Неточные совпадения
Вторая услуга, оказываемая чистым
лицом, есть любовь подчиненных.
Он видел на первом плане досадовавшее
лицо Пилата и спокойное
лицо Христа и на
втором плане фигуры прислужников Пилата и вглядывавшееся в то, что происходило,
лицо Иоанна.
Ответа нет. Он вновь посланье:
Второму, третьему письму
Ответа нет. В одно собранье
Он едет; лишь вошел… ему
Она навстречу. Как сурова!
Его не видят, с ним ни слова;
У! как теперь окружена
Крещенским холодом она!
Как удержать негодованье
Уста упрямые хотят!
Вперил Онегин зоркий взгляд:
Где, где смятенье, состраданье?
Где пятна слез?.. Их нет, их нет!
На сем
лице лишь гнева след…
Второй Ивин — Сережа — был смуглый, курчавый мальчик, со вздернутым твердым носиком, очень свежими, красными губами, которые редко совершенно закрывали немного выдавшийся верхний ряд белых зубов, темно-голубыми прекрасными глазами и необыкновенно бойким выражением
лица.
У Фамусова в доме парадные сени; большая лестница из
второго жилья, к которой примыкают многие побочные из антресолей; внизу справа (от действующих
лиц) выход на крыльцо и швейцарская ложа; слева, на одном же плане, комната Молчалина.
— Недавно один дурак в
лицо мне брякнул: ваша ставка на народ — бита, народа — нет, есть только классы. Юрист,
второго курса. Еврей. Классы! Забыл, как недавно сородичей его классически громили…
Он зорко присматривался к
лицам людей, —
лица такие же, как у тех, что три года тому назад шагали не торопясь в Кремль к памятнику Александра
Второго, да,
лица те же, но люди — другие.
— Ну, довольно! — сказал Лютов, сморщив
лицо, и шумно вздохнул: — А где же существа
второго сорта?
Второй полицейский, лысый, без шапки, сидел на снегу; на ногах у него лежала боковина саней, он размахивал рукой без перчатки и кисти, — из руки брызгала кровь, — другой рукой закрывал
лицо и кричал нечеловеческим голосом, похожим на блеяние овцы.
Подняв рюмку к носу, он понюхал ее, и
лицо его сморщилось в смешной, почти бесформенный мягкий комок, в косые складки жирноватой кожи, кругленькие глаза спрятались, погасли. Самгин
второй раз видел эту гримасу на рыхлом, бабьем
лице Бердникова, она заставила его подумать...
Второй раз он замечал, что даже и физически Лидия двоится: снова, сквозь знакомые черты
лица ее, проступает скрытое за ними другое
лицо, чуждое ему.
О начальнике он слыхал у себя дома, что это отец подчиненных, и потому составил себе самое смеющееся, самое семейное понятие об этом
лице. Он его представлял себе чем-то вроде
второго отца, который только и дышит тем, как бы за дело и не за дело, сплошь да рядом, награждать своих подчиненных и заботиться не только о их нуждах, но и об удовольствиях.
Мир и тишина покоятся над Выборгской стороной, над ее немощеными улицами, деревянными тротуарами, над тощими садами, над заросшими крапивой канавами, где под забором какая-нибудь коза, с оборванной веревкой на шее, прилежно щиплет траву или дремлет тупо, да в полдень простучат щегольские, высокие каблуки прошедшего по тротуару писаря, зашевелится кисейная занавеска в окошке и из-за ерани выглянет чиновница, или вдруг над забором, в саду, мгновенно выскочит и в ту ж минуту спрячется свежее
лицо девушки, вслед за ним выскочит другое такое же
лицо и также исчезнет, потом явится опять первое и сменится
вторым; раздается визг и хохот качающихся на качелях девушек.
Вообще легко можно было угадать по
лицу ту пору жизни, когда совершилась уже борьба молодости со зрелостью, когда человек перешел на
вторую половину жизни, когда каждый прожитой опыт, чувство, болезнь оставляют след. Только рот его сохранял, в неуловимой игре тонких губ и в улыбке, молодое, свежее, иногда почти детское выражение.
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих
лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое письмо, которое если показать полусумасшедшему старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
На
втором из этих обедов присутствовал и я, ласково приглашенный главным
лицом этой группы, в которой было несколько офицеров, перешедших на фрегат «Диана» с фрегата «Паллада».
«Мы употребляем рис при всяком блюде, — заметил
второй полномочный, — не угодно ли кому-нибудь переменить, если поданный уже простыл?» Церемониймейстер, с широким, круглым
лицом, с плоским и несколько вздернутым, широким же, арабским носом, стоя подле возвышения, на котором сидели оба полномочные, взглядом и едва заметным жестом распоряжался прислугою.
Не успели мы расположиться в гостиной, как вдруг явились, вместо одной, две и даже две с половиною девицы: прежняя, потом сестра ее, такая же зрелая дева, и еще сестра, лет двенадцати. Ситцевое платье исчезло, вместо него появились кисейные спенсеры, с прозрачными рукавами, легкие из муслинь-де-лень юбки. Сверх того, у старшей была синева около глаз, а у
второй на носу и на лбу по прыщику; у обеих вид невинности на
лице.
Наш знакомый, Овосава Бунго-но, недавно еще с таким достоинством и гордостью принявший нас, перешел на
второй план, он
лицом приходился прямо в ухо старику и стоял, потупя взгляд, не поворачиваясь ни направо, ни налево.
Старик был красивее всех своею старческою, обворожительною красотою ума и добродушия, да
второй полномочный еще мог нравиться умом и смелостью
лица, пожалуй, и Овосава хорош, с затаенною мыслию или чувством на
лице, и если с чувством, то, верно, неприязни к нам.
Во
второй комнате, освещенной висячею лампой, за накрытым с остатками обеда и двумя бутылками столом сидел в австрийской куртке, облегавшей его широкую грудь и плечи, с большими белокурыми усами и очень красным
лицом офицер.
И в воображении его из-за всех впечатлений нынешнего дня с необыкновенной живостью возникло прекрасное
лицо второго мертвого арестанта с улыбающимся выражением губ, строгим выражением лба и небольшим крепким ухом под бритым синеющим черепом.
У Ляховского тоже было довольно скучно. Зося хмурилась и капризничала. Лоскутов жил в Узле
вторую неделю и часто бывал у Ляховских. О прежних увеселениях и забавах не могло быть и речи; Половодов показывался в гостиной Зоси очень редко и сейчас же уходил, когда появлялся Лоскутов. Он не переваривал этого философа и делал равнодушное
лицо.
Когда плетенка подкатилась к подъезду номеров для приезжающих с поднятым флагом на крыше, из окон
второго этажа выглянуло на Привалова несколько бледных, болезненных
лиц.
— Его карточку видел. Хоть не чертами
лица, так чем-то неизъяснимым. Чистейший
второй экземпляр фон Зона. Я это всегда по одной только физиономии узнаю.
Хороша русская удаль, да не многим она к
лицу; а бездарные Полежаевы
второй руки невыносимы.
У
второго мальчика, Павлуши, волосы были всклоченные, черные, глаза серые, скулы широкие,
лицо бледное, рябое, рот большой, но правильный, вся голова огромная, как говорится с пивной котел, тело приземистое, неуклюжее.
Но в этот
второй раз ее глаза долго, неподвижно смотрели на немногие строки письма, и эти светлые глаза тускнели, тускнели, письмо выпало из ослабевших рук на швейный столик, она закрыла
лицо руками, зарыдала.
Он согласен, и на его
лице восторг от легкости условий, но Жюли не смягчается ничем, и все тянет, и все объясняет… «первое — нужно для нее,
второе — также для нее, но еще более для вас: я отложу ужин на неделю, потом еще на неделю, и дело забудется; но вы поймете, что другие забудут его только в том случае, когда вы не будете напоминать о нем каким бы то ни было словом о молодой особе, о которой» и т. д.
— Скажите, — заговорила Ася после небольшого молчания, в течение которого какие-то тени пробежали у ней по
лицу, уже успевшему побледнеть, — вам очень нравилась та дама… Вы помните, брат пил ее здоровье в развалине, на
второй день нашего знакомства?
В самое это время я видел во
второй раз Николая, и тут
лицо его еще сильнее врезалось в мою память.
В окно был виден ряд карет; эти еще не подъехали, вот двинулась одна, и за ней
вторая, третья, опять остановка, и мне представилось, как Гарибальди, с раненой рукой, усталый, печальный, сидит, у него по
лицу идет туча, этого никто не замечает и все плывут кринолины и все идут right honourable'и — седые, плешивые, скулы, жирафы…
Я пожал руку жене — на
лице у нее были пятны, рука горела. Что за спех, в десять часов вечера, заговор открыт, побег, драгоценная жизнь Николая Павловича в опасности? «Действительно, — подумал я, — я виноват перед будочником, чему было дивиться, что при этом правительстве какой-нибудь из его агентов прирезал двух-трех прохожих; будочники
второй и третьей степени разве лучше своего товарища на Синем мосту? А сам-то будочник будочников?»
На этом гробе, на этом кладбище разбрасывался во все стороны равноконечный греческий крест
второго храма — храма распростертых рук, жизни, страданий, труда. Колоннада, ведущая к нему, была украшена статуями ветхозаветных
лиц. При входе стояли пророки. Они стояли вне храма, указывая путь, по которому им идти не пришлось. Внутри этого храма были вся евангельская история и история апостольских деяний.
Первая часть была сбивчива — но
вторая очень подробна: ему сам Диффенбах вырезал из руки новый нос, рука была привязана шесть недель к
лицу, «Majestat» [его величество (нем.).] приезжал в больницу посмотреть, высочайше удивился и одобрил.
Я заинтересовался и бросился в дом Ромейко, в дверь с площади. В квартире
второго этажа, среди толпы, в луже крови лежал человек
лицом вниз, в одной рубахе, обутый в лакированные сапоги с голенищами гармоникой. Из спины, под левой лопаткой, торчал нож, всаженный вплотную. Я никогда таких ножей не видал: из тела торчала большая, причудливой формы, медная блестящая рукоятка.
Возвращаясь часу во
втором ночи с Малой Грузинской домой, я скользил и тыкался по рытвинам тротуаров Живодерки. Около одного из редких фонарей этой цыганской улицы меня кто-то окликнул по фамилии, и через минуту передо мной вырос весьма отрепанный, небритый человек с актерским
лицом. Знакомые черты, но никак не могу припомнить.
В первый же раз, когда я остался без пары, — с концом песни я протянул руку Мане Дембицкой. Во
второй раз, когда осталась Лена, — я подал руку ее сестре раньше, чем она успела обнаружить свой выбор, и когда мы, смеясь, кружились с Соней, у меня в памяти осталось
лицо Лены, приветливо протягивавшей мне обе руки. Увидев, что опоздала, она слегка покраснела и осталась опять без пары. Я пожалел, что поторопился… Теперь младшая сестра уже не казалась мне более приятной.
Когда мы поравнялись с ней, из окон
второго этажа на нас глядели зеленовато — бледные, угрюмые
лица арестантов, державшихся руками за железные решетки…
Во-вторых, в охотах, о которых я сейчас говорил, охотник не главное действующее
лицо, успех зависит от резвости и жадности собак или хищных птиц; в ружейной охоте успех зависит от искусства и неутомимости стрелка, а всякий знает, как приятно быть обязанным самому себе, как это увеличивает удовольствие охоты; без уменья стрелять — и с хорошим ружьем ничего не убьешь; даже сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье, тем хуже, тем больше будет промахов.
Второй был рослый детина, с желчным
лицом, сильно изрытым оспой.
Крестьянка не хотела у меня взять непорочных, благоумышленных ста рублей, которые в соразмерности состояний долженствуют быть для полковницы, советницы, майорши, генеральши пять, десять, пятнадцать тысяч или более; если же госпоже полковнице, майорше, советнице или генеральше (в соразмерности моего посула едровской ямщичихе), у которой дочка
лицом недурна или только что непорочна, и того уже довольно, знатной боярин седмидесятой, или, чего боже сохрани, седмьдесят
второй пробы, посулит пять, десять, пятнадцать тысяч, или глухо знатное приданое, или сыщет чиновного жениха, или выпросит в почетные девицы, то я вас вопрошаю, городские матушки, не ёкнет ли у вас сердечко? не захочется ли видеть дочку в позлащенной карете, в бриллиантах, едущую четвернею, если она ходит пешком, или едущую цугом вместо двух заморенных кляч, которые ее таскают?
— От вас? Чего ждал? Во-первых, на одно ваше простодушие посмотреть приятно; с вами посидеть и поговорить приятно; я по крайней мере знаю, что предо мной добродетельнейшее
лицо, а во-вторых… во-вторых…
Первое неприятное впечатление Лизаветы Прокофьевны у князя — было застать кругом него целую компанию гостей, не говоря уже о том, что в этой компании были два-три
лица ей решительно ненавистные;
второе — удивление при виде совершенно на взгляд здорового, щеголевато одетого и смеющегося молодого человека, ступившего им навстречу, вместо умирающего на смертном одре, которого она ожидала найти.
— Ведь вот… Иван-то Петрович покойному Николаю Андреевичу Павлищеву родственник… ты ведь искал, кажется, родственников-то, — проговорил вполголоса князю Иван Федорович, вдруг очутившийся подле и заметивший чрезвычайное внимание князя к разговору. До сих пор он занимал своего генерала-начальника, но давно уже замечал исключительное уединение Льва Николаевича и стал беспокоиться; ему захотелось ввести его до известной степени в разговор и таким образом
второй раз показать и отрекомендовать «высшим
лицам».
Лицо его просветлело, когда, во
втором часу, он увидел Епанчиных, входящих навестить его «на минутку».
Паншин громко и решительно взял первые аккорды сонаты (он играл
вторую руку), но Лиза не начинала своей партии. Он остановился и посмотрел на нее. Глаза Лизы, прямо на него устремленные, выражали неудовольствие; губы ее не улыбались, все
лицо было строго, почти печально.
Рядом с матерью сидит старшая дочь хозяев, Зинаида Егоровна,
второй год вышедшая замуж за помещика Шатохина, очень недурная собою особа с бледно-сахарным
лицом и капризною верхнею губкою; потом матушка-попадья, очень полная женщина в очень узком темненьком платье, и ее дочь, очень тоненькая, миловидная девушка в очень широком платье, и, наконец, Соня Бахарева.
Это была русская женщина, поэтически восполняющая прелестные типы женщин Бертольда Ауэрбаха. Она не была
второю Женни, и здесь не место говорить о ней много; но автор, находясь под неотразимым влиянием этого типа, будет очень жалеть, если у него не достанет сил и уменья когда-нибудь в другом месте рассказать, что за
лицо была Марья Михайловна Райнер, и напомнить ею один из наших улетающих и всеми позабываемых женских типов.
Напились чаю и пошли, разбившись на две группы. Белоярцев шел с Бычковым, Лизой, Бертольди, Калистратовой и Незабитовским.
Вторая группа шла, окружая Стешу, которая едва могла тащить свой живот и сонного полугодового ребенка. Дитятю у нее взяли; Розанов и Помада несли его на руках попеременно, а маркиз колтыхал рядом с переваливающейся уточкою Стешею и внимательно рассматривал ее
лицо своими утомляющими круглыми глазами.