Неточные совпадения
Аммос Федорович. Нет, этого уже невозможно
выгнать: он говорит, что в детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою.
Осип. Говорит: «Этак всякий приедет, обживется, задолжается, после и
выгнать нельзя. Я, говорит, шутить не буду, я прямо с жалобою, чтоб на съезжую да в тюрьму».
Да тут беда подсунулась:
Абрам Гордеич Ситников,
Господский управляющий,
Стал крепко докучать:
«Ты писаная кралечка,
Ты наливная ягодка…»
— Отстань, бесстыдник! ягодка,
Да бору не того! —
Укланяла золовушку,
Сама нейду на барщину,
Так в избу прикатит!
В сарае, в риге спрячуся —
Свекровь оттуда вытащит:
«Эй, не шути с огнем!»
—
Гони его, родимая,
По шее! — «А не хочешь ты
Солдаткой быть?» Я к дедушке:
«Что делать? Научи...
Постой! уж скоро странничек
Доскажет быль афонскую,
Как турка взбунтовавшихся
Монахов в море
гнал,
Как шли покорно иноки
И погибали сотнями —
Услышишь шепот ужаса,
Увидишь ряд испуганных,
Слезами полных глаз!
Таким путем вся вотчина
В пять лет Ермилу Гирина
Узнала хорошо,
А тут его и
выгнали…
С своей стороны, Дмитрий Прокофьев, вместо того чтоб смириться да полегоньку бабу вразумить, стал говорить бездельные слова, а Аленка, вооружась ухватом,
гнала инвалидов прочь и на всю улицу орала...
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и
гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
—
Гони! — скомандовал Угрюм-Бурчеев.
Рад бы посторониться, прижаться к углу, но ни посторониться, ни прижаться нельзя, потому что из всякого угла раздается все то же"раззорю!", которое
гонит укрывающегося в другой угол и там, в свою очередь, опять настигает его.
— Нет! мне с правдой дома сидеть не приходится! потому она, правда-матушка, непоседлива! Ты глядишь: как бы в избу да на полати влезти, ан она, правда-матушка, из избы вон
гонит… вот что!
—
Гони! — скомандовал он будочникам, вскидывая глазами на колышущуюся толпу.
Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась: назначила с мещан по алтыну с каждого двора, с купцов же по фунту чаю да по голове сахару по большой. Потом поехала в казармы и из собственных рук поднесла солдатам по чарке водки и по куску пирога. Возвращаясь домой, она встретила на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые
гнали хворостиной гусей с луга.
Агафья Михайловна вышла на цыпочках; няня спустила стору,
выгнала мух из-под кисейного полога кроватки и шершня, бившегося о стекла рамы, и села, махая березовою вянущею веткой над матерью и ребенком.
Полюбовавшись знакомыми ему до малейших подробностей коровами, Левин велел
выгнать их в поле, а на варок выпустить телят.
Пускай муж опозорит и
выгонит ее, пускай Вронский охладеет к ней и продолжает вести свою независимую жизнь (она опять с желчью и упреком подумала о нем), она не может оставить сына.
Ей приходило в голову, что сейчас приедет управляющий
выгонять ее из дома, что позор ее будет объявлен всему миру.
— Что это за бессмыслица! — говорил Степан Аркадьич, узнав от приятеля, что его
выгоняют из дому, и найдя Левина в саду, где он гулял, дожидаясь отъезда гостя. — Mais c’est ridicule! [Ведь это смешно!] Какая тебя муха укусила? Mais c’est du dernier ridicule! [Ведь это смешно до последней степени!] Что же тебе показалось, если молодой человек…
Она спрашивала себя, куда она поедет, когда ее
выгонят из дома, и не находила ответа.
Васенька так шибко
гнал лошадей, что они приехали к болоту слишком рано, так что было еще жарко.
И с тем неуменьем, с тою нескладностью разговора, которые так знал Константин, он, опять оглядывая всех, стал рассказывать брату историю Крицкого: как его
выгнали из университета зa то, что он завел общество вспоможения бедным студентам и воскресные школы, и как потом он поступил в народную школу учителем, и как его оттуда также
выгнали, и как потом судили за что-то.
— Звонят. Выходит девушка, они дают письмо и уверяют девушку, что оба так влюблены, что сейчас умрут тут у двери. Девушка в недоумении ведет переговоры. Вдруг является господин с бакенбардами колбасиками, красный, как рак, объявляет, что в доме никого не живет, кроме его жены, и
выгоняет обоих.
— Вчера загнали, Константин Дмитрич, — говорил он. — Как же, десять верст не путем
гнали!
Так русский барин, собачей и иора-охотник, [Иора (ёра) — забияка, удалец.] подъезжая к лесу, из которого вот-вот выскочит оттопанный [Оттопать — «вогнать опять в лес, чтоб
выгнать на барина».
Дурака приказчика он
выгнал, наместо его выбрал другого, бойкого.
Он его
гнал и наказывал немилосердно.
Но хуже всего было то, что потерялось уваженье к начальству и власти: стали насмехаться и над наставниками, и над преподавателями, директора стали называть Федькой, Булкой и другими разными именами; завелись такие дела, что нужно было многих выключить и
выгнать.
Наверное, впрочем, неизвестно, хотя в показаниях крестьяне выразились прямо, что земская полиция был-де блудлив, как кошка, и что уже не раз они его оберегали и один раз даже
выгнали нагишом из какой-то избы, куда он было забрался.
— А вот я и здесь, — сказал, входя, хозяин и ведя за собой двух юношей, в летних сюртуках. Тонкие, точно ивовые хлысты,
выгнало их вверх почти на целый аршин выше Петра Петровича.
«Я, брат, из тебя
выгоню заносчивость и непокорность! — говорил он.
— Он подловат и гадковат, не только что пустоват, — подхватила живо Улинька. — Кто так обидел своих братьев и
выгнал из дому родную сестру, тот гадкий человек…
Встает заря во мгле холодной;
На нивах шум работ умолк;
С своей волчихою голодной
Выходит на дорогу волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит — и путник осторожный
Несется в гору во весь дух;
На утренней заре пастух
Не
гонит уж коров из хлева,
И в час полуденный в кружок
Их не зовет его рожок;
В избушке распевая, дева
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
Но не теперь. Хоть я сердечно
Люблю героя моего,
Хоть возвращусь к нему, конечно,
Но мне теперь не до него.
Лета к суровой прозе клонят,
Лета шалунью рифму
гонят,
И я — со вздохом признаюсь —
За ней ленивей волочусь.
Перу старинной нет охоты
Марать летучие листы;
Другие, хладные мечты,
Другие, строгие заботы
И в шуме света и в тиши
Тревожат сон моей души.
Тоска любви Татьяну
гонит,
И в сад идет она грустить,
И вдруг недвижны очи клонит,
И лень ей далее ступить.
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло в устах,
И в слухе шум, и блеск в очах…
Настанет ночь; луна обходит
Дозором дальный свод небес,
И соловей во мгле древес
Напевы звучные заводит.
Татьяна в темноте не спит
И тихо с няней говорит...
Заметив, что Владимир скрылся,
Онегин, скукой вновь
гоним,
Близ Ольги в думу погрузился,
Довольный мщением своим.
За ним и Оленька зевала,
Глазами Ленского искала,
И бесконечный котильон
Ее томил, как тяжкий сон.
Но кончен он. Идут за ужин.
Постели стелют; для гостей
Ночлег отводят от сеней
До самой девичьи. Всем нужен
Покойный сон. Онегин мой
Один уехал спать домой.
После молитвы завернешься, бывало, в одеяльце; на душе легко, светло и отрадно; одни мечты
гонят другие, — но о чем они?
Я не сообразил того, что бедняжка плакал, верно, не столько от физической боли, сколько от той мысли, что пять мальчиков, которые, может быть, нравились ему, без всякой причины, все согласились ненавидеть и
гнать его.
— Ничего, матушка, — отвечала она, — должно быть, я вам чем-нибудь противна, что вы меня со двора
гоните… Что ж, я пойду.
Не выдержали сильного напору ляхи, а он их
гнал и нагнал прямо на место, где были убиты в землю колья и обломки копьев.
Не выдержал полковник и, поворотив коня, пустился вскачь; а Кукубенко далеко
гнал его через все поле, не дав ему соединиться с полком.
Таких коней я давно хотел достать!» И
выгнал коней далеко в поле, крича стоявшим козакам перенять их.
За что же ты, Пречистая Божья Матерь, за какие грехи, за какие тяжкие преступления так неумолимо и беспощадно
гонишь меня?
Играя, дети
гнали Ассоль, если она приближалась к ним, швыряли грязью и дразнили тем, что будто отец ее ел человеческое мясо, а теперь делает фальшивые деньги.
А впрочем, он еще пугливее
гнал дальнейшие мысли и боялся своего воображения.
— Бредит! — закричал хмельной Разумихин, — а то как бы он смел! Завтра вся эта дурь выскочит… А сегодня он действительно его
выгнал. Это так и было. Ну, а тот рассердился… Ораторствовал здесь, знания свои выставлял, да и ушел, хвост поджав…
В свойстве характера Катерины Ивановны было поскорее нарядить первого встречного и поперечного в самые лучшие и яркие краски, захвалить его так, что иному становилось даже совестно, придумать в его хвалу разные обстоятельства, которые совсем и не существовали, совершенно искренно и чистосердечно поверить самой в их действительность и потом вдруг, разом, разочароваться, оборвать, оплевать и
выгнать в толчки человека, которому она, только еще несколько часов назад, буквально поклонялась.
Произошел окончательный разрыв, и его
выгнали из дому.
Из кондитерской намедни в толчки одного
выгнали.
В день похорон мужа
гонят с квартиры после моего хлеба-соли, на улицу, с сиротами!
Но, приехав в Петербург, он третьего дня, при первом нашем свидании, со мной поссорился, и я
выгнал его от себя, чему есть два свидетеля.
Ее, разумеется,
выгнали; а она рассказывает, что она сама его обругала и чем-то в него пустила.