Неточные совпадения
В растворенные двери реставрированного атриума, без
лар и пенат, видится уже не анархия, не уничтожение власти, государства, а строгий чин, с централизацией, с вмешательством в семейные дела, с наследством и с лишением его за наказание; все старые римские грехи выглядывают с ними из щелей своими мертвыми
глазами статуи.
Они вдвоем обходили все корпуса и подробно осматривали, все ли в порядке. Мертвым холодом веяло из каждого угла, точно они ходили по кладбищу. Петра Елисеича удивляло, что фабрика стоит пустая всего полгода, а между тем везде являлись новые изъяны, требовавшие ремонта и поправок. Когда фабрика была в полном действии, все казалось и крепче и лучше. Явились трещины в стенах, машины ржавели, печи и горны разваливались сами собой, водяной
ларь дал течь, дерево гнило на
глазах.
Глаз ее теперь нельзя видеть, потому что они закрыты длинными ресницами, но в институте, из которого она возвращается к домашним
ларам, всегда говорили, что ни у кого нет таких прелестных
глаз, как у Лизы Бахаревой.
Другой раз Кострома, позорно проиграв Чурке партию в городки, спрятался за
ларь с овсом у бакалейной лавки, сел там на корточки и молча заплакал, — это было почти страшно: он крепко стиснул зубы, скулы его высунулись, костлявое лицо окаменело, а из черных, угрюмых
глаз выкатываются тяжелые, крупные слезы. Когда я стал утешать его, он прошептал, захлебываясь слезами...
Хорошо также сказал князь Вяземский: «Европа твердит: Баш-Кадык-Лар,
глаз не сводя с Синопа».
Глаза, устремленные вперед, блистали тем страшным блеском, которым иногда блещут живые
глаза сквозь прорези черной маски; испытующий и укоризненный луч их, казалось, следовал за вами во все углы комнаты, и улыбка, растягивая узкие и сжатые губы, была более презрительная, чем насмешливая; всякий раз, когда Жорж смотрел на эту голову, он видел в ней новое выражение; — она сделалась его собеседником в минуты одиночества и мечтания — и он, как партизан Байрона, назвал ее портретом
Лары.
Коновалов дремал, растянувшись на
ларе с тестом, но шелест перевертываемых мною над его ухом страниц заставил его открыть
глаза.
Он явился только к вечеру — хмурый, взъерошенный, с резкими складками на лбу и с каким-то туманом в голубых
глазах. Не глядя на меня, подошел к
ларям, посмотрел, что мной сделано, и молча лег на пол.
Боль, обида, гнев звучали в этом возгласе. У него выступил пот на лбу и
глаза странно расширились. Он соскочил с
ларя, высокий и возбужденный, остановился против меня, положил мне руку на плечо и громко, торопливо заговорил...
С
ларя вскочил Никандр, подбежал к печи, наткнулся на хозяина и обомлел с испуга на минуту, а потом, широко открыв рот, виновато мигая рыбьими
глазами, замычал, чертя в воздухе быстрыми пальцами запутанные фигуры.
Сидя на
ларе против меня и обняв свои колени руками, он положил на них подбородок так, что его борода закрыла ему ноги, и смотрел на меня жадными, странно горевшими
глазами из-под сурово нахмуренных бровей.
— Эх! — Он схватил себя за голову и закачался, сидя на
ларе. Ему что-то хотелось сказать, он открывал и закрывал рот, вздыхая, как мехи, и для чего-то защурил
глаза. Я не ожидал такого эффекта и не понимал его значения.
Какой-то из этих проститутов искусства, с козлиным голосом и жирными ляжками, прибил однажды портного, а в другой раз парикмахера. И это также вошло в обычай. Часто я наблюдал, как Лара-Ларский метался по сцене с кровавыми
глазами и с пеной на губах и кричал хрипло...
Но в эту же минуту послышался шелест платья, и
Лара, с расширенными зрачками
глаз, прямо неслась по направлению к майору и генеральше, и бросилась последней на шею.
Заметив, что
Лара в девушках начала серьезно нравиться Горданову, Бодростина испугалась, чтобы Павел Николаевич как-нибудь не женился и тогда, с утратой выгод от вдовства Глафиры, не охладел бы к «общему делу»; но теперь замужняя Лариса была такими прелестными ширмами, расставить которые между собою и своим браво Глафира желала и даже считала необходимым, особенно теперь, когда она впала в новое беспокойство от изъявленного Михаилом Андреевичем намерения передать ей все состояние по новому духовному завещанию, в отмену того, которое некогда сожгла Глафира пред
глазами Ропшина, подменив фальшивым.
— Слышите ли вы, слышите ли, что я говорю вам? — добивалась шепотом
Лара, во всю свою силу сжимая руку больного и удерживая пальцами другой руки веки его
глаз.
Лара закрыла ладонью
глаза и прошептала...
Лара молча вскинула на него
глазами и как бы спрашивала этим взглядом: кого он разумеет?
Больной вдруг вперил
глаза в лицо
Лары и после долгого соображения ответил...
Подозеров имел пред
глазами живое доказательство, что такая ревность возможна, и ревнивая выходка
Лары была для него противнее известной ему ревности ее брата в Павловском парке и сто раз недостойнее ревности генерала Синтянина.
На дворе уже была ночь, звезды сияли во все небо, ветер несся быстрою струей вокруг открытой платформы и прохлаждал горячечный жар майорши, которая сидела на полу между ящиками и бочками, в коленях у нее помещался поросенок и она кормила его булочкой, доставая ее из своего узелочка одною рукой, меж тем как другою ударяла себя в грудь, и то порицала себя за гордыню, что сердилась на
Лару и не видалась с нею последнее время и тем дала усилиться Жозефу и проклятому Гордашке, то, подняв
глаза к звездному небу, шептала вслух восторженные молитвы.
Лариса сидела на кровати, пред печкой, которая топилась, освещая ее лицо неровными пятнами; руки ее потерянно лежали на коленях,
глаза смотрели устало, но спокойно. Она переменилась страшно: это были какие-то останки прежней
Лары. Увидя Синтянину, она через силу улыбнулась и затем осталась бесчувственною к волнению, обнаруженному генеральшей: она давала ласкать и целовать себя, и сама не говорила ни слова.
Лару это заняло, и она с любопытством слушала, как Горданов доказывал ей, что если никто из родных не вмешается в брак, то кому же какое дело протестовать. Он привел ей в пример несколько дам, благополучно вышедших замуж от живых мужей, и
Лара согласилась, что это хорошее средство для поправления фальшивых положений в
глазах света, «не карающего преступлений, но требующего для них тайны». А через неделю
Лара взяла деньги, назначавшиеся на выкуп ее дома, и в один день собралась за границу.
— Пустите меня! нас непременно увидят… — чуть слышно прошептала
Лара, в страхе оборачивая лицо к двери теткиной комнаты. Но лишь только она сделала это движение, как, обхваченная рукой Горданова, уже очутилась на подоконнике и голова ее лежала на плече Павла Николаевича. Горданов обнимал ее и жарко целовал ее трепещущие губы, ее шею, плечи и
глаза, на которых дрожали и замирали слезы.
И фея
Лара коснулась своей волшебной голубой палочкой плачущих
глаз старого короля.