Неточные совпадения
Потом удэгейцы снова опустили сети
в проруби и погнали
рыбу с другой стороны, потом перешли на
озеро, оттуда
в протоку, на реку и опять
в заводь.
В азарт она не приходила, а впадала больше буколическое настроение, с восторгом вникая во все подробности бедноватого быта Лопуховых и находя, что именно так следует жить, что иначе нельзя жить, что только
в скромной обстановке возможно истинное счастье, и даже объявила Сержу, что они с ним отправятся жить
в Швейцарию, поселятся
в маленьком домике среди полей и гор, на берегу
озера, будут любить друг друга, удить
рыбу, ухаживать за своим огородом...
Болотною и водяною дичью они не богаты; только позднею осенью отлетная птица
в больших стаях гостит на них короткое время, как будто на прощанье; зато всякая
рыба бель, кроме красной, то есть осетра, севрюги, стерляди и проч., водится
в степных
озерах в изобилии и отличается необыкновенным вкусом.
Красивое это
озеро Октыл
в ясную погоду. Вода прозрачная, с зеленоватым оттенком. Видно, как по дну
рыба ходит. С запада
озеро обступили синею стеной высокие горы, а на восток шел низкий степной берег, затянутый камышами. Над лодкой-шитиком все время с криком носились белые чайки-красноножки. Нюрочка была
в восторге, и Парасковья Ивановна все время держала ее за руку, точно боялась, что она от радости выскочит
в воду. На
озере их обогнало несколько лодок-душегубок с богомольцами.
Озеро было полно всякой
рыбы и очень крупной;
в половодье она заходила из реки Белой, а когда вода начинала убывать, то мещеряки перегораживали плетнем узкий и неглубокий проток, которым соединялось
озеро с рекою, и вся
рыба оставалась до будущей весны
в озере.
Ровно заслон!» Но, видно, я был настоящий рыбак по природе, потому что и тогда говорил Евсеичу: «Вот если б на удочку вытащить такого леща!» Мне даже как-то стало невесело, что поймали такое множество крупной
рыбы, которая могла бы клевать у нас; мне было жалко, что так опустошили
озеро, и я печально говорил Евсеичу, что теперь уж не будет такого клеву, как прежде; но он успокоил меня, уверив, что
в озере такая тьма-тьмущая
рыбы, что
озеро так велико, и тянули неводом так далеко от наших мостков, что клев будет не хуже прежнего.
— Это действительно довольно приятная охота, — принялся объяснять ей Вихров. — Едут по
озеру в лодке, у которой на носу горит смола и освещает таким образом внутренность воды,
в которой и видно, где стоит
рыба в ней и спит; ее и бьют острогой.
Озеро в Р. неопрятное, низменное; вода
в нем тухлая, никуда не пригодная; даже
рыба имеет затхлый, болотный вкус; но вдали, по берегу, разбросано довольное количество сел, которые,
в яркий солнечный день, представляют приятную панораму для глаз.
Здесь можно только задыхаться, и ни одна здоровая мысль не пробьется
в эту проклятую дыру, а чувства должны атрофироваться, как атрофируются глаза
рыб, попавших
в подземные
озера.
Жерих не водится
в маленьких речках, но любит реки большие или по крайней мере многоводные, глубокие и быстрые; живет также и
в больших, чистых
озерах, питается всякими водяными насекомыми, мелкою
рыбою и на нее только берет на удочку; клев его чрезвычайно быстр, и на удочке ходит он необыкновенно бойко; он вырастает длиною
в аршин и весом бывает
в восемнадцать фунтов.
Это
озеро находится
в тридцати верстах от губернского города Уфы и
в полуверсте от реки Белой, с которой сливается весною; разумеется, русские называют его и сидящую на нем деревню Кишки.] таскал я плотву и подлещиков; вдруг вижу, что на отмели, у самого берега, выпрыгивает из воды много мелкой рыбешки; я знал, что это происходит от преследования хищной
рыбы, но, видя, что возня не прекращается, пошел посмотреть на нее поближе.
Помню я
в детстве моем, как тянули неводами заливные
озера по реке Белой (это было тогда, когда Оренбургская губерния называлась еще Уфимскою), как с трудом вытаскивали на зеленый берег туго набитую
рыбой мотню, [Мотнею называют остроконечный длинный мешок, находящийся
в середине невода.] как вытряхивали из нее целый воз больших щук, окуней, карасей и плотвы, которые распрыгивались во все стороны; помню, что иногда удивлялись величине карасей, взвешивали их потом, и ни один не весил более пяти фунтов.
Не везде, где водится обыкновенная плотва, водится и красноперка; около Москвы никто про нее и не слыхивал, да и
в Оренбургской губернии, во многих реках, прудах и
озерах, изобилующих всеми породами
рыб,
в том числе и плотвой, нет ни одной красноперки, тогда как
в других местах она водится во множестве; клев ее совершенно отличен от клева плотицы: она не теребит, не рвет, не таскает крючка, схватив за кончик червяка; красноперка или вовсе не берет, или берет верно.
Сидя тихо и смирно с удочкой на берегу
озера или речного залива, проросшего травами, а иногда притаясь
в лодке
в густых камышах пруда, я имел случай нередко, хотя поверхностно, наблюдать любопытную картину рыбьего боя: [Процесс метанья, или боя, икры даже этих трех пород, сейчас мною названных, наблюдать очень трудно, потому что он происходит по большей части
в травах или камышах, а главное потому, что
рыба боится приближения человека.
Я, к удивлению моему, узнал об этом очень недавно.] из коих не вырвется никакая добыча, широкое горло, которым она проглатывает насадку толще себя самой, — все это вместе дает ей право называться царицею хищных
рыб, обитающих
в пресных водах обыкновенных рек и
озер.
Не знаю, что теперь находится на их вершинах, но лет пятьдесят тому назад на двух из них были небольшие
озера с чистою и холодною водою, и
в одном озерке, кажется на горе Юрак-Тау, водились караси, а может быть, и другая
рыба.
Рыба снет иногда от примеси вредных посторонних веществ, как-то: навозной жидкости со скотных дворов и испорченной воды с фабрик и металлических заводов, если то или другое как-нибудь проникнет
в озеро или пруд, преимущественно не проточный.
Рыба очень нередко задыхается зимой под льдом даже
в огромных
озерах и проточных прудах: [Из многих, мною самим виденных таких любопытных явлений самое замечательное случилось
в Казани около 1804 г.: там сдохлось зимою огромное
озеро Кабан; множество народа набежало и наехало со всех сторон:
рыбу, как будто одурелую, ловили всячески и нагружали ею целые воза.] сначала,
в продолжение некоторого времени, показывается она
в отверстиях прорубей, высовывая рот из воды и глотая воздух, но ловить себя еще не дает и даже уходит, когда подойдет человек; потом покажется гораздо
в большем числе и как будто одурелая, так что ее можно ловить саком и даже брать руками; иногда всплывает и снулая.
Угол отражения дроби (всегда равный углу падения) будет зависеть от того, как высок берег, на котором стоит охотник.] но даже бьют, или, правильнее сказать, глушат, дубинами, как глушат всякую
рыбу по тонкому льду; [Как только вода
в пруде или
озере покроется первым тонким и прозрачным льдом, способным поднять человека, ходят с дубинками по местам не очень глубоким.
Точно таким образам бьют и всякую другую
рыбу в прудах,
озерах и речных заливах, разъезжая на лодке, с тою разницею, что огонь разводится на железной решетке, прикрепляемой к носу лодки железною же рукояткой; тут иногда добывают такой величины щук, каких нельзя поймать и удержать никакою другою рыболовною снастью.
1) Все
озера и пруды, и большие и малые, не находящиеся близ жилья человеческого, никогда не имеют прорубей, потому что некому и не для чего их делать; не имеют также и полыней, то есть мест незамерзших, бывающих, как известно, только на реках больших и быстротекущих: следовательно,
в таких прудах и
озерах не должна бы совсем водиться
рыба, особенно
в изобилии; опыт показывает противное.
В прудах,
озерах и реках, поросших и проросших водяными травами и растениями,
рыба кормится ими и водящимися около них водяными насекомыми и гадинами.
2)
В прудах и
озерах, находящихся
в селениях или близ селений, имеющих постоянные проруби для водопоя скота и других надобностей,
рыба в иные года сдыхается под льдом при одинаковом числе прорубей.
Он не сносит воды холодной и появляется
в реках после всех
рыб; преимущественно водится во множестве
в реках тихих, глубоких, тинистых, имеющих много плес и заливов; особенно любит большие пруды и
озера; икру мечет
в апреле,
в самое водополье.
Я сейчас говорил о том, как иногда бывает трудно разводить некоторые породы
рыб в такой воде, где прежде их не было; но зато сама
рыба разводится непостижимым образом даже
в таких местах, куда ни ей самой, ни ее икре, кажется, попасть невозможно, как, например:
в степных
озерах, лежащих на большом расстоянии от рек, следственно не заливаемых никогда полою водою, и
в озерах нагорных.
Если сделать такую прикормку с весны, сейчас как сольет вода, покуда не выросла трава около берегов и на дне реки, пруда или
озера и не развелись водяные насекомые, следственно
в самое голодное для
рыбы время, то можно так привадить
рыбу, что хотя она и высосет прикормку из мешка, но все станет приходить к нему, особенно если поддерживать эту привычку ежедневным бросаньем прикормки
в одно и то же время; разумеется, уже
в это время предпочтительно надобно и удить.
Две последние породы
рыб: линь и карась имеют особенный характер, им только свойственный. Их можно назвать тинистыми, ибо они только там разводятся
в изобилии, где вода тиха и дно ее покрыто тиной. Тина — их атмосфера; на зиму они решительно
в нее забиваются и остаются живы даже тогда, когда
в жестокие бесснежные зимы
в мелких прудах и
озерах вся вода вымерзает и только остается на дне мокрая, тинистая грязь.
Очень редко выудишь ее
в реке; но
в конце лета и
в начале осени удят ее с лодки
в большом количестве
в полоях прудов, между травами, и особенно на чистых местах между камышами, также и
в озерах, весной заливаемых тою же рекою; тут берет она очень хорошо на красного навозного червяка и еще лучше — на распаренную пшеницу (на месте прикормленном); на хлеб клюет не так охотно, но к концу осени сваливается она
в прудах
в глубокие места материка, особенно около кауза, плотины и вешняка, и держится до сильных морозов; здесь она берет на хлеб и маленькие кусочки свежей
рыбы; обыкновенно употребляют для этого тут же пойманную плотичку или другую мелкую рыбку; уж это одно свойство совершенно отличает ее от обыкновенной плотвы.
Сосновское общество отрезало бессрочному узаконенный участок земли. Но Ваня не захотел оставаться
в Сосновке. Вид Оки пробудил
в нем желание возвратиться к прежнему, отцовскому промыслу. Землю свою отдал он под пашню соседу, а сам снял внаймы маленькое
озеро, на гладкой поверхности которого с последним половодьем не переставала играть
рыба. Он обстроился и тотчас же перевел к себе
в дом дедушку Кондратия, его дочь и внучка.
Глеб и сын его подошли к избушке; осмотревшись на стороны, они увидели шагах
в пятнадцати дедушку Кондратия, сидевшего на берегу
озера. Свесив худощавые ноги над водою, вытянув вперед белую как лунь голову, освещенную солнцем, старик удил
рыбу. Он так занят был своим делом, что не заметил приближения гостей: несколько пескарей и колюшек, два-три окуня, плескавшиеся
в сером глиняном кувшине, сильно, по-видимому, заохотили старика.
Он находился
в полном убеждении, что дедушка Кондратий претерпел какую-нибудь неудачу
в деле домашнем: плевок на
рыбу напал, сети порвались, а новых купить не на что, челнок просквозил и ушел на дно
озера.
Наконец, года через три, издает палата резолюцию, которою тоже разрешается „ловить
в оном
озере рыбу удою“.
Должно быть,
в этом
озере много
рыбы.
Погода встретила меня неласково. Ветер жестокий. Завтра утром, если утихнет, отправлюсь на
озеро удить
рыбу. Кстати, надо осмотреть сад и то место, где — помните? — играли вашу пьесу. У меня созрел мотив, надо только возобновить
в памяти место действия.
Тригорин. Если бы я жил
в такой усадьбе, у
озера, то разве я стал бы писать? Я поборол бы
в себе эту страсть и только и делал бы, что удил
рыбу.
Теперь
озеро спущено:
в глубине лощины течет маленький ручеек, острова осели на дно и приросли к нему, а по всему логову прежнего бассейна,
в иных местах до двенадцати аршин глубиною, населенного множеством
рыбы, производится изобильный сенокос.]
Теперь напрасно я уверял молодого моего друга, что это совершенно справедливо только
в отношении к таким породам
рыб, каких
в Бедринском
озере не водилось, как, например, язей, головлей, лещей и линей.
Иногда нам не хотелось философствовать, и мы шли далеко
в луга, за реку, где были маленькие
озера, изобиловавшие мелкой
рыбой, зашедшей
в них во время половодья.
В ущельях гор его голос будил сердитое эхо, а по утрам на
озере, когда ловили
рыбу, он кругло перекатывался по сонной и блестящей воде и заставлял улыбаться первые робкие солнечные лучи.
И
в морях, и
в озерах, и
в реках
рыбы из года
в год всё меньше и меньше.
Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она бога светлого и от жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными лесами, синими морями, голубыми реками, серебристыми
озера́ми. Пила она жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов выбегали лесные и полевые звери,
в реках и морях заплавали
рыбы,
в воздухе затолклись мелкие мушки да мошки… И все жило, все любило, и все пело хвалебные песни: отцу — Яриле, матери — Сырой Земле.
Зной вогнал
в дремоту и жизнь, которою так богато
озеро и его зеленые берега… Попрятались птицы, не плескалась
рыба, тихо ждали прохлады полевые кузнечики и сверчки. Кругом была пустыня. Лишь изредка моя Зорька вносила меня
в густое облако прибрежных комаров, да вдали на
озере еле шевелились три черные лодочки старика Михея, нашего рыболова, взявшего на откуп всё
озеро.
Эдгар говорит: «Фратерето зовет меня и говорит, что Нерон удит
рыбу в темном
озере»…
Обильная
рыбой река, на которой стоит губернский город Т., конечно, не ускользнула от его внимания, как не ускользнуло и славящееся своими карасями
озеро, на берегу которого раскинулся ближайший
в Т. мужской монастырь.
Озеро очень рыбное, но
рыба в нём, как
в большинстве
озёр Сибири и Забайкальской области, заражена солитёром и при употреблении
в пищу требует особой осторожности.
— Позабыли разве?
В прошлом году из Т. мы с вами на монастырское
озеро ловить
рыбу ездили,
в деревне останавливались у рыбака, с ним и охотились…
Летним вечером, когда гладью станут воды
озера, ни ветер рябью не кроет их, ни
рыба, играючи, не пускает широких кругов, — сокровенный град кажет тень свою:
в водном лоне виднеются церкви божьи златоглавыя, терема княженецкие, хоромы боярския…
Так, из Густынской летописи видно, что
в 1507 году христовщина и хлыстовщина существовали
в Польше и Силезии [«Полное Собрание Русских Летописей», т. II, стр. 365. «
В то же лето (1507), за Краковом, собрася лестцов некоих тринадесять, иже поведахуся быти апостолами и единаго межи собою нарекоша Христом и ходиша по селом, безумных лестяще и многи чудеса хитростию твориша:
в безводных
озерах пред людьми
рыбы ловиша, прежде их тамо наметавши; наемше кого да ся мертвым сотворить, донели же его воскресят, тако мертвых воскрешаху и проч.