Неточные совпадения
Я лежал на диване, устремив глаза
в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошел
в мою комнату. Он сел
в кресла, поставил трость
в угол, зевнул и объявил, что на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, — и мы оба замолчали.
Там,
в этой комнатке, так знакомой читателю, с дверью, заставленной комодом, и выглядывавшими иногда из
углов тараканами, положение мыслей и духа его было так же неспокойно, как неспокойны те
кресла,
в которых он сидел.
— Ну, хозяин захлопотался, — сказал Чичиков, садясь
в кресла и осматривая
углы и стены.
Бывало, стоишь, стоишь
в углу, так что колени и спина заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть на мягком
кресле и читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок на землю — право, один страх хуже всякого наказания.
Брат его сидел далеко за полночь
в своем кабинете, на широком гамбсовом
кресле, [Гамбсово
кресло —
кресло работы модного петербургского мебельного мастера Гамбса.] перед камином,
в котором слабо тлел каменный
уголь.
Огни свеч расширили комнату, — она очень велика и, наверное, когда-то служила складом, — окон
в ней не было, не было и мебели, только
в углу стояла кадка и на краю ее висел ковш. Там, впереди, возвышался небольшой,
в квадратную сажень помост, покрытый темным ковром, — ковер был так широк, что концы его, спускаясь на пол, простирались еще на сажень.
В средине помоста — задрапированный черным стул или
кресло. «Ее трон», — сообразил Самгин, продолжая чувствовать, что его обманывают.
Клим заглянул
в дверь: пред квадратной пастью печки, полной алых
углей,
в низеньком, любимом
кресле матери, развалился Варавка, обняв мать за талию, а она сидела на коленях у него, покачиваясь взад и вперед, точно маленькая.
В бородатом лице Варавки, освещенном отблеском
углей, было что-то страшное, маленькие глазки его тоже сверкали, точно
угли, а с головы матери на спину ее красиво стекали золотыми ручьями лунные волосы.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя,
в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину двери; у стены — два кожаных
кресла и маленький, круглый стол, а на нем графин воды, стакан.
Прейс очень невнятно сказал что-то о преждевременности поставленного вопроса, тогда рыженький вскочил с дивана, точно подброшенный пружинами, перебежал
в угол, там с разбега бросился
в кресло и, дергая бородку, оттягивая толстую, но жидкую губу, обнажая мелкие, неровные зубы и этим мешая себе говорить, продолжал...
Товарищ прокурора откатился
в угол, сел
в кресло, продолжая говорить, почесывая пальцами лоб.
Та, сидя
в кресле деревянно прямо, точно бедная родственница, смотрела
в угол, где шубы на вешалке казались безголовыми стражами.
В этом настроении обиды за себя и на людей,
в настроении озлобленной скорби, которую размышление не могло ни исчерпать, ни погасить, он пришел домой, зажег лампу, сел
в угол в кресло подальше от нее и долго сидел
в сумраке, готовясь к чему-то.
Белые двери привели
в небольшую комнату с окнами на улицу и
в сад. Здесь жила женщина.
В углу,
в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких
кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Он достал из
угла натянутый на рамку холст, который готовил давно для портрета Веры, взял краски, палитру. Молча пришел он
в залу, угрюмо, односложными словами, велел Василисе дать каких-нибудь занавесок, чтоб закрыть окна, и оставил только одно; мельком исподлобья взглянул раза два на Крицкую, поставил ей
кресло и сел сам.
Затем, направо, находилась комната Версилова, тесная и узкая,
в одно окно;
в ней стоял жалкий письменный стол, на котором валялось несколько неупотребляемых книг и забытых бумаг, а перед столом не менее жалкое мягкое
кресло, со сломанной и поднявшейся вверх
углом пружиной, от которой часто стонал Версилов и бранился.
«Но это даром не проходит им, — сказал он, помолчав, — они крепки до времени, а
в известные лета силы вдруг изменяют, и вы увидите
в Англии многих индийских героев, которые сидят по
углам, не сходя с
кресел, или таскаются с одних минеральных вод на другие».
В комнате
в углу стояло старинное
кресло красного дерева с инкрустациями, и вид этого
кресла, которое он помнил
в спальне матери, вдруг поднял
в душе Нехлюдова совершенно неожиданное чувство.
— Поган есмь, а не свят.
В кресла не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! — загремел отец Ферапонт. — Ныне людие веру святую губят. Покойник, святой-то ваш, — обернулся он к толпе, указывая перстом на гроб, — чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у вас, как пауки по
углам. А днесь и сам провонял.
В сем указание Господне великое видим.
В двенадцать приходил военный губернатор; не обращая никакого внимания на советников, он шел прямо
в угол и там ставил свою саблю, потом, посмотревши
в окно и поправив волосы, он подходил к своим
креслам и кланялся присутствующим.
Я отворил окно — день уж начался, утренний ветер подымался; я попросил у унтера воды и выпил целую кружку. О сне не было и
в помышлении. Впрочем, и лечь было некуда: кроме грязных кожаных стульев и одного
кресла,
в канцелярии находился только большой стол, заваленный бумагами, и
в углу маленький стол, еще более заваленный бумагами. Скудный ночник не мог освещать комнату, а делал колеблющееся пятно света на потолке, бледневшее больше и больше от рассвета.
В одно из воскресений Федос исполнил свое обещание и забрался после обеда к нам, детям. И отец и мать отдыхали
в спальнях. Мы чуть слышно расхаживали по большой зале и говорили шепотом, боясь разбудить гувернантку, которая сидела
в углу в креслах и тоже дремала.
Он взял большое
кресло, отодвинул его
в противоположный
угол, к окну, сказал «сейчас» и исчез.
Тот же письменный стол, на котором стояла чернильница без чернил, тот же угловой шкафчик, где хранилась у Бубнова заветная мадера, тот же ковер на полу,
кресло, этажерка
в углу, какая-то дамская шифоньерка.
Я забрался
в угол,
в кожаное
кресло, такое большое, что
в нем можно было лежать, — дедушка всегда хвастался, называя его
креслом князя Грузинского, — забрался и смотрел, как скучно веселятся большие, как странно и подозрительно изменяется лицо часовых дел мастера.
В углу гостиной, у печки,
в креслах, сидела маленькая старушка, еще с виду не то чтоб очень старая, даже с довольно здоровым, приятным и круглым лицом, но уже совершенно седая и (с первого взгляда заключить было можно) впавшая
в совершенное детство.
За ширмами стояла полуторная кровать игуменьи с прекрасным замшевым матрацем, ночной столик, небольшой шкаф с книгами и два мягкие
кресла; а по другую сторону ширм помещался богатый образник с несколькими лампадами, горевшими перед фамильными образами
в дорогих ризах; письменный стол, обитый зеленым сафьяном с вытисненными по
углам золотыми арфами, кушетка, две горки с хрусталем и несколько
кресел.
В углу, между соседнею дверью и круглою железною печкою, стояла узкая деревянная кроватка, закрытая стеганым бумажным одеялом; развернутый ломберный стол, на котором валялись книги, листы бумаги, высыпанный на бумагу табак, половина булки и тарелка колотого сахару со сверточком чаю; три стула, одно
кресло с засаленной спинкой и ветхая этажерка, на которой опять были книги, бумаги, картузик табаку, человеческий череп, акушерские щипцы, колба, стеклянный сифон и лакированный пояс с бронзовою пряжкой.
Мы их все развесили
в гирляндах и
в горшках расставили, и такие цветы тут были, что как целые деревья,
в больших кадках; их мы по
углам расставили и у
кресел мамаши, и как мамаша вышла, то удивилась и очень обрадовалась, а Генрих был рад…
Комната,
в которую Стрелов привел Петеньку, смотрела светло и опрятно; некрашеный пол был начисто вымыт и снабжен во всю длину полотняною дорожкой; по стенам и у окон стояли красного дерева стулья с деревянными выгнутыми спинками и волосяным сиденьем; посредине задней стены был поставлен такой же формы диван и перед ним продолговатый стол с двумя
креслами по бокам;
в углу виднелась этажерка с чашками и небольшим количеством серебра.
В углу комнаты помещался шкаф с книгами,
в другом — пустая этажерка и сломанное
кресло с вышитой цветными шелками спинкой.
Она сидела
в низеньком
кресле. На четырехугольном столике перед ней — флакон с чем-то ядовито-зеленым, два крошечных стаканчика на ножках.
В углу рта у нее дымилось —
в тончайшей бумажной трубочке это древнее курение (как называется — сейчас забыл).
— Отчего же нельзя? я тебя учил ведь: спрятаться под
кресло, которое
в углу, и оттуда подсмотреть… Как вы осмелились меня ослушаться, милостивый государь?
Александр, несмотря на приглашение Марьи Михайловны — сесть поближе, сел
в угол и стал смотреть
в книгу, что было очень не светски, неловко, неуместно. Наденька стала за
креслом матери, с любопытством смотрела на графа и слушала, что и как он говорит: он был для нее новостью.
Фрау Леноре перестала плакать, дозволила Джемме вывести ее из
угла, куда она забилась, усадить ее
в кресло возле окна и дать ей напиться воды с флердоранжем; дозволила Санину — не приблизиться… о нет! — но по крайней мере остаться
в комнате (прежде она все требовала, чтобы он удалился) и не перебивала его, когда он говорил.
Все убранство
в нем хоть было довольно небогатое, но прочное, чисто содержимое и явно носящее на себе аптекарский характер:
в нескольких витринах пестрели искусно высушенные растения разных стран и по преимуществу те, которые употреблялись для лекарств; на окнах лежали стеклянные трубочки и стояла лампа Берцелиуса [Лампа Берцелиуса — спиртовая лампа с двойным током воздуха.], а также виднелись паяльная трубка и четвероугольный кусок
угля, предназначенные, вероятно, для сухого анализа, наконец, тут же валялась фарфоровая воронка с воткнутою
в нее пропускною бумагою; сверх того, на одном покойном
кресле лежал кот с полузакрытыми, гноящимися глазами.
— Ну, врёшь! — сказал дядя, предложив мне идти домой, а поп отскочил
в угол и свернулся там на
кресле, видимо, рассердясь, мне сунул руку молча, а дяде и головой не кивнул.
Сказав это, он отошел, сел
в углу,
в кресло, склонил голову и закрыл руками глаза, как будто что-то обдумывая.
Прочтя письмо бесстрастным движением глаз, он согнул
угол бритого рта
в заученную улыбку, откинулся на
кресло и громким, хорошо поставленным голосом объявил мне, что ему всегда приятно сделать что-нибудь для Филатра или его друзей.
Литвинов поспешил удалиться, не дожидаясь возражений; Капитолина Марковна легла на диван и, поохавши и вздохнувши раза два, заснула безмятежным сном, а Татьяна отошла
в угол и села на
кресло, крепко скрестив на груди руки.
Фома взглянул из-за плеча отца и увидал:
в переднем
углу комнаты, облокотясь на стол, сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами; на бледном лице ее резко выделялись темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Сзади
кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья висели
в воздухе над ее золотистой головкой.
Фома молча поклонился ей, не слушая ни ее ответа Маякину, ни того, что говорил ему отец. Барыня пристально смотрела на него, улыбаясь приветливо. Ее детская фигура, окутанная
в какую-то темную ткань, почти сливалась с малиновой материей
кресла, отчего волнистые золотые волосы и бледное лицо точно светились на темном фоне. Сидя там,
в углу, под зелеными листьями, она была похожа и на цветок и на икону.
— Душно мне — уже устала; терпеть я не могу этих маскарадов, — жаловалась она Долинскому, который отыскал два свободных
кресла в одном из менее освещенных
углов.
Последнее было
кресло дешевое, простой базарной работы и могло стоять только будучи приставленным
в угол, ибо все его ножки давным-давно шатались и расползались
в разные стороны.
Потом отец ходил
в гостиной из
угла в угол и говорил о чем-то, потирая руки, а сестра сидела
в кресле неподвижно, о чем-то думая, не слушая его.
У первого окна, ближе к авансцене, высокое
кресло и столик, на нем раскрытая старинная книга и колокольчик;
в глубине,
в правом
углу, двустворчатая дверь
в большую переднюю;
в левом — дверь
в комнату Мурзавецкого; между дверями печь; на левой стороне,
в углу, дверь
в коридор, ведущий во внутренние комнаты; ближе к авансцене двери
в гостиную; между дверями придвинут к стене большой обеденный стол.
Иногда это смешит ее самое: вдруг поразится, что Саша читает, или что он, как мужчина, поднял одной рукой тяжелое
кресло и переставил, или что он подойдет к плевательнице
в углу и плюнет, или что к нему обращаются с отчеством: Александр Николаевич, и он отвечает, нисколько не удивляясь, потому что и сам считает себя Александром Николаевичем.
Что-то еще хотел крикнуть, но обиженно замолчал. Вынул одну папиросу, — сломал и бросил
в угол, вынул вторую и с яростью затянулся, не рассчитав кашля: кашлял долго и страшно, и, когда сел на свое
кресло у стола, лицо его было сине, и красные глаза смотрели с испугом и тоской. Проговорил...
Перед камином,
в углу, на старом
кресле, обитом зеленым сафьяном, помещался Бер, одетый
в толстые лосиные штаны и желтую стеганую нанковую куртку. У ног его, на шкуре дикой козы, лежал, протянув морду к камину, Рапу.
У Маши вырвали палку и заставили просить у Григория прощения. Ребенок стоял перед Григорьем и ни за что не хотел сказать: прости меня. Мать ударила Машу рукою, сказала, что высечет ее розгою, поставила
в угол и загородила ее тяжелым
креслом.
Тощий, сутулый поп пришёл вечером, тихонько сел
в угол; он всегда засовывал длинное тело своё глубоко
в углы, где потемнее, тесней; он как будто прятался от стыда. Его фигура
в старенькой тёмной рясе почти сливалась с тёмной кожей
кресла, на сумрачном фоне тускло выступало только пятно лица его; стеклянной пылью блестели на волосах висков капельки растаявшего снега, и, как всегда, он зажал реденькую, но длинную бороду свою
в костлявый кулак.