Неточные совпадения
План был начертан обширный. Сначала направиться
в один
угол выгона; потом, перерезав его площадь поперек, нагрянуть
в другой конец; потом очутиться
в середине, потом ехать опять по прямому направлению, а затем уже куда глаза
глядят. Везде принимать поздравления и дары.
Потом, не
глядя в окна, он сел
в свою обычную позу
в коляске, заложив ногу на ногу и, надевая перчатку, скрылся за
углом.
«Туда! — говорила она себе,
глядя в тень вагона, на смешанный с
углем песок, которым были засыпаны шпалы, — туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя».
— Вот неразлучные, — прибавил Яшвин, насмешливо
глядя на двух офицеров, которые выходили
в это время из комнаты. И он сел подле Вронского, согнув острыми
углами свои слишком длинные по высоте стульев стегна и голени
в узких рейтузах. — Что ж ты вчера не заехал
в красненский театр? — Нумерова совсем недурна была. Где ты был?
Так и Чичикову заметилось все
в тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся
в лице хозяина, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал пускать
в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно, не мучь его», — и веселые свечки, и сверчок
в углу, и стеклянная дверь, и весенняя ночь, которая оттоле на них
глядела, облокотясь на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча: хватила топором раз — вышел нос, хватила
в другой — вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет, сказавши: «Живет!» Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и
в силу такого неповорота редко
глядел на того, с которым говорил, но всегда или на
угол печки, или на дверь.
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает,
глядит, как дурак, выпучив глаза, во все стороны, и не может понять, где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по
углам, и глядящее
в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что
в носу у него сидит гусар.
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только
в тяжелый XV век на полукочующем
углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах,
в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал
глядеть им прямо
в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
— Да-да-да! Не беспокойтесь! Время терпит, время терпит-с, — бормотал Порфирий Петрович, похаживая взад и вперед около стола, но как-то без всякой цели, как бы кидаясь то к окну, то к бюро, то опять к столу, то избегая подозрительного взгляда Раскольникова, то вдруг сам останавливаясь на месте и
глядя на него прямо
в упор. Чрезвычайно странною казалась при этом его маленькая, толстенькая и круглая фигурка, как будто мячик, катавшийся
в разные стороны и тотчас отскакивавший от всех стен и
углов.
Соня
в изумлении смотрела на него. Странен показался ей этот тон; холодная дрожь прошла было по ее телу, но чрез минуту она догадалась, что и тон и слова эти — все было напускное. Он и говорил-то с нею,
глядя как-то
в угол и точно избегая заглянуть ей прямо
в лицо.
Он бросил скамейку и пошел, почти побежал; он хотел было поворотить назад, к дому, но домой идти ему стало вдруг ужасно противно: там-то,
в углу,
в этом-то ужасном шкафу и созревало все это вот уже более месяца, и он пошел куда глаза
глядят.
Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко
в углу и
глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней…
В стороне, туго натянутый, стоял Туробоев, упорно
глядя в шишковатый, выпуклый затылок Лютова, и, медленно передвигая папиросу из
угла в угол рта, как бы беззвучно шептал что-то.
Освещая стол, лампа оставляла комнату
в сумраке, наполненном дымом табака; у стены, вытянув и неестественно перекрутив длинные ноги, сидел Поярков, он, как всегда, низко нагнулся,
глядя в пол, рядом — Алексей Гогин и человек
в поддевке и смазных сапогах, похожий на извозчика; вспыхнувшая
в углу спичка осветила курчавую бороду Дунаева. Клим сосчитал головы, — семнадцать.
Она говорила, шагая из
угла в угол, покуривая, двигая бровями и не
глядя на Клима.
Загнали во двор старика, продавца красных воздушных пузырей, огромная гроздь их колебалась над его головой; потом вошел прилично одетый человек, с подвязанной черным платком щекою; очень сконфуженный, он, ни на кого не
глядя, скрылся
в глубине двора, за
углом дома. Клим понял его, он тоже чувствовал себя сконфуженно и глупо. Он стоял
в тени, за грудой ящиков со стеклами для ламп, и слушал ленивенькую беседу полицейских с карманником.
Изредка являлся Томилин, он проходил по двору медленно, торжественным шагом, не
глядя в окна Самгиных; войдя к писателю, молча жал руки людей и садился
в угол у печки, наклонив голову, прислушиваясь к спорам, песням.
Он ‹Гудим› вонзил карандаш
в бороду себе и, почесывая подбородок,
глядя куда-то
в угол, за шкаф, продолжал журчать...
Лидия, непричесанная,
в оранжевом халатике,
в туфлях на босую ногу, сидела
в углу дивана с тетрадью нот
в руках. Не спеша прикрыв голые ноги полою халата, она, неласково
глядя на Клима, спросила...
— Просим! Про-осим! — заревели вдруг несколько человек, привстав со стульев,
глядя в дальний
угол зала.
Он, и не
глядя, видел, как Ольга встала с своего места и пошла
в другой
угол. У него отлегло от сердца.
Он попал будто
в клетку тигрицы, которая, сидя
в углу, следит за своей жертвой: и только он брался за ручку двери, она уже стояла перед ним, прижавшись спиной к замку и
глядя на него своим смеющимся взглядом, без улыбки.
— Нет… нет… Я домой… — говорил он стыдливо, не
глядя на нее, и совался из
угла в угол, отыскивая фуражку.
Машутка становилась
в угол, подальше, всегда прячась от барыни
в тени и стараясь притвориться опрятной. Барыня требовала этого, а Машутке как-то неловко было держать себя
в чистоте. Чисто вымытыми руками она не так цепко берет вещь
в руки и, того
гляди, уронит; самовар или чашки скользят из рук;
в чистом платье тоже несвободно ходить.
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем; священник,
в шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся кровью лицом и глазами, так что,
глядя на него, делалось «за человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся
в углу молодых чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
Умер у бабы сын, мать отстала от работы, сидела
в углу как убитая, Марфенька каждый день ходила к ней и сидела часа по два,
глядя на нее, и приходила домой с распухшими от слез глазами.
Действительно, на столе,
в шкафу и на этажерках было много книг (которых
в маминой квартире почти совсем не было); были исписанные бумаги, были связанные пачки с письмами — одним словом, все
глядело как давно уже обжитой
угол, и я знаю, что Версилов и прежде (хотя и довольно редко) переселялся по временам на эту квартиру совсем и оставался
в ней даже по целым неделям.
Молодой же бескровный художник с заложенными за уши жидкими волосами
глядел в темный
угол гостиной своими безжизненными голубыми глазами и, нервно шевеля губами, тянул к «
в».
— Ну, вот и князь наш объявился, — сказал он, ставя чайник среди чашек и передавая хлеб Масловой. — Чудесные штуки мы накупили, — проговорил он, скидывая полушубок и швыряя его через головы
в угол нар. — Маркел молока и яиц купил; просто бал нынче будет. А Кирилловна всё свою эстетическую чистоту наводит, — сказал он улыбаясь,
глядя на Ранцеву. — Ну, теперь заваривай чай, — обратился он к ней.
В переднем
углу,
в золоченом иконостасе, темнели образа старинного письма; изможденные, высохшие лица угодников, с вытянутыми
в ниточку носами и губами, с глубокими морщинами на лбу и под глазами, уныло
глядели из дорогих золотых окладов, осыпанных жемчугом, алмазами, изумрудами и рубинами.
Занавеска отдернулась, и Алеша увидел давешнего врага своего,
в углу, под образами, на прилаженной на лавке и на стуле постельке. Мальчик лежал накрытый своим пальтишком и еще стареньким ватным одеяльцем. Очевидно, был нездоров и, судя по горящим глазам,
в лихорадочном жару. Он бесстрашно, не по-давешнему,
глядел теперь на Алешу: «Дома, дескать, теперь не достанешь».
«Что с ним?» — мельком подумал Митя и вбежал
в комнату, где плясали девки. Но ее там не было.
В голубой комнате тоже не было; один лишь Калганов дремал на диване. Митя
глянул за занавесы — она была там. Она сидела
в углу, на сундуке, и, склонившись с руками и с головой на подле стоявшую кровать, горько плакала, изо всех сил крепясь и скрадывая голос, чтобы не услышали. Увидав Митю, она поманила его к себе и, когда тот подбежал, крепко схватила его за руку.
Мужик
глянул на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во что бы то ни стало освободить бедняка. Он сидел неподвижно на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые брови, беспокойные глаза, худые члены… Девочка улеглась на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола, опершись головою на руки. Кузнечик кричал
в углу… дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
Иной раз я так и засыпал от напряжения, сидя где-нибудь
в углу на сундуке и
глядя в темную комнату.
Мы взбирались на высокие столбы забора на
углу переулка и
глядели вперед,
в перспективу шоссе.
Я сидел на тумбе,
глядя, как подпрыгивают пролетки, — вот они повернули за
угол, и
в груди что-то плотно захлопнулось, закрылось.
Очнулся я
в парадной комнате,
в углу, под образа-ми, на коленях у деда;
глядя в потолок, он покачивал меня и говорил негромко...
Прихожу к старухе, так сказать, уже вне себя;
гляжу, она сидит
в сенцах одна-одинёшенька,
в углу, точно от солнца забилась, рукой щеку себе подперла.
Он вскочил со стула и отвернулся. Жена его плакала
в углу, ребенок начал опять пищать. Я вынул мою записную книжку и стал
в нее записывать. Когда я кончил и встал, он стоял предо мной и
глядел с боязливым любопытством.
— Штой-то, Ефим Андреич, не на пасынков нам добра-то копить. Слава богу, хватит и смотрительского жалованья… Да и по чужим
углам на старости лет муторно жить. Вон курицы у нас, и те точно сироты бродят… Переехали бы к себе
в дом, я телочку бы стала выкармливать… На тебя-то
глядеть, так сердечушко все изболелось! Сам не свой ходишь, по ночам вздыхаешь… Долго ли человеку известись!
— Ничего, ангел мой, как-нибудь… — успокаивает исправник, оплевывая
в угол. — Это только сначала оно страшно кажется, а потом,
глядишь, и обойдется.
Толстенькие, крепкие лошадки с тщательно переваленными гривками и ловко подвязанными куколкою хвостами, хорошая упряжь и хороший кожаный армяк кучера давали чувствовать, что это собственные, хозяйские лошадки, а спокойное внимание, с которым седок
глядел через пристяжную вперед и предостерегал кучера при объездах затопленных камней и водомоин,
в одно и то же время позволяли догадываться, что этот седок есть сам владелец шведок и экипажа и что ему, как пять пальцев собственной руки, знакомы подводные камни и бездонные пучины этого
угла Петербургской стороны.
Как ни мало брезглив был Павел, но он старался даже не
глядеть в этот
угол, чтобы только не видать всех этих предметов: до того они были грязны.
По мере того как наступала темнота, комната моя становилась как будто просторнее, как будто она все более и более расширялась. Мне вообразилось, что я каждую ночь
в каждом
углу буду видеть Смита: он будет сидеть и неподвижно
глядеть на меня, как
в кондитерской на Адама Ивановича, а у ног его будет Азорка. И вот
в это-то мгновение случилось со мной происшествие, которое сильно поразило меня.
— Вот это самое и он толковал, да вычурно что-то. Много, ах, много нынче безместных-то шляется! То с тем, то с другим. Намеднись тоже Прокофий Иваныч — помещик здешний, Томилиным прозывается — с каменным
углем напрашивался: будто бы у него
в имении не есть этому
углю конца. Счастливчики вы, господа дворяне! Нет-нет да что-нибудь у вас и окажется! Совсем было капут вам — ан вдруг на лес потребитель явился. Леса извели —
уголь явился. Того
гляди, золото окажется — ей-богу, так!
На первый раз трудно было что-нибудь разглядеть
в окружавшей темноте, из которой постепенно выделялись остовы катальных машин, обжимочный молот
в одном
углу, темные стены и высокая железная крыша с просвечивавшими отверстийми,
в которые весело
глядело летнее голубое небо и косыми пыльными полосами врывались солнечные лучи.
И вот теперь, отходя как будто
в сторону от действительности,
глядя на нее откуда-то, точно из потайного
угла, из щелочки, Ромашов начинал понемногу понимать, что вся военная служба с ее призрачной доблестью создана жестоким, позорным всечеловеческим недоразумением.
Он подошел к окну, прислонился лбом к
углу стены рядом с Ромашовым и, задумчиво
глядя в теплый мрак весенней ночи, заговорил вздрагивающим, глубоким, проникновенным голосом...
Худощавый лакей генеральши стоял, прислонясь к стене, и с самым грустным выражением
в лице
глядел на толпу, между тем как молоденький предводительский лакей курил окурок сигары, отворачиваясь каждый раз выпущать дым
в угол, из опасения, чтоб не заметили господа.
Тогда Володя прятался за
угол и снова высовывался,
глядя наверх, не летит ли еще сюда. Хотя Вланг несколько раз из блиндажа умолял Володю вернуться, он часа три просидел на пороге, находя какое-то удовольствие
в испытываньи судьбы и наблюдении за полетом бомб. Под конец вечера уж он знал, откуда сколько стреляет орудий, и куда ложатся их снаряды.