Неточные совпадения
Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто ушел
в землю; только видны были над
землей две трубы скромного их
домика да вершины дерев, по сучьям которых они лазили, как белки; один только дальний луг еще стлался перед ними, — тот луг, по которому они могли припомнить всю историю своей жизни, от лет, когда катались по росистой траве его, до лет, когда поджидали
в нем чернобровую козачку, боязливо перелетавшую через него с помощию своих свежих, быстрых ног.
Самгин дошел до маленькой, древней церкви Георгия Победоносца, спрятанной
в полукольце
домиков; перед папертью врыты
в землю, как тумбы, две старинные пушки.
За рекою, над гладко обритой
землей, опрокинулась получашей розоватая пустота, напоминая почему-то об игрушечном, чистеньком
домике, о людях
в нем.
В пронзительно холодном сиянии луны,
в хрустящей тишине потрескивало дерево заборов и стен, точно маленькие, тихие
домики крепче устанавливались на
земле, плотнее прижимались к ней. Мороз щипал лицо, затруднял дыхание, заставлял тело съеживаться, сокращаться. Шагая быстро, Самгин подсчитывал...
Оно все состояло из небольшой
земли, лежащей вплоть у города, от которого отделялось полем и слободой близ Волги, из пятидесяти душ крестьян, да из двух домов — одного каменного, оставленного и запущенного, и другого деревянного
домика, выстроенного его отцом, и
в этом-то
домике и жила Татьяна Марковна с двумя, тоже двоюродными, внучками-сиротами, девочками по седьмому и шестому году, оставленными ей двоюродной племянницей, которую она любила, как дочь.
Почва, по природе, болотистая, а ни признака болота нет, нет также какого-нибудь недопаханного аршина
земли; одна гряда и борозда никак не шире и не уже другой. Самые
домики, как ни бедны и ни грязны, но выстроены умно; все рассчитано
в них; каждым уголком умеют пользоваться: все на месте и все
в возможном порядке.
Слепушкина была одна из самых бедных дворянок нашего захолустья. За ней числилось всего пятнадцать ревизских душ, всё дворовые, и не больше ста десятин
земли. Жила она
в маленьком
домике, комнат
в шесть, довольно ветхом; перед домом был разбит крошечный палисадник, сзади разведен довольно большой огород, по бокам стояли службы, тоже ветхие,
в которых помещалось большинство дворовых.
Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга;
в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; ее
домик, осевший
в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами
в поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по полю целый день двигались, бегали солдаты, —
в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
На
земле, черной от копоти, огромным темно-красным пауком раскинулась фабрика, подняв высоко
в небо свои трубы. К ней прижимались одноэтажные
домики рабочих. Серые, приплюснутые, они толпились тесной кучкой на краю болота и жалобно смотрели друг на друга маленькими тусклыми окнами. Над ними поднималась церковь, тоже темно-красная, под цвет фабрики, колокольня ее была ниже фабричных труб.
Выше
в гору — огромный плодовый сад:
в нём, среди яблонь, вишенья, слив и груш,
в пенном море зелени всех оттенков, стоят, как суда на якорях, тёмные кельи старцев, а под верхней стеною, на просторной солнечной поляне приник к
земле маленький,
в три окна, с голубыми ставнями
домик знаменитого
в округе утешителя страждущих, старца Иоанна.
Несколько дней после того, как Бельтов, недовольный и мучимый каким-то предчувствием и действительным отсутствием жизни
в городе, бродил с мрачным видом и с руками, засунутыми
в карманы, —
в одном из
домиков, мимо которых он шел, полный негодования и горечи, он мог бы увидеть тогда, как и теперь, одну из тех успокоивающих, прекрасных семейных картин, которые всеми чертами доказывают возможность счастия на
земле.
У Евгеньи Степановны
в семи верстах от ее сестры Александры Степановны находилась деревушка из двадцати пяти душ, при ней маленький
домик, сплоченный из двух крестьянских срубов, на родниковой речке Бавле, кипевшей форелью (уголок очаровательный!), и достаточное количество превосходной
земли со всякими угодьями, купленной на ее имя у башкирцев за самую ничтожную цену, о чем хлопотал деверь ее, сам полубашкирец, И. П. Кротков.
Выклянчил Титов кусок
земли, — управляющему Лосева покланялся, — дали ему хорошее местечко за экономией; начал он строить избу для нас, а я — всё нажимаю, жульничаю. Дело идёт быстро,
домик строится, блестит на солнце, как золотая коробочка для Ольги. Вот уже под крышу подвели его, надо печь ставить, к осени и жить
в нём можно бы.
И сегодня, как всегда, перед глазами Аристида Кувалды торчит это красное здание, прочное, плотное, крепко вцепившееся
в землю, точно уже высасывающее из нее соки. Кажется, что оно холодно и темно смеется над ротмистром зияющими дырами своих стен. Солнце льет на него свои осенние лучи так же щедро, как и на уродливые
домики Въезжей улицы.
Становиха сняла со стены большой ключ и повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней по высокой траве, вдыхая
в себя запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под ногами. Двор был большой. Скоро кончились помои, и ноги почувствовали вспаханную
землю.
В темноте показались силуэты деревьев, а между деревьями — маленький
домик с покривившеюся трубой.
Он замолчал, тихо и скорбно покачивая головой. После первых же фраз слушатели привыкли к глухому и сиплому тембру его голоса и теперь глядели на Цирельмана не отрываясь, захваченные словами старой национальной мелодрамы. Убогая обстановка не мешала этим страстным подвижным натурам, жадным до всяких театральных зрелищ, видеть
в своем пылком восточном воображении: и пустынную улицу, озаренную луной, и белый
домик с каменной оградой, и резкие, черные тени деревьев на
земле и на стенах.
Квартира эта состояла из плохенького, словно
в землю вросшего
домика, с четырьмя крошечными окошками на улицу.
Замеченный Аграфеной Петровной, быстро вскочил Самоквасов с завалины и еще быстрее пошел, но не
в домик Марьи Гавриловны, где уже раздавались веселые голоса проснувшихся гостей, а за скитскую околицу. Сойдя
в Каменный Вражек, ушел он
в перелесок. Там
в тени кустов раскинулся на сочной благовонной траве и долго, глаз не сводя, смотрел на глубокое синее небо, что
в безмятежном покое лучезарным сводом высилось над
землею. Его мысли вились вокруг Фленушки да Дуни Смолокуровой.
Я уже три дня
в Чемеровке. Вот оно, это грозное Заречье!.. Через горки и овраги бегут улицы, заросшие веселой муравкой. Сады без конца.
В тени кленов и лозин ютятся вросшие
в землю трехоконные
домики, крытые почернелым тесом. Днем на улицах тишина мертвая, солнце жжет; из раскрытых окон доносится стук токарных станков и лязг стали; под заборами босые ребята играют
в лодыжки. Изредка пробредет к реке, с простынею на плече, отставной чиновник или семинарист.
Это семейство с левой стороны он обеспечил — заложил
землю другой вотчины, купил им
домик и сделал вклад
в местный дворянский банк.
Брундегильда и маленький принц, сын рыцаря Трумвиля, плывут на большом корабле среди безбрежного океана, плывут
в счастливую страну.
В счастливой стране —
земля из шоколада, и мармеладные деревья, и конфетные
домики. А речки и озера из сиропа. Брундегильда говорит об этом сыну. И маленький принц с широко раскрытыми глазами ловит каждое слово… А корабль плывет. Ревут морские волны, и счастливая страна уже близко…
На Сивцевом Вражке, невдалеке от знакомого нам «красненького
домика», на громадном пустыре стояла покривившаяся от времени и вросшая
в землю избушка с двумя окнами и почерневшей дверью. Летом, среди зеленого луга из высокой травы, покрывавшей пустырь, и зимой, когда белая снежная пелена расстилалась вокруг нее, она производила на проходящих, даже на тех, кто не знал ее владельца и обитателя, впечатление чего-то таинственного.