке венчающем.
В этой гостиной, на этом диване я ждал ее, прислушиваясь к стону больного и к брани пьяного слуги. Теперь все было так черно… Мрачно и смутно
вспоминались мне, в похоронной обстановке, в запахе ладана —
слова, минуты, на которых я все же не мог нe останавливаться без нежности.
И действительно, не прошло недели, как Федор Васильич получил официальное приглашение пожаловать в губернию.
Вспомнились ему в ту пору его же вещие
слова, которыми он некогда напутствовал станового пристава: за хорошими делами вызывать не будут.
В связи с описанной сценой мне
вспоминается вечер, когда я сидел на нашем крыльце, глядел на небо и «думал без
слов» обо всем происходящем… Мыслей
словами, обобщений, ясных выводов не было… «Щось буде» развертывалось в душе вереницей образов… Разбитая «фигура»… мужики Коляновской, мужики Дешерта… его бессильное бешенство… спокойная уверенность отца. Все это в конце концов по странной логике образов слилось в одно сильное ощущение, до того определенное и ясное, что и до сих пор еще оно стоит в моей памяти.
Когда я увидел его впервые, мне вдруг
вспомнилось, как однажды, давно, еще во время жизни на Новой улице, за воротами гулко и тревожно били барабаны, по улице, от острога на площадь, ехала, окруженная солдатами и народом, черная высокая телега, и на ней — на скамье — сидел небольшой человек в суконной круглой шапке, в цепях; на грудь ему повешена черная доска с крупной надписью белыми
словами, — человек свесил голову, словно читая надпись, и качался весь, позванивая цепями.
И опять ему
вспомнилось детство, тихий плеск реки, первое знакомство с Эвелиной и ее горькие слезы при
слове «слепой»… Инстинктивно почувствовал он, что теперь опять причиняет ей такую же рану, и остановился. Несколько секунд стояла тишина, только вода тихо и ласково звенела в шлюзах. Эвелины совсем не было слышно, как будто она исчезла. По ее лицу действительно пробежала судорога, но девушка овладела собой, и, когда она заговорила, голос ее звучал беспечно и шутливо.
Тамара вслушивалась в давно знакомые, но давно уже слышанные
слова и горько улыбалась.
Вспомнились ей страстные, безумные
слова Женьки, полные такого безысходного отчаяния и неверия… Простит ей или не простит всемилостивый, всеблагий господь се грязную, угарную, озлобленную, поганую жизнь? Всезнающий, неужели отринешь ты ее — жалкую бунтовщицу, невольную развратницу, ребенка, произносившего хулы на светлое, святое имя твое? Ты — доброта, ты — утешение наше!
Не знаю почему, но мне невольно
вспомнились при этом
слова Погудина:"А Набрюшникову — балыки!"
Да, думал я, вот это — любовь, это — страсть, это — преданность… и
вспоминались мне
слова Лушина: жертвовать собою сладко для иных.
И невольно
вспоминались ей
слова Рыбина: «И богом обманули нас!»
Вспомнился Рыбин, его кровь, лицо, горячие глаза,
слова его, — сердце сжалось в горьком чувстве бессилия перед зверями.
Нередко по этому поводу
вспоминались ему чьи-то давным-давно слышанные или читанные им смешные
слова, что человеческая жизнь разделяется на какие-то «люстры» — в каждом люстре по семи лет — и что в течение одного люстра совершенно меняется у человека состав его крови и тела, его мысли, чувства и характер.
Опять Ромашову
вспомнились ужасные
слова денщика Степана, и лицо его страдальчески сморщилось.
Все ругательные
слова отца, особенно его злое лицо,
вспоминались ему, точно он сейчас слышал и видел его. «Шалопай.
В первый раз стал думать об ответственности, которая лежала на нем, и все
слова старичка
вспомнились ему…
При этих
словах Калиновичу невольно
вспомнилась Настенька, обреченная жить в глуши и во всю жизнь, может быть, не увидающая ни балов, ни театров. Ему стало невыносимо жаль бедной девушки, так что он задумался и замолчал.
Слова молитвы перед исповедью
вспомнились мне и не переставая звучали у меня в ушах.
«Почем знать, может быть, твой жизненный путь пересекла настоящая, самоотверженная, истинная любовь», —
вспомнились ей
слова Аносова.
Мы пошли на Сенатскую площадь и в немом благоговении остановились перед памятником Петра Великого.
Вспомнился „Медный всадник“ Пушкина, и тут же кстати пришли на ум и
слова профессора Морошкина о Петре...
Ей уже
вспомнился мотив и серьезное длинное лицо Аркадия, произносившего говорком дурацкие
слова.
Это печальное пение и мысль о Максиме тяжело подействовали на Серебряного, но ему
вспомнились успокоительные
слова Годунова и скоро изгладили грустное впечатление панихиды. На изгибе дороги, входящей в темный лес, он оглянулся на Александрову слободу, и когда скрылись от него золоченые главы дворца Иоаннова, он почувствовал облегчение, как будто тяжесть свалилась с его сердца.
При этих
словах Аннинька и еще поплакала. Ей
вспомнилось: где стол был яств — там гроб стоит, и слезы так и лились. Потом она пошла к батюшке в хату, напилась чаю, побеседовала с матушкой, опять вспомнила: и бледна смерть на всех глядит — и опять много и долго плакала.
— Да, брат, было и ваше времечко! попраздновали, пожили! Всего было у вас, и ржицы, и сенца, и картофельцу! Ну, да что уж старое поминать! я не злопамятен; я, брат, давно об жнеях позабыл, только так, к
слову вспомнилось! Так как же ты говоришь, ржицы тебе понадобилось?
Вспоминался «умбракул, распещренный звездами», «Гервасий» и торжественные, насмешливые
слова...
Я обрадовался возможности поговорить с человеком, который умел жить весело, много видел и много должен знать. Мне ярко
вспомнились его бойкие, смешные песни, и прозвучали в памяти дедовы
слова о нем...
Ему
вспомнилось, как она первое время жизни в доме шла на завод и мёрзла там, пытаясь разговориться с рабочими; они отвечали ей неохотно, ухмылялись в бороды, незаметно перекидывались друг с другом намекающими взглядами, а когда она уходила, говорили о ней похабно и хотя без злобы, но в равнодушии их
слов было что-то худшее, чем злоба.
Вспомнилось, как однажды
слово «гнев» встало почему-то рядом со
словом «огонь» и наполнило усталую в одиночестве душу угнетающей печалью.
Ему
вспоминались все задушевные, как ему казалось,
слова дружбы, стыдливо, как будто нечаянно, высказанные ему перед отъездом.
— Околел в седле, —
вспоминаются мне
слова покойного старого друга — казака, так характеризовавшего калмыцкую езду.
Вспомнились мне его
слова...
«Тут особый счёт надобен! —
вспомнились Илье внушительные
слова купца Строганого. — Ежели один честен, а девять — подлецы, никто не выигрывает, а человек пропадёт… Которых больше, те и правы…»
«Зачем надо умирать?» — вдруг спрашивает себя Лунёв, глядя на человека, нисходящего с вершины благополучия в могилу… И ему
вспоминается Яков Филимонов, постоянно думающий о смерти, и
слова Якова: «Интересно умереть…»