Темное небо уже кипело звездами, воздух был напоен сыроватым теплом, казалось, что лес тает и растекается масляным паром. Ощутимо падала роса. В густой темноте за рекою
вспыхнул желтый огонек, быстро разгорелся в костер и осветил маленькую, белую фигурку человека. Мерный плеск воды нарушал безмолвие.
Каждый раз, когда книги исчезали из ее рук, перед нею
вспыхивало желтым пятном, точно огонь спички в темной комнате, лицо жандармского офицера, и она мысленно со злорадным чувством говорила ему...
С поля налетал холодный ветер, принося мелкую пыль отдаленного дождя. В окнах домов уже
вспыхивали желтые огни. По времени надо бы к вечерне звонить, а колокола не слышно, город облегла жуткая тишина, только ветер вздыхал и свистел, летая над крышами домов, молча прижавшихся к сырой и грязной земле.
Неточные совпадения
— Ну да, — с вашей точки, люди или подлецы или дураки, — благодушным тоном сказал Ногайцев, но
желтые глаза его фосфорически
вспыхнули и борода на скулах ощетинилась. К нему подкатился Дронов с бутылкой в руке, на горлышке бутылки вверх дном торчал и позванивал стакан.
Снова
вспыхнул огонь, но уже сильнее, ярче, вновь метнулись тени к лесу, снова отхлынули к огню и задрожали вокруг костра, в безмолвной, враждебной пляске. В огне трещали и ныли сырые сучья. Шепталась, шелестела листва деревьев, встревоженная волной нагретого воздуха. Веселые, живые языки пламени играли, обнимаясь,
желтые и красные, вздымались кверху, сея искры, летел горящий лист, а звезды в небе улыбались искрам, маня к себе.
Стемнело. На самом верху мачты
вспыхнул одинокий
желтый электрический свет, и тотчас же на всем пароходе зажглись лампочки. Стеклянная будка над салоном первого класса и курительная комната тепло и уютно засияли огнями. На палубе сразу точно сделалось прохладнее. Сильный ветер дул с той стороны, где сидела Елена, мелкие соленые брызги изредка долетали до ее лица и прикасались к губам, но вставать ей не хотелось.
Когда он поравнялся с Мордовским городищем, на одном из холмов что-то зашевелилось,
вспыхнул огонёк спички и долго горел в безветренном воздухе, освещая чью-то руку и
жёлтый круг лица.
Но отец тотчас схватил собачий дом, опрокинул его и стал вытряхать горящую солому, под ногами у него сверкали
жёлтые цветки, они горели у морды собаки,
вспыхивали на её боках; отец весь курился серым дымом, фыркал и орал, мотая головою из стороны в сторону.
Ярко рдеет белесое окуровское небо; огромные комья сизых туч разорваны огненными ручьями
жёлтых и пурпуровых красок, в густом дыме
вспыхивает и гаснет кровавое пламя, струится, сверкает расплавленное золото.
Горячее любопытство Ильи и несколько стаканов пива оживили Грачёва. Его глаза
вспыхнули, и на
жёлтых щеках загорелся румянец.
Ослепительнейший фиолетовый луч ударил в глаза профессора, и все кругом
вспыхнуло — фонарный столб, кусок торцовой мостовой,
желтая стена, любопытные лица.
Встретились их взоры и
вспыхнули ярко, и все погасло кругом: так в мгновенном блеске молнии гаснут все иные огни, и бросает на землю тень само
желтое, тяжелое пламя.
Действительно, из-под густой сосновой ветки он вытащил охапку лучины, загодя наколотой им из старого смоляного пня. Я дал ему спичку, и сухое сосновое дерево тотчас же
вспыхнуло ярким, беспокойным пламенем, распространяя сильный запах смолы. Затем он навалил сверх лучины сухой прошлогодней
желтой хвои, которая сразу задымилась и затрещала. Сотский не утерпел, чтобы не вмешаться.
На клиросе задвигался
желтый огонек свечки, от него робко
вспыхнул другой, третий.
Рассказывались страшные вещи про расправы солдат с офицерами. Рассказывали про какого-то полковника: вдали показались казаки-забайкальцы; по
желтым околышам и лампасам их приняли за японцев;
вспыхнула паника; солдаты рубили постромки, бестолково стреляли в своих. Полковник бросился к ним, стал грозно кричать, хотел припугнуть и два раза выстрелил на воздух из револьвера. Солдаты сомкнулись вокруг него.
Но когда расшевеленные им уголья ярко
вспыхивают, уединение его вдруг населяется: князья, цари и царицы, в церемониальном облачении и богатых шапках, становятся на страже вдоль стен или выглядывают из своих
желтых смиренных рам, будто из окон своих хоромин.