Неточные совпадения
Следом за ними
выехал и Демид Попович, коренастый козак, уже давно маячивший на Сечи, бывший под Адрианополем и много натерпевшийся на веку своем:
горел в огне и прибежал на Сечь с обсмаленною, почерневшею головою и выгоревшими усами.
— A propos о деревне, — прибавил он, —
в будущем месяце дело ваше кончится, и
в апреле вы можете ехать
в свое имение. Оно невелико, но местоположение — чудо! Вы будете довольны. Какой дом! Сад! Там есть один павильон, на
горе: вы его полюбите. Вид на реку… вы не помните, вы пяти лет были, когда папа
выехал оттуда и увез вас.
Моросил дождь, когда мы
выехали за город и, обогнув Столовую
гору и Чертов пик, поехали по прекрасному шоссе,
в виду залива, между ферм, хижин, болот, песку и кустов.
Кругом
горы теряли с каждым шагом угрюмость, и мы незаметно
выехали из ущелья, переехали речку, мостик и часов
в пять остановились на полчаса у маленькой мызы Клейнберг.
Я
выехал из Якутска 26 ноября при 36˚ мороза; воздух чист, сух, остр, режет легкие, и
горе страждущим грудью! но зато не приобретешь простуды, флюса, как, например,
в Петербурге, где стоит только распахнуть для этого шубу. Замерзнуть можно, а простудиться трудно.
Тучи
в этот день были еще гуще и непроницаемее. Отцу Аввакуму надо было ехать назад. С сокрушенным сердцем сел он
в карету Вандика и
выехал, не видав Столовой
горы. «Это меня за что-нибудь Бог наказал!» — сказал он, уезжая. Едва прошел час-полтора, я был
в ботаническом саду, как вдруг вижу...
Наконец совершилось наше восхождение на якутский, или тунгусский, Монблан. Мы
выехали часов
в семь со станции и ехали незаметно
в гору буквально по океану камней. Редко-редко где на полверсты явится земляная тропинка и исчезнет. Якутские лошади малорослы, но сильны, крепки, ступают мерно и уверенно. Мне переменили вчерашнюю лошадь, у которой сбились копыта, и дали другую, сильнее, с крупным шагом, остриженную a la мужик.
Однажды он отправился
в горы по своим делам и пригласил меня с собою. 24 июня рано утром мы
выехали с ним на лодке, миновав Мраморный мыс, высадились на берегу против острова Чихачева. Эта экскурсия дала мне возможность хорошо ознакомиться с заливом Ольги и устьем Вай-Фудзина.
Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада.
В это время Антон ударил по лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через мост и мимо села.
Выехав из деревни, поднялись они на
гору, и Владимир увидел березовую рощу и влево на открытом месте серенький домик с красной кровлею; сердце
в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и бедный дом своего отца.
Скоро мы
выехали из леса, и дорога пошла полями,
в гору.
Она собралась к нему на четвертый день после его посещения. Когда телега с двумя ее сундуками
выехала из слободки
в поле, она, обернувшись назад, вдруг почувствовала, что навсегда бросает место, где прошла темная и тяжелая полоса ее жизни, где началась другая, — полная нового
горя и радости, быстро поглощавшая дни.
Думаю, ладно; надо тебе что-нибудь каркать, когда я тебя убил, и с этим встал, запряг с отцом лошадей, и
выезжаем, а
гора здесь прекрутая-крутищая, и сбоку обрыв,
в котором тогда невесть что народу погибало. Граф и говорит...
Она
выехала на дорогу и, минуя красный крест, опустилась
в лощину, добралась до перекрестка, повернула направо, опять
в гору…
Он же, и без дороги переправясь через Алазань,
выедет на большую дорогу, где его никто не будет ожидать, и проедет по ней до леса и тогда уже, вновь переехав через реку, лесом проберется
в горы.
За несколько месяцев перед приездом Бельтова мать получила от него письмо из Монпелье; он извещал, что едет
в Швейцарию, что несколько простудился
в Пиренейских
горах и потому пробудет еще дней пять
в Монпелье; обещал писать, когда
выедет; о возвращении
в Россию ни слова.
— «Не вихри, не ветры
в полях подымаются, не буйные крутят пыль черную:
выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко
горят; на серебряной цепи висит меч-кладенец
в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на коне сбруя красна золота.
Путешественники стали держаться левой стороны; хотя с большим трудом, но попали наконец на прежнюю дорогу и часа через два,
выехав из лесу, очутились на луговой стороне Волги, против того места, где впадает
в нее широкая Ока. Огромные льдины неслись вниз по ее течению; весь противоположный берег усыпан был народом, а на утесистой
горе нагорной стороны блестели главы соборных храмов и белелись огромные башни высоких стен знаменитого Новагорода Низовския земли.
Приказание княжеское было исполнено
в точности. Семья нечаянного восприемника новорожденного княжича, потихоньку голося и горестно причитывая, через день, оплаканная родственниками и свойственниками,
выехала из родного села на доморощенных, косматых лошаденках и, гонимая страшным призраком грозного князя, потянулась от родных степей заволжских далеко-далеко к цветущей заднепровской Украине, к этой обетованной земле великорусского крепостного, убегавшего от своей горе-горькой жизни.
Лидия. Вы думаете? Я сегодня
в дурном расположении духа, мне не до любви. Я уж сколько времени только и слышу о богатстве; у мужа золотые прииски, у вас золотые
горы, Телятев чуть не миллионщик, и Глумов, говорят, вдруг богат стал. Все мои поклонники прославляют мою красоту, все сулят меня золотом осыпать, а ни муж мой, ни мои обожатели не хотят ссудить меня на время ничтожной суммой на булавки. Мне не
в чем
выехать; я езжу
в извозчичьей коляске на клячах.
Показалось вовсе не страшно, хоть и темнело, уже день таял, когда мы
выехали за околицу. Мело как будто полегче. Косо,
в одном направлении,
в правую щеку. Пожарный
горой заслонял от меня круп первой лошади. Взяли лошади действительно бодро, вытянулись, и саночки пошли метать по ухабам. Я завалился
в них, сразу согрелся, подумал о крупозном воспалении, о том, что у девушки, может быть, треснула кость черепа изнутри, осколок
в мозг вонзился…
За таким глупым сватаньем я проездил месяца три. Иной день, божусь вам, был без обеда.
Выедешь пораньше, чтобы скорее достигнуть цели, а, получив отказ, поспешишь
в другой… Да так, от отказа до отказа, и проездишь день, никто и обедать не оставит. Конечно, иногда, как возьмет
горе, бросишь все, приедешь домой и лежишь с досады недели две; следовательно, не все три месяца я просватался, но были и отдыхи, а все измучился крепко. Потом, как распечет желание, опять пускался и все с тою же удачею.
Мы
выехали за город. Кругом было голо и желто. Трава еще не думала пробиваться, а березы стояли голыми метелками. Наш коробок мягко катился по укатанной глинистой дороге, забирая
в гору.
В стороне зеленел сосновый мелкий лесок.
Федосья (бормочет).
В поле
выехали,
горе выманили, а огнём его печь, востры саблями сечь…
И пустил лошадь налево, на
гору. Лошадь под Жилиным была охотницкая (он за нее сто рублей заплатил
в табуне жеребенком и сам
выездил); как на крыльях взнесла его на кручь. Только выскакал, глядь — а перед самым им, на десятину места, стоят татары верхами, — человек тридцать. Он увидал, стал назад поворачивать; и татары его увидали, пустились к нему, сами на скаку выхватывают ружья из чехлов. Припустил Жилин под кручь во все лошадиные ноги, кричит Костылину...
Ну и город Москва, я вам доложу. Квартир нету. Нету,
горе мое! Жене дал телеграмму — пущай пока повременит, не
выезжает. У Карабуева три ночи ночевал
в ванне. Удобно, только капает. И две ночи у Щуевского на газовой плите. Говорили
в Елабуге у нас — удобная штука, какой черт! — винтики какие-то впиваются, и кухарка недовольна.
Если потеря Смелого была для Нины тяжелым ударом, то подарок Керима, этого бесстрашнейшего из душманов, этого рыцаря
гор, конечно, немного утешил княжну
в ее печали. Она дружески простилась с товарищами своего спасителя, такими же душманами, как и Керим, и, подсаженная ими на его коня,
выехала из пещеры. Молодой горец поместился позади нее,
в широком седле.
Постепенно стали редеть деревья. Потянуло откуда-то холодом, и всадники
выехали в открытое поле. Теперь под копытами венгерца уже не плюхала, как прежде, болотная почва. Твердый, крепкий грунт сменил прежнюю кочковатую, неровную, болотистую поверхность. Мало-помалу бег коня замедлился, и сидевшие на его спине юные разведчики заметили, что как будто путь их начинает подниматься
в гору…
— Возмутительнее всего эти инсинуации, на которых вы
выезжаете! Спор тут вовсе не о принципе, а только о факте. Как обстоит дело? По-вашему? Наш рабочий класс действительно уже
горит ярким, сознательным революционным огнем? Действительно, он сознал, кто его классовые и политические враги? Ну, и слава богу, это — самое лучшее, чего и мы хотим. Но только суть-то
в том, что вы ошибаетесь.
Выехали из Арматлука рано утром, когда алое солнце только-только выглянуло из-за моря и уставший за ночь месяц, побледнев, уходил за
горы в лиловую мглу.
В тихом воздухе стояла сухая, безросная прохлада, и пахло сеном.
Сон мой длился долго… Я слышала, однако, сквозь него, как мы ехали все быстрее и быстрее. Голова моя
горела, как
в огне, тело ныло… Я слышала, как мы
выехали на берег, как шумела вода…
Наконец,
в начале августа,
сгорая от нетерпения, она послала к маркизу своего камергера Воронцова, чтобы условиться с ним насчет свидания. Было решено встретиться на следующий день как бы нечаянно по дороге
в Петербург. Но
в самый последний момент Елизавета Петровна не решилась
выехать, зная, что за каждым шагом ее следят.
Въехав на
гору и
выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал
в первый раз мужиков-ополченцев с крестами на шапках и
в белых рубашках, которые, с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что-то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Москва должна была
сгорать вследствие того, что из нее
выехали жители и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую
в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня.
Только что они
выехали за корчму на
гору, как навстречу им из под
горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек
в шляпе с перьями, с черными, завитыми по плечи, волосами,
в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Он закрыл глаза, но
в то же мгновение
в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с
горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он
выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под
гору, круто повернул влево и Пьер, потеряв его из вида, вскакал
в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался
выехать из них то вперед, то влево, то вправо; но везде были солдаты, с одинаково-озабоченными лицами, занятыми каким-то невидным, но очевидно важным делом. Все с одинаково-недовольно-вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека
в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
Выехав на дорогу, он придержал лошадь
в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю
в гору.
«Смоленск сдают», писал он, «Лысые
Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас
в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы
выедете, прислав нарочного,
в Усвяж».
Кто говорил о том, что не велено никому
выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского,
в котором разбиты французы; кто говорил напротив, что всё русское войско уничтожено; кто говорил о Московском ополчении, которое пойдет, с духовенством впереди, на Три
Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не велено
выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто
выезжает, и т. п. и т. п.