Неточные совпадения
— Чудо какая милая! — сказала она,
глядя на Вареньку,
в то время как та подавала
стакан Француженке. — Посмотрите, как всё просто, мило.
Опомнилась,
глядит Татьяна:
Медведя нет; она
в сенях;
За дверью крик и звон
стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку,
Глядит она тихонько
в щелку,
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один
в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
— Чудовищную силу обнаруживали некоторые, — вспоминал он, сосредоточенно
глядя в пустой
стакан. — Ведь невозможно, Макаров, сорвать рукою, пальцами, кожу с черепа, не волосы, а — кожу?
— Я? Я — по-дурацки говорю. Потому что ничего не держится
в душе… как
в безвоздушном пространстве. Говорю все, что
в голову придет, сам перед собой играю шута горохового, — раздраженно всхрапывал Безбедов; волосы его, высохнув, торчали дыбом, — он выпил вино, забыв чокнуться с Климом, и, держа
в руке пустой
стакан, сказал,
глядя в него: — И боюсь, что на меня, вот — сейчас, откуда-то какой-то страх зверем бросится.
— А ведь согласитесь, Самгин, что такие пр-рямолинейные люди, как наш общий знакомый Поярков, обучаются и обучают именно вражде к миру культурному, а? — спросил Тагильский, выливая
в стакан Клима остатки вина и
глядя в лицо его с улыбочкой вызывающей.
Самгин, прихлебывая вино, ожидал, когда инженер начнет извиняться за поведение Бердникова. Конечно, он пришел по поручению толстяка с этой целью. Попов начал говорить так же возбужденно, как при первой встрече. Держа
в одной руке сигару,
в другой
стакан вина, он говорил,
глядя на Самгина укоризненно...
Самгин стоял
в двери,
глядя, как суетливо разливает Лютов вино по
стаканам, сует
стаканы в руки людей, расплескивая вино, и говорит Кутузову...
Да, у Краснова руки были странные, они все время, непрерывно, по-змеиному гибко двигались, как будто не имея костей от плеч до пальцев. Двигались как бы нерешительно, слепо, но пальцы цепко и безошибочно ловили все, что им нужно было:
стакан вина, бисквит, чайную ложку. Движения этих рук значительно усиливали неприятное впечатление рассказа. На слова Юрина Краснов не обратил внимания; покачивая
стакан,
глядя невидимыми глазами на игру огня
в красном вине, он продолжал все так же вполголоса, с трудом...
— Расстроила вас потеря голубей, вот вы и ворчите, — заметил Самгин, чувствуя, что этот дикарь начинает надоедать, а Безбедов, выпив пиво, упрямо говорил,
глядя в пустой
стакан...
После жареной дичи и двух
стаканов шампанского, причем они чокались,
глядя близко друг другу
в глаза, — она лукаво и нежно, он — вопросительно и отчасти боязливо, — они наконец прервали молчание.
Вот за шампанским кончает обед шумная компания… Вскакивает, жестикулирует, убеждает кого-то франт
в смокинге, с брюшком. Набеленная, с накрашенными губами дама курит папиросу и пускает дым
в лицо и подливает вино
в стакан человеку во френче. Ему, видимо, неловко
в этой компании, но он
в центре внимания. К нему относятся убеждающие жесты жирного франта. С другой стороны около него трется юркий человек и показывает какие-то бумаги. Обхаживаемый отводит рукой и не
глядит, а тот все лезет, лезет…
Нюрочка вынесла ему
стакан водки, и старик,
глядя на нее,
в раздумье проговорил...
Чай пили долго, стараясь сократить ожидание. Павел, как всегда, медленно и тщательно размешивал ложкой сахар
в стакане, аккуратно посыпал соль на кусок хлеба — горбушку, любимую им. Хохол двигал под столом ногами, — он никогда не мог сразу поставить свои ноги удобно, — и,
глядя, как на потолке и стене бегает отраженный влагой солнечный луч, рассказывал...
Остальное пиво было вылито
в стакан Передонову. Вершина
глянула на Марту.
Илья улыбался,
глядя на рябое лицо и широкий, постоянно вздрагивающий нос. Вечером, закрыв магазин, Илья уходил
в маленькую комнатку за прилавком. Там на столе уже кипел самовар, приготовленный мальчиком, лежал хлеб, колбаса. Гаврик выпивал
стакан чаю с хлебом и уходил
в магазин спать, а Илья сидел за самоваром долго, иногда часа два кряду.
— Вот, говорят, от губернаторов все отошло: посмотрели бы на нас — у нас-то что осталось! Право, позавидуешь иногда чиновникам. Был я намеднись
в департаменте — грешный человек, все еще поглядываю, не сорвется ли где-нибудь дорожка, — только сидит их там, как мух
в стакане. Вот сидит он за столом, папироску покурит, ногами поболтает, потом возьмет перо, обмакнет, и чего-то поваракает; потом опять за папироску возьмется, и опять поваракает — ан времени-то,
гляди, сколько ушло!
Приятели оделись и пошли
в павильон. Тут Самойленко был своим человеком, и для него имелась даже особая посуда. Каждое утро ему подавали на подносе чашку кофе, высокий граненый
стакан с водою и со льдом и рюмку коньяку; он сначала выпивал коньяк, потом горячий кофе, потом воду со льдом, и это, должно быть, было очень вкусно, потому что после питья глаза у него становились маслеными, он обеими руками разглаживал бакены и говорил,
глядя на море...
Но он не хотел оставить свое подозрение на половине. Несколько часов подряд он продолжал испытывать и терзать штабс-капитана.
В отдельном кабинете, за обедом, он говорил, нагибаясь через стол за
стаканом вина и
глядя Рыбникову
в самые зрачки...
Даже при третьем
стакане чаю, после того, как робкие глаза ее встретились раз с его глазами и он не опустил их, а как-то слишком спокойно продолжал, чуть-чуть улыбаясь,
глядеть на нее, она почувствовала себя даже несколько враждебно расположенной к нему и скоро нашла, что не только ничего не было
в нем особенного, но он нисколько не отличался от всех тех, кого она видела, что не стоило бояться его, — только ногти чистые, длинные, а даже и красоты особенной нет
в нем.
Посреди зала за одним из столов шумела компания пьяных; у одного из окон, заставленных горшками герани и фуксий, пили чай два подозрительные человека; один — лысый, с ястребиным носом, поминутно кашлял; другой — чёрный, с солдатскими усами, меланхолично свистел сквозь зубы,
глядя в свой
стакан.
И капитан,
в свою очередь, не без некоторой дипломатической осторожности,
глядя на быстро опоражниваемые
стаканы и рюмки, стоявшие перед его величеством, счел долгом сказать Андрею Николаевичу по-русски...
Вышло так, что, обойдя старших,
в одну и ту же минуту Петр Степаныч поднес
стакан Дуне Смолокуровой, а Дмитрий Петрович — Наталье Зиновьевне. Палючими глазами
глядят оба на красавиц.
— Хоть бы водицы испил, — молвил игумен. — Слушать даже болезненно. Поди к келейнику — он даст тебе напиться. Да как стакан-то
в руки возьмешь, приподними его, да,
глядя на донышко, трижды по трижды прочти: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его». Помогает. Пользительно.
Топорков,
в ожидании чая, просидел минут десять. Сидел он и
глядел на педаль рояля, не двигаясь ни одним членом и не издавая ни звука. Наконец отворилась из гостиной дверь. Показался сияющий Никифор с большим подносом
в руках. На подносе,
в серебряных подстаканниках, стояли два
стакана: один для доктора, другой для Егорушки. Вокруг
стаканов, соблюдая строгую симметрию, стояли молочники с сырыми и топлеными сливками, сахар с щипчиками, кружки лимона с вилочкой и бисквиты.
Горданов встал, подал воды и, сидя
в кресле, нагнулся лицом к коленам. Бодростина жадно глотала воду и все продолжала смеяться,
глядя на Горданова чрез край
стакана.
Он стал со мною здороваться. Подходил
в буфете, радушно
глядя, садился рядом, спрашивал
стакан чаю. Я чувствовал, что чем-то ему нравлюсь. Звали его Печерников, Леонид Александрович, был он из ташкентской гимназии.
В моей петербургской студенческой жизни,
в моем развитии и
в отношении моем к жизни он сыграл очень большую роль, — не знаю до сих пор, полезную или вредную. Во всяком случае, много наивного и сантиментального, многое из «маменькиного сынка» и «пай-мальчика» слетело с меня под его влиянием.
Потом
в университетском буфете, за
стаканом чая, разговорился с одним студентом-юристом, — он мне мало понравился. Невысокого роста, худощавый, одет довольно изящно; всего больше бросались
в глаза темные, почти черные очки,
в которые насмешливо
глядели глаза с красными, опухшими веками. Губы поджатые, умные, лицо угреватое.
Околоточный взял
в обе руки
стакан, отошел
в сторону и, стараясь не издавать звуков, стал чинно отхлебывать из
стакана. Он пил и конфузился, а старики молча
глядели на него, и всем казалось, что у молодого околоточного от сердца отходит боль, мякнет душа. Губернатор вздохнул.
Представьте вы себе такую картину. Хмурое петербургское утро
глядит в эти тусклые окна. Около печки старуха поит детей чаем. Только старший внук Вася пьет из
стакана, а остальным чай наливается прямо
в блюдечки. Перед печкой сидит на корточках Егорыч и сует железку
в огонь. От вчерашнего пьянства у него тяжела голова и мутны глаза; он крякает, дрожит и кашляет.
— Да разве это питье? Это бурда какая-то! — чуть не плача, кричал Юрик и выплескивал лимонад из
стакана прямо на одеяло и на подушку,
глядя в лицо гувернера сердитыми, блестящими от гнева глазами.
Фон Раббек и его семья искусно втягивали офицеров
в спор, а сами между тем зорко следили за их
стаканами и ртами, все ли они пьют, у всех ли сладко и отчего такой-то не ест бисквитов или не пьет коньяку. И чем больше Рябович
глядел и слушал, тем больше нравилась ему эта неискренняя, но прекрасно дисциплинированная семья.
Командир только головой вертит: бабьи побрехушки…
Глянул он невзначай на денщика, — стоит,
стаканы вытирает, глаза щелками лучатся, рот так к ушам и тянется. Как есть лиса
в драгунской форме.
«Сама увидишь, — дрожа от внутреннего волнения, думала она, — прикажут подать носовой платок или
стакан воды, так увижу. На дворе, когда из экипажа будет выходить, тоже могу увидеть.
В щелку, ваше сиятельство, и взаправду
глядеть не прикажете ли на вашего будущего жениха».
В такие дни, когда кругом радовались люди, животные и поля, все домочадцы о. Василия со страхом
глядели на попадью, умышленно громко разговаривали и смеялись, а она вставала, ленивая и тусклая, смотрела
в глаза пристально и странно, так что от взгляда ее отворачивались, и вяло бродила по дому, отыскивая какие-нибудь вещи: ключи, или ложку, или
стакан.