Неточные совпадения
Лука стоял, помалчивал,
Боялся, не наклали бы
Товарищи в бока.
Оно быть так и сталося,
Да к счастию крестьянина
Дорога позагнулася —
Лицо попово строгое
Явилось на бугре…
Все они спали
в картинных положениях; кто подмостив себе под голову куль, кто шапку, кто употребивши просто
бок своего
товарища.
Как-то днем,
в стороне бульвара началась очень злая и частая пальба. Лаврушку с его чумазым
товарищем послали посмотреть: что там? Минут через двадцать чумазый привел его
в кухню облитого кровью, — ему прострелили левую руку выше локтя. Голый до пояса, он сидел на табурете, весь
бок был
в крови, — казалось, что с
бока его содрана кожа. По бледному лицу Лаврушки текли слезы, подбородок дрожал, стучали зубы. Студент Панфилов, перевязывая рану, уговаривал его...
Но тяжелый наш фрегат, с грузом не на одну сотню тысяч пуд, точно обрадовался случаю и лег прочно на песок, как иногда добрый пьяница, тоже «нагрузившись» и долго шлепая неверными стопами по грязи, вдруг возьмет да и ляжет средь дороги. Напрасно трезвый
товарищ толкает его
в бока, приподнимает то руку, то ногу, иногда голову. Рука, нога и голова падают снова как мертвые. Гуляка лежит тяжело, неподвижно и безнадежно, пока не придут двое «городовых» на помощь.
Председатель говорил, а по
бокам его члены с глубокомысленным видом слушали и изредка поглядывали на часы, находя его речь хотя и очень хорошею, т. е. такою, какая она должна быть, но несколько длинною. Такого же мнения был и
товарищ прокурора, как и все вообще судейские и все бывшие
в зале. Председатель кончил резюме.
Между тем барк уже лежал на
боку…» Дальше Бошняк пишет, что, часто находясь
в обществе г-жи Невельской, он с
товарищами не слыхал ни одной жалобы или упрека, — напротив, всегда замечалось
в ней спокойное и гордое сознание того горького, но высокого положения, которое предназначило ей провидение.
Порою завязывались драки между пьяной скандальной компанией и швейцарами изо всех заведений, сбегавшимися на выручку
товарищу швейцару, — драка, во время которой разбивались стекла
в окнах и фортепианные деки, когда выламывались, как оружие, ножки у плюшевых стульев, кровь заливала паркет
в зале и ступеньки лестницы, и люди с проткнутыми
боками и проломленными головами валились
в грязь у подъезда, к звериному, жадному восторгу Женьки, которая с горящими глазами, со счастливым смехом лезла
в самую гущу свалки, хлопала себя по бедрам, бранилась и науськивала,
в то время как ее подруги визжали от страха и прятались под кровати.
В первые минуты на забрызганном грязью лице его виден один испуг и какое-то притворное преждевременное выражение страдания, свойственное человеку
в таком положении; но
в то время, как ему приносят носилки, и он сам на здоровый
бок ложится на них, вы замечаете, что выражение это сменяется выражением какой-то восторженности и высокой, невысказанной мысли: глаза горят, зубы сжимаются, голова с усилием поднимается выше, и
в то время, как его поднимают, он останавливает носилки и с трудом, дрожащим голосом говорит
товарищам: «простите, братцы!», еще хочет сказать что-то, и видно, что хочет сказать что-то трогательное, но повторяет только еще раз: «простите, братцы!»
В это время товарищ-матрос подходит к нему, надевает фуражку на голову, которую подставляет ему раненый, и спокойно, равнодушно, размахивая руками, возвращается к своему орудию.
Но горцы прежде казаков взялись за оружие и били казаков из пистолетов и рубили их шашками. Назаров висел на шее носившей его вокруг
товарищей испуганной лошади. Под Игнатовым упала лошадь, придавив ему ногу. Двое горцев, выхватив шашки, не слезая, полосовали его по голове и рукам. Петраков бросился было к
товарищу, но тут же два выстрела, один
в спину, другой
в бок, сожгли его, и он, как мешок, кувырнулся с лошади.
Но сколько Гришка ни размахивал веслом, заставляя своего
товарища накренивать челнок то на один
бок, то на другой, их понесло течением реки
в совершенно противоположную сторону от дубков.
И все загудели, не обращая больше внимания на него. Фоме так стало жалко
товарища, что он даже не обиделся на него. Он видел, что эти люди, защищавшие его от нападок Ежова, теперь нарочно не обращают внимания на фельетониста, и понимал, что, если Ежов заметит это, — больно будет ему. И, чтоб отвлечь
товарища в сторону от возможной неприятности, он толкнул его
в бок и сказал, добродушно усмехаясь...
Потом большой, черной, молчаливой толпою шли среди леса по плохо укатанной, мокрой и мягкой весенней дороге. Из леса, от снега перло свежим, крепким воздухом; нога скользила, иногда проваливалась
в снег, и руки невольно хватались за
товарища; и, громко дыша, трудно, по цельному снегу двигались по
бокам конвойные. Чей-то голос сердито сказал...
Тогда один из цыган, дюжий, рослый мужчина
в оборванных плисовых шароварах и синем длинном балахоне с цветными полотняными заплатами, подбежал к пегашке, раздвинул ей губы, потом поочередно поднял ей одну ногу за другой и, ударив ее
в бок сапогом, как бы для окончательного испытания, сказал
товарищам...
Помощник присяжного поверенного Толпенников выслушал
в заседании суда две речи, выпил
в буфете стакан пустого чаю, поговорил с
товарищем о будущей практике и направился к выходу, деловито хмурясь и прижимая к
боку новенький портфель,
в котором одиноко болталась книга: «Судебные речи». Он подходил уже к лестнице, когда чья-то большая холодная рука просунулась между его туловищем и локтем, отыскала правую руку и вяло пожала ее.
Немец засмеялся и любовно ткнул
товарища локтем
в бок.
Андрей Иванович пролежал больной с неделю. Ему заложило грудь,
в левом
боку появились боли; при кашле стала выделяться кровь. День шел за днем, а Андрей Иванович все не мог освоиться с тем, что произошло: его, Андрея Ивановича, при всей мастерской отхлестали по щекам, как мальчишку, — и кто совершил это? Его давнишний друг,
товарищ! И этот друг знал, что он болен и не
в силах защититься! Андрей Иванович был готов биться головою об стену от ярости и негодования на Ляхова.
— Вперед и мы,
товарищи! — крикнул Чурчило, вонзая шпоры
в крутые
бока своего коня.
С последним словом императрицы карета тронулась, облепленная по
бокам дверец гайдуками, а сзади двумя турками. Пятидесятилетнему Кульковскому велено явиться ко двору
в должность пажа и искать себе невесты: надо было нити его жизни пройти сквозь эту иголку, и он выслушал свой приговор с героическою твердостью, несмотря на поздравления насмешников-пажей, просящих его, как
товарища, не лишить их своей дружбы.
— Вперед и мы,
товарищи! — крикнул Чурчила, вонзая шпоры
в крутые
бока своего коня.
Довольные тем, что и им, вынувшим несчастливый жребий и оставшимся дома
в то время, как их
товарищи ушли
в поход, привелось поразмять
бока в ратной потехе, они весело беседовали, усевшись кучками вокруг костров. Слышались шутки и смех, кое-где начиналась и обрывалась песня.
Шесть бунчуковых
товарищей ехали верхом по
бокам кареты, за которой шли шесть лакеев
в богатых ливреях.
Последний дрожащими от волнения руками схватил перстень. Он узнал его, и ему припомнилось все давно минувшее. Князь Никита Воротынский, о судьбе которого он, бывши
в походах, почти не знал ничего, был действительно друг и
товарищ его детства и юности. Затем оба они поступили
в ратную службу и
бок о
бок бились под Казанью с татарами и крымским ханом. Князь Никита Воротынский был дружкой на свадьбе князя Василия и покойной княгини Анастасии.
На корабле подобрали паруса и завязали на мачте крест-накрест снасти. Подошел буксирный пароход и, пыхтя, потащил его на линию кораблей. Море было тихо, у берега еле-еле плескался остаток зыби. Корабль вошел
в линию, где стояли вдоль набережной
бок о
бок корабли из всех стран света, и большие, и малые, всяких размеров, форм и оснасток. «Богородица-Ветров» стала между итальянским бригом и английскою галеттой, которые потеснились, чтобы дать место новому
товарищу.
— Пьер! Давно приехал? — прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову.
В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним
товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо,
в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на
бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.