Неточные совпадения
Когда дорога понеслась узким оврагом
в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам
в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз,
в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами
в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной
стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же
стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались
в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому
ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый
ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала сама себя с самой лучшей
стороны и еще служила
в то же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
— Они дома-с… — почтительно докладывал он, пропуская Привалова на лестницу с бархатным
ковром и экзотическими растениями по
сторонам. Пропустив гостя, он захлопнул дверь под носом у мужиков. — Прут, сиволапые, прямо
в двери, — ворчал он, забегая немного вперед Привалова.
Подъем на перевал со
стороны моря довольно крутой.
В этих местах гребень Сихотэ-Алиня голый. Не без труда взобрались мы на Хребет. Я хотел остановиться здесь и осмотреться, но за туманом ничего не было видно. Дав отдохнуть мулам, мы тронулись дальше. Редкий замшистый хвойный лес, заросли багульника и густой
ковер мхов покрывают западные склоны Сихотэ-Алиня.
В спальне — огромная, тоже красного дерева кровать и над ней
ковер с охотничьим рогом, арапниками, кинжалами и портретами борзых собак. Напротив — турецкий диван; над ним масляный портрет какой-то очень красивой амазонки и опять фотографии и гравюры. Рядом с портретом Александра II
в серой визитке, с собакой у ног — фотография Герцена и Огарева, а по другую
сторону — принцесса Дагмара с собачкой на руках и Гарибальди
в круглой шапочке.
В белой татарской избе, на широких нарах, лежала груда довольно сальных перин чуть не до потолка, прикрытых с одной
стороны ковром; остальная часть нар покрыта была белою кошмою.
С одной
стороны дороги — необозримое озимое поле, кое-где перерезанное неглубокими овражками, блестит мокрой землею и зеленью и расстилается тенистым
ковром до самого горизонта; с другой
стороны — осиновая роща, поросшая ореховым и черемушным подседом, как бы
в избытке счастия стоит, не шелохнется и медленно роняет с своих обмытых ветвей светлые капли дождя на сухие прошлогодние листья.
— Наше супружество состояло лишь
в том, что вы все время, ежечасно доказывали мне, что я ничтожен, глуп и даже подл, а я всё время, ежечасно и унизительно принужден был доказывать вам, что я не ничтожен, совсем не глуп и поражаю всех своим благородством, — ну не унизительно ли это с обеих
сторон?» Тут он начал скоро и часто топотать по
ковру обеими ногами, так что Юлия Михайловна принуждена была приподняться с суровым достоинством.
В восточной
стороне ее помещался жертвенник, на котором лежала раскрытая библия; на полу расстилался обыкновенный масонский
ковер…
Стол и два стула стояли
в стороне, и все четыре нукера лежали на
коврах и бурках на полу.
(С левой
стороны,
в глубине поляны, являются Ольга Алексеевна и Калерия, они садятся около
ковра с закусками.)
(Быстро уходит
в лес налево. Варвара Михайловна делает движение, как бы желая идти за ним, но тотчас же, отрицательно качнув головой, опускается на пень.
В глубине сцены, около
ковра с закусками, является Суслов, пьет вино. Варвара Михайловна встает, уходит
в лес налево. С правой
стороны быстро входит Рюмин, оглядывается и с жестом досады опускается на сено. Суслов, немного выпивший, идет к Рюмину, насвистывая.)
В глубине ее, под деревьями, вокруг
ковра, уставленного закусками и бутылками, расположились Басов, Двоеточие, Шалимов, Суслов, Замыслов, направо от них,
в стороне, большой самовар, около него Саша моет посуду, лежит Пустобайка и курит трубку, около него — весла, корзины, железное ведро.
Мелкий желтоватый мох скрадывает малейший звук, и вы точно идете по
ковру,
в котором приятно тонут ноги; громадные папоротники, которые таращатся своими перистыми листьями
в разные
стороны, придают картине леса сказочно-фантастический характер.
Из нее, не подвергая себя резкой перемене воздуха, можно было прямо пройти
в уборную, выстланную также
ковром, но обшитую
в нижней ее части клеенкой: с одной
стороны находился большой умывальный мраморный стол, уставленный крупным английским фаянсом; дальше блистали белизною две ванны с медными кранами, изображавшими лебединые головки; подле возвышалась голландская печь с изразцовым шкапом, постоянно наполненным согревающимися полотенцами.
Детские комнаты
в доме графа Листомирова располагались на южную
сторону и выходили
в сад. Чудное было помещение! Каждый раз, как солнце было на небе, лучи его с утра до заката проходили
в окна;
в нижней только части окна завешивались голубыми тафтяными занавесками для предохранения детского зрения от излишнего света. С тою же целью по всем комнатам разостлан был
ковер также голубого цвета и стены оклеены были не слишком светлыми обоями.
Посреди комнаты стол большой, у окна кресло мягкое, с одной
стороны стола — диван, дорогим
ковром покрытый, а перед столом стул с высокой спинкой, кожею обит. Другая комната — спальня его: кровать широкая, шкаф с рясами и бельём, умывальник с большим зеркалом, много щёточек, гребёночек, пузырьков разноцветных, а
в стенах третьей комнаты — неприглядной и пустой — два потайные шкафа вделаны:
в одном вина стоят и закуски,
в другом чайная посуда, печенье, варенье и всякие сладости.
Исполнилось все так, как было назначено. Нас прямо из-за стола повели одевать, чтобы везти на травлю Сганареля. Надели наши заячьи шубки и лохматые, с круглыми подошвами, сапоги, вязанные из козьей шерсти, и повели усаживать
в сани. А у подъездов с той и другой
стороны дома уже стояло множество длинных больших троечных саней, покрытых узорчатыми
коврами, и тут же два стременных держали под уздцы дядину верховую английскую рыжую лошадь, по имени Щеголиху.
Мы весело набросились на закуски. К съедобной роскоши, лежавшей перед нами на
коврах, отнеслись безучастно только двое: Ольга и Наденька Калинина. Первая стояла
в стороне и, облокотившись о задок шарабана, неподвижно и молча глядела на ягдташ, сброшенный на землю графом.
В ягдташе ворочался подстреленный кулик. Ольга следила за движением несчастной птицы и словно ждала ее смерти.
Это вызвало со
стороны княгини Д* ряд мероприятий, из которых одно было очень решительное и имело успех: она сначала прислала сказать доктору, чтобы он не смел к ней возвращаться из заразного дома; а потом, когда увидала, что он и
в самом деле не возвращается, она прислала его звать, так как с нею случился припадок какой-то жестокой болезни, и наконец, через полтора месяца, когда пришла весна и природа, одевшаяся
в зелень, выманила француза
в лес, пострелять куропаток для завтрака тети, на него внезапно напали четыре человека
в масках, отняли у него ружье, завернули его
в ковер и отнесли на руках
в скрытую на лесной дороге коляску и таким образом доставили его княгине…
Ее перенесли
в полдень
в последнюю палату, поставили на катафалк из белого глазета серебром и золотом вышитый белый гроб с зажженными перед ним с трех
сторон свечами
в тяжелых подсвечниках, принесенных из церкви. Всю комнату убрали
коврами и пальмами из квартиры начальницы, превратив угрюмую лазаретную палату
в зимний сад.
На дворе его сменило благоухание цветника, отгороженного невысокой, весело раскрашенной решеткой. Цветы густыми
коврами шли
в разные
стороны в виде опахал. Цветник вдруг напомнил ему дачу, клумбы палисадника, лес, доску между двумя соснами, разговор с Серафимой, ту минуту, когда он стал впервые на колени перед Калерией.
С левой
стороны находилась громадная арка с приподнятой на толстых шнурах портьерой, открывавшей вид
в следующую комнату-альков, всю обитую белой шелковой материей.
В глубине ее виднелась пышная кровать, а справа роскошный туалет, с большим овальным зеркалом
в рамке из слоновой кости. Альков освещался молочного цвета фонарем, спускавшимся из центра искусно задрапированного белоснежным шатром потолка. Пол был устлан белым ангорским
ковром.
С правой
стороны,
в углублении переднего отделения, подняты были края двух персидских
ковров для входа
в маленький покой, обтянутый кругом такими же
коврами,
в котором свет со мраком спорил.
В общем вагоне первого класса «для курящих» по разным углам на просторе разместились: старый еврей-банкир, со всех
сторон обложившийся дорогими и прихотливыми несессерами; двое молодых гвардейских офицеров из «новоиспеченных»; артельщик
в высоких со скрипом с сборами сапогах, с туго набитой дорожной сумкой через плечо; худощавый немец, беспрестанно кашляющий и успевший уже заплевать вокруг себя
ковер на протяжении квадратного аршина, и прехорошенькая блондинка, с большими слегка подведенными глазами и
в громадной, с экипажное колесо, шляпе на пепельных, тщательно подвитых волосах.
Это был огромный чернорабочий лагерь,
в стороне от обитых
коврами деревянных скамей и навесов, устроенных для ожидаемой большой публики.
В стене была вделана горящая звезда; с одной
стороны стола был небольшой
ковер с различными изображениями, с другой было что-то
в роде алтаря с Евангелием и черепом.