Неточные совпадения
Но товарищ его взглянул не на Клима, а вдаль, в небо и плюнул, целясь в сапог конвойного. Это были единственные слова, которые уловил Клим сквозь
глухой топот сотни ног и звучный лязг железа, колебавший розоватую, тепленькую
тишину сонного города.
На другой день он проснулся рано и долго лежал в постели, куря папиросы, мечтая о поездке за границу. Боль уже не так сильна, может быть, потому, что привычна, а
тишина в кухне и на улице непривычна, беспокоит. Но скоро ее начали раскачивать толчки с улицы в розовые стекла окон, и за каждым толчком следовал
глухой, мощный гул, не похожий на гром. Можно было подумать, что на небо, вместо облаков, туго натянули кожу и по коже бьют, как в барабан, огромнейшим кулаком.
Кое-где стучали в доску, лениво раздавалось откуда-то протяжное: «Слушай!» Только от собачьего лая стоял
глухой гул над городом. Но все превозмогала
тишина, темнота и невозмутимый покой.
Кругом безмолвие; в глубоком смирении с неба смотрели звезды, и шаги Старцева раздавались так резко и некстати. И только когда в церкви стали бить часы и он вообразил самого себя мертвым, зарытым здесь навеки, то ему показалось, что кто-то смотрит на него, и он на минуту подумал, что это не покой и не
тишина, а
глухая тоска небытия, подавленное отчаяние…
Мы свернули на Садовую. На трехминутной остановке я немного, хотя еще не совсем, пришел в себя. Ведь я четыре месяца прожил в великолепной
тишине глухого леса — и вдруг в кипучем котле.
В классе была тоскливая
тишина напряженного полувнимания, в котором чувствуется
глухая борьба с одолевающей дремотой, — идеал классной дисциплины.
Сцена пуста. Слышно, как на ключ запирают все двери, как потом отъезжают экипажи. Становится тихо. Среди
тишины раздается
глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно.
Мне случалось заходить в такие лесистые,
глухие овраги, и не скоро уходил я: там наверху еще жарко; летнее солнце клонится к западу, ярко освещены им до половины нагорные деревья, ветерок звучно перебирает листьями, а здесь, внизу, — густая тень, сумерки, прохлада,
тишина.
В исходе марта начнет сильно пригревать солнышко, разогреется остывшая кровь в косачах, проснется безотчетное стремление к совокуплению с самками, и самцы начинают токовать, то есть, сидя на деревьях, испускать какие-то
глухие звуки, изредка похожие на гусиное шипенье, а чаще на голубиное воркованье или бормотанье, слышное весьма далеко в
тишине утренней зари, на восходе солнца.
Нечто подобное она испытывала в детстве, когда в
глухую полночь ударит колокол к Христовой заутрене и недавняя
тишина и мрак сменялись праздничной, гулкой и светлой радостью.
Но чуть только выделится секунда
тишины — снова слышен серьезный, молитвенный гул органа, а снизу ему отвечает море
глухими ударами волн о прибрежные камни и шёлковым шорохом гальки.
Проснулся он среди ночи от какого-то жуткого и странного звука, похожего на волчий вой. Ночь была светлая, телега стояла у опушки леса, около неё лошадь, фыркая, щипала траву, покрытую росой. Большая сосна выдвинулась далеко в поле и стояла одинокая, точно её выгнали из леса. Зоркие глаза мальчика беспокойно искали дядю, в
тишине ночи отчётливо звучали
глухие и редкие удары копыт лошади по земле, тяжёлыми вздохами разносилось её фырканье, и уныло плавал непонятный дрожащий звук, пугая Илью.
Где рыскает в горах воинственный разбой
И дикий гений вдохновенья
Таится в
тишине глухой?
Положили на землю тяжелое тело и замолчали, прислушиваясь назад, но ничего не могли понять сквозь шумное дыхание. Наконец услыхали
тишину и ощутили всем телом, не только глазами,
глухую, подвальную темноту леса, в которой даже своей руки не видно было. С вечера ходили по небу дождевые тучи, и ни единая звездочка не указывала выси: все одинаково черно и ровно.
И никого живого —
тишина в
глухой уличке: то ли уже проехал, то ли еще проедет.
Музыкант кончил играть свой кроткий мотив и начал переливать звуки от заостренной трели к
глухому бормотанию басом, потом обратно, все очень быстро. Наконец он несколько раз кряду крепко ударил в прелестную
тишину морского утра однотонным аккордом и как бы исчез.
А в тюрьме идет своя жизнь,
глухая и чуткая, слепая и зоркая, как сама вечная тревога. Где-то ходят. Где-то шепчут. Где-то звякнуло ружье. Кажется, кто-то крикнул. А может быть, и никто не кричал — просто чудится от
тишины.
Только для важных преступников была предназначена тюрьма, особенные в ней были правила, суровые, твердые и жесткие, как угол крепостной стены; и если в жестокости есть благородство, то была благородна
глухая, мертвая, торжественно немая
тишина, ловящая шорохи и легкое дыхание.
Он встрепенулся; протяжный далекий гул рос в
тишине, как будто заревел горизонт;
глухое волнение охватило мрак, в ушах зазвенел стремительный прилив крови.
Скоро
тишина прерывается голосом — внятным, но подобным
глухому стону, как будто бы исходящему из глубокой пещеры: «О Новгород!
На улице — тихо и темно. По небу быстро летели обрывки туч, по мостовой и стенам домов ползли густые тени. Воздух был влажен, душен, пахло свежим листом, прелой землёй и тяжёлым запахом города. Пролетая над садами, ветер шелестел листвой деревьев — тихий и мягкий шёпот носился в воздухе. Улица была узка, пустынна и подавлена этой задумчивой
тишиной, а
глухой грохот пролётки, раздававшийся вдали, звучал оскорбительно-нахально.
Тишина эта нарушалась или, скорее, сливалась с
глухим топотом копыт и шелестом высокой травы, которые производил медленно двигающийся отряд.
Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас
И
тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!
Стихло в гостинице, лишь изредка слышится где-то в дальних коридорах
глухой топот по чугунному полу запоздавшего постояльца да либо зазвенит замок отпираемой двери… Прошумело на улице и тотчас стихло, — то перед разводкой моста через Оку возвращались с ярманки последние горожане…
Тишина ничем не нарушается, разве где в соседних квартирах чуть слышно раздается храп, либо кто-нибудь впросонках промычит, пробормочет что-то и затем тотчас же стихнет.
Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в
тишине едва слышатся
глухие рыдания…
Было везде тихо, тихо. Как перед грозою, когда листья замрут, и даже пыль прижимается к земле. Дороги были пустынны, шоссе как вымерло. Стояла страстная неделя. Дни медленно проплывали — безветренные, сумрачные и теплые. На северо-востоке все время слышались в
тишине глухие буханья. Одни говорили, — большевики обстреливают город, другие, — что это добровольцы взрывают за бухтою артиллерийские склады.
Я не досказала и вздрогнула… Раздался
глухой и тяжелый звук… Один… второй… третий. Это пробило двенадцать на нижней площадке… И снова
тишина — жуткая… страшная…
Еще много людей не спало, двигалось и говорило на пространстве пятнадцати квадратных сажен; но мрачная,
глухая ночь давала свой особенный таинственный тон всему этому движению, как будто каждый чувствовал эту мрачную
тишину и боялся нарушить ее спокойную гармонию.
В самые
глухие часы уличная
тишина нарушалась только студенческим кортежем в санях или шарабанах за город, в те корчмы, где происходили обыкновенно дуэли на рапирах.
Новый проводник был здоровенный парень с обмотанною вокруг макушки толстою косою, с наглыми, чему-то смеющимися глазами. Он шел впереди обоза, опираясь на длинную палку, ступая по снегу своими китайскими броднями с характерными ушками на тыле стопы. Было морозно, снег блестел под солнцем. Дороги были какие-то
глухие, мало наезженные. Далеко назади осталась железная дорога, по снегу чуть слышно доносились свистки и грохот проходящих поездов. Наконец, и эти звуки утонули в снежной
тишине.
Как бы в подтверждение этих слов, привидение остановилось у креста и опустилось на колени.
Глухие стоны и рыдания раздались в ночной
тишине. Несчастная женщина упала на могилу и ломала себе руки.
Они осторожно подались в темноту. Но в саду стояла
глухая июльская
тишина, и ничего не было слышно. Из темноты высовывались лапчатые ветви липового куста, от лунного света они казались серыми.
Пришел Великий пост. Одноцветно затренькал
глухой колокол, и его серые, печальные, скромно зовущие звуки не могли разорвать зимней
тишины, еще лежавшей над занесенными полями. Робко выскакивали они из колокольни в гущу мглистого воздуха, падали вниз и умирали, и долго никто из людей не являлся на тихий, но все более настойчивый, все более требовательный зов маленькой церкви.
Дико-жалобен и страшен был одинокий крик о помощи, и ниоткуда не было ответа. Как саван, облипала его
глухая и бесстрастная
тишина, и был он мертв в этой одежде мертвых; нелепо задирали ножки опрокинутые стулья и стыдливо сверкали днищами; растерянно кривился старый комод, и ночь молчала. И все слабее, все жалобнее становился одинокий крик о помощи...
Они стали вслушиваться. За неподвижным бором поблескивало, доносились
глухие перекаты. Кругом было очень тихо. Среди этой замершей
тишины что-то подозрительно шуршало в бузине у кирпичной ограды.