Неточные совпадения
Зато после,
дома, у окна, на балконе, она говорит ему одному, долго говорит, долго
выбирает из души впечатления, пока не выскажется вся, и говорит горячо, с увлечением, останавливается иногда, прибирает слово и на лету хватает подсказанное им выражение, и во взгляде у ней успеет мелькнуть луч благодарности за помощь. Или сядет, бледная от усталости, в большое кресло, только жадные, неустающие глаза говорят ему, что она хочет слушать его.
Тогда, получив разрешенье, она сняла замшевую перчатку с тремя пуговицами с пухлой белой руки, достала из задних складок шелковой юбки модный бумажник и,
выбрав из довольно большого количества купонов, только что срезанных с билетов, заработанных ею в своем
доме, один — в 2 рубля 50 коп. и, присоединив к нему два двугривенных и еще гривенник, передала их приставу.
Нехлюдов с утра вышел из
дома,
выбрал себе недалеко от острога в первых попавшихся, очень скромных и грязноватых меблированных комнатах помещение из двух номеров и, распорядившись о том, чтобы туда были перевезены отобранные им из
дома вещи, пошел к адвокату.
„Да, но куда ж в таком случае делись деньги, если их
выбрал из пакета сам Федор Павлович, в его
доме при обыске не нашли?“ Во-первых, в шкатулке у него часть денег нашли, а во-вторых, он мог вынуть их еще утром, даже еще накануне, распорядиться ими иначе, выдать их, отослать, изменить, наконец, свою мысль, свой план действий в самом основании и при этом совсем даже не найдя нужным докладываться об этом предварительно Смердякову?
— «Да везде, где тепло и хорошо, — говорит старшая сестра: — на лето, когда здесь много работы и хорошо, приезжает сюда множество всяких гостей с юга; мы были в
доме, где вся компания из одних вас; но множество
домов построено для гостей, в других и разноплеменные гости и хозяева поселяются вместе, кому как нравится, такую компанию и
выбирает.
Будучи принужден остаться ночевать в чужом
доме, он боялся, чтоб не отвели ему ночлега где-нибудь в уединенной комнате, куда легко могли забраться воры, он искал глазами надежного товарища и
выбрал, наконец, Дефоржа.
Европа
выбрала деспотизм, предпочла империю. Деспотизм — военный стан, империя — война, император — военачальник. Все вооружено, война и будет, но где настоящий враг?
Дома — внизу, на дне — и там, за Неманом.
Будущее было темно, печально… я мог умереть, и мысль, что тот же краснеющий консул явится распоряжаться в
доме, захватит бумаги, заставляла меня думать о получении где-нибудь прав гражданства. Само собою разумеется, что я
выбрал Швейцарию, несмотря на то что именно около этого времени в Швейцарии сделали мне полицейскую шалость.
Выбрали для дедушки на парадной половине
дома большую и уютную комнату; обок с нею, в диванной, поставили перегородку и за нею устроили спальню для Настасьи.
В малыгинском
доме закипела самая оживленная деятельность. По вечерам собиралась молодежь, поднимался шум, споры и смех. Именно в один из таких моментов попала Устенька в новую библиотеку. Она
выбрала книги и хотела уходить, когда из соседней комнаты, где шумели и галдели молодые голоса, показался доктор Кочетов.
Он только сумрачно посмотрел на нее, пожал плечами и ничего не ответил. Действительно, безопаснее места, как его собственный
дом, она не могла
выбрать.
— И я рада, потому что я заметила, как над ней иногда… смеются. Но слушайте главное: я долго думала и наконец вас
выбрала. Я не хочу, чтобы надо мной
дома смеялись, я не хочу, чтобы меня считали за маленькую дуру; я не хочу, чтобы меня дразнили… Я это всё сразу поняла и наотрез отказала Евгению Павлычу, потому что я не хочу, чтобы меня беспрерывно выдавали замуж! Я хочу… я хочу… ну, я хочу бежать из
дому, а вас
выбрала, чтобы вы мне способствовали.
Такую
выбрала сама мамынька Маремьяна, желавшая оставаться в
дому полной хозяйкой.
Самоунижение Дарьи дошло до того, что она сама
выбирала невест на случай своей смерти, и в этом направлении в Ермошкином
доме велись довольно часто очень серьезные разговоры.
— Вот мы и
дома, — самодовольно проговорил инок Кирилл, свертывая с тропы налево под гору. — Ишь какое угодное местечко жигали
выбрали.
Ей давно бы нужно быть не в
доме терпимости, а в психиатрической лечебнице из-за мучительного нервного недуга, заставляющего ее исступленно, с болезненной жадностью отдаваться каждому мужчине, даже самому противному, который бы ее ни
выбрал.
Регент в сером пальто и в серой шляпе, весь какой-то серый, точно запыленный, но с длинными прямыми усами, как у военного, узнал Верку, сделал широкие, удивленные глаза, слегка улыбнулся и подмигнул ей. Раза два-три в месяц, а то и чаще посещал он с знакомыми духовными академиками, с такими же регентами, как и он, и с псаломщиками Ямскую улицу и, по обыкновению, сделав полную ревизию всем заведениям, всегда заканчивал
домом Анны Марковны, где
выбирал неизменно Верку.
Выбрав к себе Симонова в сторожа к
дому, она очень хорошо знала, что у нее ничего уж не пропадет.
Отвечайте, сударь, прямо; не увертывайтесь, а прямо говорите: что бы вы
выбрали, сытный ли
дом терпимости или голодную свободу?
— Извольте-с. Если вы уж так хотите, то души своей хотя я перед вами и не открою, а на вопрос отвечу другим вопросом: если б вам, с одной стороны, предложили жить в сытости и довольстве, но с условием, чтоб вы не выходили из
дома терпимости, а с другой стороны, предложили бы жить в нужде и не иметь постоянного ночлега, но все-таки оставаться на воле, — что бы вы
выбрали?
Обыкновенно он прежде всего направлялся к
дому секретаря уездного суда и открывал перед его окнами нечто вроде судебного заседания,
выбрав из толпы подходящих актеров, изображавших истцов и ответчиков; он сам говорил за них речи и сам же отвечал им, подражая с большим искусством голосу и манере обличаемого.
Сам же молодой человек, заметно неболтливый, как все петербуржцы, ни слова не намекал на это и занимался исключительно наймом квартиры вице-губернатору, для которой
выбрал в лучшей части города, на набережной, огромный каменный
дом и стал его отделывать.
— Ты все это уложи,
выбери день, когда его
дома не будет, пошли за наемными лошадьми и поезжай… всего какие-нибудь полчаса времени на это надо.
— Трудно? Тебе? Врёшь ты! — вскричал Илья, вскочив с кровати и подходя к товарищу, сидевшему под окном. — Мне — трудно, да! Ты — что? Отец состарится — хозяин будешь… А я? Иду по улице, в магазинах вижу брюки, жилетки… часы и всё такое… Мне таких брюк не носить… таких часов не иметь, — понял? А мне — хочется… Я хочу, чтобы меня уважали… Чем я хуже других? Я — лучше! А жулики предо мной кичатся, их в гласные
выбирают! Они
дома имеют, трактиры… Почему жулику счастье, а мне нет его? Я тоже хочу…
— Читал я сегодня в газете — в члены тебя
выбрали по дому-то да еще в общество, в Софьино, в почетные… Въедет тебе в карман членство это! — вздохнул Маякин.
Княгиня
выбирала в приданое дочери самое лучшее и как можно ближе подходившее к новым владениям графа: лучшие земли с бечевником по берегам судоходной реки, старые плодовитые сады, мельницы, толчеи и крупорушки, озера и збводи, конский завод в Разновилье и барский
дом в Шахове.
В четверг только на час уходил к Колесникову и передал ему деньги. Остальное время был
дома возле матери; вечером в сумерки с ней и Линочкой ходил гулять за город. Ночью просматривал и жег письма; хотел сжечь свой ребяческий старый дневник, но подумал и оставил матери. Собирал вещи,
выбрал одну книгу для чтения; сомневался относительно образка, но порешил захватить с собою — для матери.
— Не обижайте этой женщины, — перебил ее строго граф, — она дочь моего старого друга и полумертвая живет в моем
доме. В любовницы
выбирают здоровых.
Всяк отец в
дому своем владыка:
Мужи пашут, жены шьют одежду;
А умрет глава всех домочадцев,
Дети всем добром сообща владеют,
Выбрав старшину себе из рода,
Чтоб ходил, для пользы их, на сеймы.
Где с ним кметы, лехи и владыки.
Ненила Макарьевна завела, как говорили соседи, у себя в
доме «иностранный порядок»: держала мало людей, одевала их опрятно. Честолюбие ее мучило; она хотела попасть хоть в уездные предводительши, но дворяне…го уезда хоть и наедались у ней всласть, однако ж все-таки
выбирали не ее мужа, а то отставного премьер-майора Буркольца, то отставного секунд-майора Бурундюкова. Господин Перекатов казался им чересчур столичной штучкой.
Но кривой плохо
выбрал время: каждого человека в этот час ждал
дома пирог, — его пекут однажды в неделю, и горячий — он вкуснее.
Котят было пять. Когда они выросли немножко и стали вылезать из-под угла, где вывелись, дети
выбрали себе одного котенка, серого с белыми лапками, и принесли в
дом. Мать раздала всех остальных котят, а этого оставила детям. Дети кормили его, играли с ним и клали с собой спать.
Выбирай, что лучше: либо жить честно, в любви у отца, с душой своей в мире, с благодатию в
доме; либо жить весело, на смех и покор людям, на горе родным, на радость врагу человеков.
«Правда, — продолжал он, — без бабьего духа в
доме пустым что-то пахнет, так у меня сыну двадцать первый пошел,
выберу ему хорошую невесту, сдам дела и капитал, а сам запрусь да Богу молиться зачну.
— После Евдокии-плющихи, как домой воротимся, — отвечал Артемий. — У хозяина кажда малость на счету… Оттого и
выбираем грамотного, чтоб умел счет записать… Да вот беда — грамотных-то маловато у нас; зачастую такого
выбираем, чтоб хоть бирки-то умел хорошо резать. По этим биркам аль по записям и живет у нас расчет. Сколько кто харчей из
дома на зиму привез, сколько кто овса на лошадей, другого прочего — все ставим в цену. Получим заработки, поровну делим. На Страшной и деньги по рукам.
Она редко стала выходить из
дому, — разве только для прогулок,
выбирая для них улицы менее людные, потому что ей как-то бессознательно досаден становился весь этот кипучий шум и грохот, вся эта толчея бойкой городской жизни.
— Осетринки-то скушайте — хорошая, на выбор для
дому на Низу на ватагах
выбирали.
Выбравши все из сундука, Патап Максимыч стал считать, а Чубалов на счетах класть. В сериях, в наличных деньгах и векселях до восьмисот тысяч рублей нашлось, да
домов, лесных дач, барж и промысловых заведений тысяч на четыреста выходило, так что всего за миллион перевалило.
Мужчины все ушли на охоту,
дома остались старики, женщины и дети.
Выбрав одну из фанз побольше, я постучался в дверь. Из нее вышли две женщины. Узнав, что мы пришли издалека, они пригласили нас к себе и стали помогать распрягать собак.
Нет, — добавила она, — нет; я простая, мирная женщина;
дома немножко деспотка: я не хочу удивлять, но только уж если ты, милый друг мой, если ты
выбрал меня, потому что я тебе нужна, потому что тебе не благо одному без меня, так (Александра Ивановна, улыбаясь, показала к своим ногам), так ты вот пожалуй сюда; вот здесь ищи поэзию и силы, у меня, а не где-нибудь и не в чем-нибудь другом, и тогда у нас будет поэзия без поэта и героизм без Александра Македонского.
Он холост, и когда вы ему поставите на выбор ссылку или женитьбу, он, конечно, будет иметь такой же нехитрый выбор, как выбор между
домом на Английской набережной или коробочкой спичек; он, конечно,
выберет свадьбу.
Приехал из Арматлука столяр Капралов, — его
выбрали заведовать местным отделом народного образования. Он был трезв, и еще больше Катю поражало несоответствие его простонародных выражений с умными, странно-интеллигентными глазами. Профессор и Катя долго беседовали с ним, наметили втроем открытие рабоче-крестьянского клуба,
дома ребенка, школы грамоты. Капралов расспрашивал, что у них по народному образованию делается в городе, на лету ловил всякую мысль, и толковать с ним было одно удовольствие.
И тут окончательно я
выбрал себе не просто факультет, а «разряд», о котором в гимназии не имел понятия. Моя мать, узнав, что я подал прошение о поступлении в «камералисты», почему-то не была довольна, видя в этом неодобрительную изменчивость. Хотел быть юристом, а попал на какие-то «камералы», о которых у нас
дома никто, кажется, не имел вполне ясного представления.
— Вы меня предупреждаете, Марья Михайловна. С вами беда. К этому-то пункту я и хотел прийти. Разнообразить надо впечатления и людей. Вы любите еще поплясать. И прекрасно.
Выберите несколько самых блестящих
домов с первыми мазуристами и вальсерами; но не ограничивайтесь этим.
Выбора нет, из двух зол надо
выбирать меньшее. Так решила Екатерина Петровна, и вдруг ей стало невыносимо тяжело расстаться с этим больным, прикованным к креслу мужем, с ее
домом, со всеми домашними вообще, с этой жизнью, к которой она привыкла, и более чем в сорок лет начинать снова кидаться в неведомое будущее.
— Я и все мое божье да государево, — отвечал боярин скрепя сердце. —
Выбирай в
дому моем клети, которые тебе полюбятся.
Князь Владимир Яковлевич, с самой ранней юности избалованный женщинами, пресыщенный ими в Петербурге и за границей, не спешил
выбирать себе подругу жизни, не заботился о продолжении доблестного и древнего рода князей Баратовых, спокойно живя с сестрой, окруженный множеством крепостных слуг, на обязанности которых было вести
дом так, как было «при стариках», за чем главным образом наблюдала ключница Гавриловна.
— Ну, скажите, что я клевещу на вас, скажите!.. С чем вы сами пришли ко мне сейчас? Отдать в мягкой форме приказ, чтобы я отказала от
дома Ихменьеву? Вы отлично знаете, что он не опасен, что он пострадал из-за самого пустяка, что занимается он не политикой, а своими книжками. Но вы кандидат в губернские сановники! В вашем
доме таких господ не должны встречать. Вот что! Вы сами не могли бы
выбрать лучшего доказательства того, во что вы обращаетесь теперь!..
— Найду, ваше превосходительство, как не найти… В доме-то четыре горенки, любую пусть
выбирает их благородие.
Не раз слыхал Стягин точно такие же речи и был к ним глух. Он оправдывал свое нежелание оставаться
дома — бесплодностью единичных усилий и благих намерений, не хотел мириться с неурядицей, дичью, скукой и преснотой деревенской жизни; в Москве не умел
выбрать себе дела, находил дворянское общество невыносимым, городские интересы — низменными, культурные порядки — неизлечимо варварскими.