Неточные совпадения
И
в самом деле, здесь все дышит уединением; здесь все таинственно — и густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и
пеною, падая с плиты на плиту, прорезывает себе путь между зеленеющими горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во все стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощенного испарениями высоких южных трав и
белой акации, и постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь
в конце долины, бегут дружно взапуски и наконец кидаются
в Подкумок.
В тоске сердечных угрызений,
Рукою стиснув пистолет,
Глядит на Ленского Евгений.
«Ну, что ж? убит», — решил сосед.
Убит!.. Сим страшным восклицаньем
Сражен, Онегин с содроганьем
Отходит и людей зовет.
Зарецкий бережно кладет
На сани труп оледенелый;
Домой везет он страшный клад.
Почуя мертвого, храпят
И бьются кони,
пеной белойСтальные мочат удила,
И полетели как стрела.
Струя
пены, отбрасываемая кормой корабля Грэя «Секрет», прошла через океан
белой чертой и погасла
в блеске вечерних огней Лисса. Корабль встал на рейде недалеко от маяка.
Я — ничего себе: всматривался
в открывшиеся теперь совсем подробности нового берега, глядел не без удовольствия, как скачут через камни, точно бешеные
белые лошади, буруны, кипя
пеной; наблюдал, как начальство беспокоится, как появляется иногда и задумчиво поглядывает на рифы адмирал, как все примолкли и почти не говорят друг с другом.
Оказалось, что
в тумане мы внезапно вышли на берег и заметили это только тогда, когда у ног своих увидели окатанную гальку и
белую пену прибойных волн.
Они час от часу приходят
в большую ярость: движения ускоряются, звуки сливаются
в какое-то клокотанье, косачи беснуются, и
белая пена брызжет из их постоянно разинутых ртов…
Волны подгоняли нашу утлую ладью, вздымали ее кверху и накреняли то на один, то на другой бок. Она то бросалась вперед, то грузно опускалась
в промежутки между волнами и зарывалась носом
в воду. Чем сильнее дул ветер, тем быстрее бежала наша лодка, но вместе с тем труднее становилось плавание. Грозные валы, украшенные
белыми гребнями, вздымались по сторонам. Они словно бежали вперегонки, затем опрокидывались и превращались
в шипящую
пену.
По всему водяному пространству, особенно посреди Волги, играли беляки: так называются всплески воды, когда гребни валов, достигнув крайней высоты, вдруг обрушиваются и рассыпаются
в брызги и
белую пену.
Оба они скрутили Вихрову руки назад и понесли его
в спальню;
белая пена клубом шла у него изо рта, глаза как бы окаменели и сделались неподвижными.
Вместо того чтобы свернуть влево — я сворачиваю вправо. Мост подставляет свою покорно, рабски согнутую спину — нам троим: мне, О — и ему, S, сзади. Из освещенных зданий на том берегу сыплются
в воду огни, разбиваются
в тысячи лихорадочно прыгающих, обрызганных бешеной
белой пеной, искр. Ветер гудит — как где-то невысоко натянутая канатно-басовая струна. И сквозь бас — сзади все время —
Большие мельничные колеса, разбуженные шумливыми толчками воды, тоже вздрагивали, как-то нехотя подавались, точно ленясь проснуться, но через несколько секунд уже кружились, брызгая
пеной и купаясь
в холодных струях. За ними медленно и солидно трогались толстые валы, внутри мельницы начинали грохотать шестерни, шуршали жернова, и
белая мучная пыль тучами поднималась из щелей старого-престарого мельничного здания.
Он почувствовал, наконец, на руке своей ее стан, чувствовал, как ее ручка крепко держалась за его руку; он видел почти перед глазами ее
белую, как морская
пена, грудь, впивал аромат волос ее и пришел
в какое-то опьянение.
Так Берди-Паша каждый раз неистовствовал и крупным галопом носился вокруг батальона, истязая шпорами красавицу Кабардинку, которая вся была
в мыле и роняла со своей прелестной морды охлопья
белой пены, но добиться идеального беззвучия он не мог, как ни выходил из себя.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич,
в то же утро положенный лакеями на стол
в огромном танцевальном зале и уже одетый
в свой павловский мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали; лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого
в одной стороне рта сочилась
белая пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые
в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика было гнев!
И она взяла первую попавшуюся ей
в руки книгу и, взглянув поверх ее
в окно, заметила, что у Борноволокова, которого она считала Термосесовым, руки довольно грязны, между тем как ее праздные руки
белы как
пена.
Волны все бежали и плескались, а на их верхушках, закругленных и зыбких, играли то
белая пена, то переливы глубокого синего неба, то серебристые отблески месяца, то, наконец, красные огни фонарей, которые какой-то человек, сновавший по воде
в легкой лодке, зажигал зачем-то
в разных местах, над морем…
Кружевное платье, оттенка слоновой кости, с открытыми, гибкими плечами, так же безупречно
белыми, как лицо, легло вокруг стана широким опрокинутым веером, из
пены которого выступила, покачиваясь, маленькая нога
в золотой туфельке.
Добравшись до узкой тропинки, ведшей прямо к хате Мануйлихи, я слез с Таранчика, на котором по краям потника и
в тех местах, где его кожа соприкасалась со сбруей,
белыми комьями выступила густая
пена, и повел его
в поводу. От сильного дневного жара и от быстрой езды кровь шумела у меня
в голове, точно нагнетаемая каким-то огромным, безостановочным насосом.
Удивительный мост! Будто оторвали дно от плетеной корзины, увеличили его
в сотню раз, перекинули каким-то чудом через огромный пролет и сверху наложили еще несколько таких же днищ… Внизу, глубоко под ним, ревет, клубясь
белой косматой
пеной, река,
в которой воды не видно, —
пена,
пена и
пена и облака брызг над ней.
— Так… а все-таки — может быть, хорошо все знать. — Поп, улыбаясь, смотрел, как я гневно одеваюсь, как тороплюсь обуться. Только теперь, немного успокаиваясь, я заметил, что эти вещи — куртка, брюки, сапоги и
белье — были хотя скромного покроя, но прекрасного качества, и, одеваясь, я чувствовал себя, как рука
в теплой мыльной
пене.
При нашем появлении
в дверях пастор и бабушка разом освободили ручки Мани, и девушка, заколыхавшись как кусок
белой пены, вышла навстречу нам на середину комнаты.
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих вод, хотя человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув глаза
в ту сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно заметить крутой и глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих
белые нагие корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт камнями и обвалившимися глыбами земли, увлекшими за собою различные кусты, которые беспечно принялись на новой почве; на дне оврага, если подойти к самому краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся по временам
пеною, которая
белее пуха лебяжьего останавливается клубами у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает
в камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
«Сестры», подрядчик и лесообъездчики расположились
в тени навеса, где солнце не так жгло; лошади были привязаны
в лесу, и для них был устроен небольшой костер из гнилых
пней и свежей травы, дававший густую струю
белого едкого дыма.
Шлюзы были опущены: все три постава работали без устали; главное здание, обдаваемое с одного бока
белою шипящею
пеной, тряслось словно
в лихорадке; мука, покрывавшая его кровлю, сыпалась
в воду и крутилась
в воздухе.
Раньше, видимо, она
в лесу стояла, да — вырубились, кое-где пред воротами и теперь
пни торчат, а с боков ограды лес заходит, двумя чёрными крыльями обнимая голубоглавую церковь и
белые корпуса строений.
Иногда, оставляя книгу, смотрел он на синее пространство Волги, на
белые парусы судов и лодок, на станицы рыболовов, которые из-под облаков дерзко опускаются
в пену волн и
в то же мгновение снова парят
в воздухе.
Ребенком там,
в мечтанье одиноком,
Прибою моря часто я внимал
Или следил за ним веселым оком,
Когда
в грозу катил за валом вал
И, разбиваясь о крутые стены,
Отпрядывал потоком
белой пены.
Я скорее соскочил с дерева, сабельку на бечеве за спину забросил, а сломал про всякий случай здоровую леторосль понадежнее, да за ними, и скоро их настиг и вижу: старичок впереди грядет, и как раз он точно такой же, как мне с первого взгляда показался: маленький и горбатенький; а бородка по сторонам клочочками, как мыльная
пена белая, а за ним мой Левонтий идет, следом
в след его ноги бодро попадает и на меня смотрит.
Однако были дни давным-давно,
Когда и он на берегу Гвинеи
Имел родной шалаш, жену, пшено
И ожерелье красное на шее,
И мало ли?.. О, там он был звено
В цепи семей счастливых!.. Там пустыня
Осталась неприступна, как святыня.
И пальмы там растут до облаков,
И
пена вод
белее жемчугов.
Там жгут лобзанья, и пронзают очи,
И перси дев черней роскошной ночи.
Весь
в мыле серый аргамак,
Мотает гривою густой,
Бьет землю жилистой ногой,
Грызет с досады удила,
И
пена легкая,
бела,
Чиста как первый снег
в полях,
С железа падает на прах.
Море широко и глубоко; конца морю не видно.
В море солнце встает и
в море садится. Дна моря никто не достал и не знает. Когда ветра нет, море сине и гладко; когда подует ветер, море всколыхается и станет неровно. Подымутся по морю волны; одна волна догоняет другую; они сходятся, сталкиваются, и с них брызжет
белая пена. Тогда корабли волнами кидает как щепки. Кто на море не бывал, тот богу не маливался.
Я замер от ужаса и руки не могу поднять, одурел вовсе… вижу только страшные
белые клыки перед самым носом, красный язык, весь
в пене.
В изнеможенье, без чувств упала Марья Ивановна на диван. Глаза ее закрылись, всю ее дергало и корчило
в судорогах. Покрытое потом лицо ее горело,
белая пена клубилась на раскрытых, трепетавших губах. Несколько минут продолжался такой припадок, и
в это время никто из Луповицких не потревожился — и корчи и судороги они считали за действие святого духа, внезапно озарившего пророчицу. С благоговеньем смотрели они на страдавшую Марью Ивановну.
С юго-запада тянулись хмурые тучи, но уже кое-где между ними были просветы и сквозь них проглядывало голубое небо. Оно казалось таким ясным и синим, словно его вымыли к празднику. Запорошенные снегом деревья, камни,
пни, бурелом и молодые елочки покрылись
белыми пушистыми капюшонами. На сухостойной лиственице сидела ворона. Она каркала, кивая
в такт головою, и неизвестно, приветствовала ли она восходящее солнце или смеялась над нашей неудачей.
Большие волны с неумолимой настойчивостью одна за другой двигались к берегу, стройно, бесшумно, словно на приступ, но, достигнув мелководья, вдруг приходили
в ярость, вздымались на дыбы и с ревом обрушивались на намывную полосу прибоя, заливая ее
белой пеной.
Громадное количество воды, выносимое обоими протоками, не могло вместиться
в русло реки. Ее вздымало кверху большим пузырем, который все время перемещался и подходил то к одному, то к другому берегу реки. Вода точно кипела и находилась
в быстром вращательном движении, разбрасывая по сторонам
белую пену.
Но вот наконец все налажено: высокая соломенная кукла мары поднята на большой камень, на котором надлежит ее сжечь живым огнем, и стоит она почти вровень с деревьями: по древяным ветвям навешана длинная пряжа;
в кошелке под разбитым громом дубом копошится
белый петух-получник. Сухой Мартын положил образ Архангела на
белом ручнике на высокий
пень спиленного дерева, снял шляпу и, перекрестясь, начал молиться.
— A я замечталась опять, Нюша, прости, милая! — Сине-бархатные глаза Милицы теплятся лаской
в надвигающихся сумерках июльского вечера; такая же ласковая улыбка, обнажающая крупные,
белые, как мыльная
пена, зубы девушки, играет сейчас на смуглом, красивом лице, озаренном ею, словно лучом солнца. Так мила и привлекательна сейчас эта серьезная, всегда немного грустная Милица, что Нюша, надувшаяся было на подругу, отнюдь не может больше сердиться на нее и с легким криком бросается на грудь Милицы.
Сквозь дым, по избе расстилавшийся, можно было еще различить доску на двух
пнях, заменявшую стол, на ней чашу с какою-то похлебкою, тут же валяную
белую шапку и топор, раскиданную по земле посуду, корыто для корма свиней,
в углу развалившуюся свинью с семьею новорожденных, а около стола самого хозяина-латыша, вероятно только что пришедшего с ночного дозора, и жену его.
Иоанн еще не приходил
в себя и, с закрытыми глазами, полулежа
в кресле, хрипел; у углов полуоткрытого рта выступала
белая пена.
— Княжна Лидия Дмитриевна Шестова! — взволнованно продолжал Карнеев, указывая вошедшему Константину Николаевичу на лежащую
в обмороке
белую как полотно, с кровавою
пеною у рта, княжну.
— Слава богу, милостивая госпожа, слава богу! Поклонов от молодого господина несть числа, — отвечал приезжий. — Только ночь хоть глаз выколи; едешь, едешь и наедешь на сук или на
пень. А нечистых не оберешься на перекрестке у
Белой горы, где недавно убаюкали проезжих: так и норовят на крестец лошади да вскачь с тобою. Один загнал было меня прямо
в Эльбу.
Вишневский сел скорей
в кресло и хотел что-то сказать, но язык его завял
в устах… Все так хорошо, кругом цвет и благоухание… Он все видит, слышит и понимает… Вот конюхи, облегчив подпругу, «разводят» под тенью стены потную кобылицу… Она отдыхает, встряхнулась, и легкие частицы покрывавшей ее
белой пены пронеслись
в воздухе. За стеною конюшни раздался удар о помост двух крепких передних копыт, и разлилось могучее и звонкое с фаготным треском: и-го-го-го!..
Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг
белой пены в волнах Энса, протискивался офицер
в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
И снова повелся ими серьезный, деловой разговор о загранице, о медицинском институте, о правилах приема
в него, о книжках прочитанных и тех, которые нужно еще прочесть, а
в этот разговор врывалась шаловливым лучом милая и пустая болтовня, легкая и красивая, словно
белая пена на поверхности золотистого крепкого вина.