Неточные совпадения
В жнитво и в сенокос,
В
глухую ночь осеннюю,
Зимой, в морозы лютые,
И в половодье вешнее —
Иди куда зовут!
Верхнее платье — суконные чуйки, длинные «сибирки», жилеты с
глухим воротом, а
зимой овчинный тулуп, крытый сукном и с барашковым воротником. Как и сапоги, носилось все это годами и создавалось годами, сначала одно, потом другое.
Итак, все ресурсы были исчерпаны вконец. Оставалось ждать долгую
зиму, сидя без всякого дела. На Кишкина напало то
глухое молчаливое отчаяние, которое известно только деловым людям, когда все их планы рушатся. В таком именно настроении возвращался Кишкин на свое пепелище в Балчуговский завод, когда ему на дороге попал пьяный Кожин, кричавший что-то издали и размахивавший руками.
В прежние времена, когда еще «свои мужички» были, родовое наше имение, Чемезово, недаром слыло золотым дном. Всего было у нас довольно: от хлеба ломились сусеки; тальками, полотнами, бараньими шкурами, сушеными грибами и другим деревенским продуктом полны были кладовые. Все это скупалось местными т — скими прасолами, которые
зимою и
глухою осенью усердно разъезжали по барским усадьбам.
Лука. Добрый, говоришь? Ну… и ладно, коли так… да! (За красной стеной тихо звучит гармоника и песня.) Надо, девушка, кому-нибудь и добрым быть… жалеть людей надо! Христос-от всех жалел и нам так велел… Я те скажу — вовремя человека пожалеть… хорошо бывает! Вот, примерно, служил я сторожем на даче… у инженера одного под Томском-городом… Ну, ладно! В лесу дача стояла, место —
глухое… а
зима была, и — один я, на даче-то… Славно-хорошо! Только раз — слышу — лезут!
Весна, бесспорно, самое лучшее и самое поэтическое время года, о чем писано и переписано поэтами всех стран и народов; но едва ли где-нибудь весна так хороша, как на далеком,
глухом севере, где она является поразительным контрастом сравнительно с суровой
зимой.
Пермь — самый
глухой губернский городок, особенно
зимой.
Теперь
глухая ночь; здесь все вам преданы, начиная от этой собаки, которая готова загрызть меня, если вы ей это прикажете; отойдя кругом на пять миль нет человеческого жилья;
зима, мороз, в овраге волки воют; вы — все говорят, вы страшный человек; никто еще ни жалости и ни улыбки не видывал на вашем лице ужасном; и вы меня силою позвали на допрос!..
Так я был счастлив в 17-м году
зимой, получив перевод в уездный город с
глухого вьюжного участка.
Разумеется, все эти нынешние мои воспоминания охватывают один небольшой район нашей ближайшей местности (Орловский, Мценский и Малоархангельскии уезды) и отражаются в моей памяти только в той форме, в какой они могли быть доступны «барчуку», жившему под родительским крылом, в защищенном от бедствия господском доме, — и потом воспоминания эти так неполны, бессвязны, отрывочны и поверхностны, что они отнюдь не могут представить многостороннюю картину народного бедствия, но в них все-таки, может быть, найдется нечто пригодное к тому, чтобы представить хоть кое-что из тех обстоятельств, какими сопровождалась ужасная
зима в
глухой, бесхлебной деревеньке сороковых годов.
К концу первой недели пришли две старухи, серые, мглистые,
глухие, как самый воздух умиравшей
зимы, долго шамкали беззубыми ртами и повторяли — бесконечно повторяли —
глухие оборванные жалобы, не имевшие начала, не приходившие к концу.