Неточные совпадения
— Милый мой, и я тогда же подумала, что ты добрый. Выпускаешь меня на волю, мой милый. Теперь я готова терпеть; теперь я знаю, что уйду из
подвала, теперь мне будет не так душно
в нем, теперь ведь я уж знаю, что
выйду из него. А как же я уйду из него, мой милый?
Трактир Егорова когда-то принадлежал Воронину, и на вывеске была изображена ворона, держащая
в клюве блин. Все лавки Охотного ряда были мясные, рыбные, а под ними зеленные
подвалы. Задние двери лавок
выходили на огромный двор — Монетный, как его называли издревле. На нем были тоже одноэтажные мясные, живорыбные и яичные лавки, а посредине — двухэтажный «Монетный» трактир.
В задней части двора — ряд сараюшек с погребами и кладовыми, кишевшими полчищами крыс.
Я ушел, чувствуя себя обманутым и обиженным: так напрягался
в страхе исповеди, а все
вышло не страшно и даже не интересно! Интересен был только вопрос о книгах, неведомых мне; я вспомнил гимназиста, читавшего
в подвале книгу женщинам, и вспомнил Хорошее Дело, — у него тоже было много черных книг, толстых, с непонятными рисунками.
Незадолго передо мной
вышел в отставку фельдфебель 8-й роты Страхов, снял квартиру
в подвале в Никитском переулке со своей женой Марией Игнатьевной и ребенком и собирался поступить куда-то на место.
И вот я
в полутатарском городе,
в тесной квартирке одноэтажного дома. Домик одиноко торчал на пригорке,
в конце узкой, бедной улицы, одна из его стен
выходила на пустырь пожарища, на пустыре густо разрослись сорные травы;
в зарослях полыни, репейника и конского щавеля,
в кустах бузины возвышались развалины кирпичного здания, под развалинами — обширный
подвал,
в нем жили и умирали бездомные собаки. Очень памятен мне этот
подвал, один из моих университетов.
Она
выходит на двор потому, что
в подвале душно, и для того, чтобы свести с лестницы пьяного Гришку.
— Не
вышел, матушка, — сказал Самоквасов. — Как жил двадцать два года
в подвале, так и при́ смерти не
вышел из него. Ни вериг, ни власяницы не скинул, помер на обычном ложе своем…
— Двадцать два года ровнехонько, — подтвердил Самоквасов. — Изо дня
в день двадцать два года… И как
в большой пожар у нас дом горел, как ни пытались мы тогда из
подвала его вывести — не пошел… «Пущай, — говорит, — за мои грехи живой сгорю, а из затвора не
выйду». Ну, подвал-от со сводами, окна с железными ставнями — вживе остался, не погорел…
Вывели стенку под самый свод. Завалили ее старыми ящиками, пустыми бочками. Затрусили пол сором.
Выходили из
подвала поодиночке, зорко вглядываясь
в глухую темноту ночи.
Алпатыч
вышел из
подвала и остановился
в дверях.