Неточные совпадения
— Нет, — сказала Кити, покраснев, но тем смелее
глядя на него своими правдивыми глазами, —
девушка может быть так поставлена, что не может без унижения войти в семью, а сама…
Кнуров. Бедная
девушка; как она страдает,
на него
глядя, я думаю.
Тугое лицо ее лоснилось радостью, и она потягивала воздух носом, как бы обоняя приятнейший запах.
На пороге столовой явился Гогин, очень искусно сыграл
на губах несколько тактов марша, затем надул одну щеку, подавил ее пальцем, и из-под его светленьких усов вылетел пронзительный писк. Вместе с Гогиным пришла
девушка с каштановой копной небрежно перепутанных волос над выпуклым лбом; бесцеремонно
глядя в лицо Клима золотистыми зрачками, она сказала...
Глядя, как Любаша разбрасывает волосы свои по плечам, за спину, как она, хмурясь, облизывает губы, он не верил, что Любаша говорит о себе правду. Правдой было бы, если б эта некрасивая, неумная
девушка слушала жандарма, вздрагивая от страха и молча, а он бы кричал
на нее, топал ногами.
Ярким зимним днем Самгин медленно шагал по набережной Невы, укладывая в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву,
девушка вышла из дверей Академии художеств, перешла дорогу и остановилась у сфинкса,
глядя на реку, покрытую ослепительно блестевшим снегом; местами снег был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим слабым голосом...
Оставшись глаз
на глаз с Лидией, он удивленно почувствовал, что не знает, о чем говорить с нею.
Девушка прошлась по террасе, потом спросила,
глядя в лес...
— А ты уступи, Клим Иванович! У меня вот в печенке — камни, в почках — песок, меня скоро черти возьмут в кухарки себе, так я у них похлопочу за тебя, ей-ей! А? Ну, куда тебе, козел в очках, деньги? Вот,
гляди, я свои грешные капиталы семнадцать лет все
на девушек трачу, скольких в люди вывела, а ты — что, а? Ты, поди-ка, и
на бульвар ни одной не вывел, праведник! Ни одной девицы не совратил, чай?
Глядя с напряженным любопытством вдаль,
на берег Волги, боком к нему, стояла
девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой
на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее
глядя на одного председателя, — отдала хозяйке деньги и легла спать. Только заснула — наша
девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё поил наших
девушек, потом хотел послать еще за вином, а деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня послал к себе в номер. И сказал, где деньги и сколько взять. Я и поехала.
Затихшее было жестокое чувство оскорбленной гордости поднялось в нем с новой силой, как только она упомянула о больнице. «Он, человек света, за которого за счастье сочла бы выдти всякая
девушка высшего круга, предложил себя мужем этой женщине, и она не могла подождать и завела шашни с фельдшером», думал он, с ненавистью
глядя на нее.
— Ведь Nadine Бахарева уехала
на Шатровский завод, — сообщила Хиония Алексеевна, не
глядя на Привалова. — Она ведет все хозяйство у брата… Очень, очень образованная
девушка.
Сострадательные люди, не оправдывающие его, могли бы также сказать ему в извинение, что он не совершенно лишен некоторых похвальных признаков: сознательно и твердо решился отказаться от всяких житейских выгод и почетов для работы
на пользу другим, находя, что наслаждение такою работою — лучшая выгода для него;
на девушку, которая была так хороша, что он влюбился в нее, он смотрел таким чистым взглядом, каким не всякий брат
глядит на сестру; но против этого извинения его материализму надобно сказать, что ведь и вообще нет ни одного человека, который был бы совершенно без всяких признаков чего-нибудь хорошего, и что материалисты, каковы бы там они ни были, все-таки материалисты, а этим самым уже решено и доказано, что они люди низкие и безнравственные, которых извинять нельзя, потому что извинять их значило бы потворствовать материализму.
Царь премудрый,
Издай указ, чтоб жены были верны,
Мужья нежней
на их красу
глядели,
Ребята все чтоб были поголовно
В невест своих безумно влюблены,
А
девушки задумчивы и томны…
Ну, словом, как хотят, а только б были
Любовники.
Ласкай меня,
Целуй меня, пригоженький! Пусть видят,
Что я твоя подружка. Горько, больно
Одной бродить!
Глядят как
на чужую
И
девушки и парни. Вот пошла бы
На царские столы смотреть, а с кем?
Подружки все с дружками, косо смотрят,
Сторонятся; отстань, мол, не мешай!
С старушками пойти и с стариками —
Насмешками да бранью докорят.
Одной идти, так страшно. Будь дружком,
Пригоженький.
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов
девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик,
на который
глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись,
на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще
девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями
на шитый золотом кунтуш.
— Знаешь ли, что я думаю? — прервала
девушка, задумчиво уставив в него свои очи. — Мне все что-то будто
на ухо шепчет, что вперед нам не видаться так часто. Недобрые у вас люди:
девушки все
глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих было.
Словом, —
девушка со всех сторон под страхом: там отцовское проклятие грозит, тут
на картах дурно выходит, а здесь милого Вихорева, того и
гляди — черкесы подстрелят.
— Какое утро хорошее! — проговорила
девушка,
глядя на покрывшееся бледным утренним светом небо и загораживая ручкою зевающий ротик.
Девушки лежали, облокотясь
на подушки друг против друга, и докуривали папироски. Женни внимательно
глядела в умненькие глаза Лизы, смотревшие теперь, как глаза ручной птицы, и в ее веселенькое личико, беспрестанно складывавшееся в невинную улыбку над обманутой старушкой.
— Странная ты
девушка, Тамара. Вот
гляжу я
на тебя и удивляюсь. Ну, я понимаю, что эти дуры, вроде Соньки, любовь крутят.
На то они и дуры. А ведь ты, кажется, во всех золах печена, во всех щелоках стирана, а тоже позволяешь себе этакие глупости. Зачем ты эту рубашку вышиваешь?
— Ты хочешь взять отсюда
девушку? Спасти? — внимательно
глядя на него, спросил Платонов. Он теперь понял к чему клонился весь этот разговор.
Через десять минут оба возвращаются, не
глядя друг
на друга. Рука Кербеша хрустит в кармане новенькой сторублевой. Разговор о совращенной
девушке более не возобновляется. Околоточный, поспешно допивая бенедиктин, жалуется
на нынешнее падение нравов...
Эта
девушка еще не успела попасть в официальные списки полиции, но
на любовь и
на свое тело
глядела без всяких возвышенных предрассудков.
— Подумайте сами, мадам Шойбес, — говорит он,
глядя на стол, разводя руками и щурясь, — подумайте, какому риску я здесь подвергаюсь!
Девушка была обманным образом вовлечена в это… в как его… ну, словом, в дом терпимости, выражаясь высоким слогом. Теперь родители разыскивают ее через полицию. Хорошо-с. Она попадает из одного места в другое, из пятого в десятое… Наконец след находится у вас, и главное, — подумайте! — в моем околотке! Что я могу поделать?
— А зачем вам нужна так Марфуша? — спросил Неведомов, с явным удовольствием
глядя на молодую
девушку.
Молодая
девушка продолжала
глядеть на меня с прежней усмешкой, слегка щурясь и склонив головку немного набок.
— Пойдет! — сказал Егор усмехаясь.
Девушка налила себе чаю, взяла кусок ржаного хлеба, посолила и стала есть, задумчиво
глядя на мать.
— Вот какая вы! — сказала Власова. — Родителей лишились и всего, — она не умела докончить своей мысли, вздохнула и замолчала,
глядя в лицо Наташи, чувствуя к ней благодарность за что-то. Она сидела
на полу перед ней, а
девушка задумчиво улыбалась, наклонив голову.
Она покраснела, опустилась
на стул, замолчала. «Милая ты моя, милая!» — улыбаясь, думала мать. Софья тоже улыбнулась, а Николай, мягко
глядя в лицо Саши, тихо засмеялся. Тогда
девушка подняла голову, строго посмотрела
на всех и, бледная, сверкнув глазами, сухо, с обидой в голосе, сказала...
Бледная, задумчивая
девушка, по какому-то странному противоречию с его плотной натурой, сделала
на него сильное впечатление. Он
на вечерах уходил из-за карт и погружался в непривычную думу,
глядя на этот полувоздушный призрак, летавший перед ним. Когда
на него падал ее томный взор, разумеется, случайно, он, бойкий гладиатор в салонных разговорах, смущался перед робкой девочкой, хотел ей иногда сказать что-нибудь, но не мог. Это надоело ему, и он решился действовать положительнее, чрез разных теток.
Санин продолжал растирать его; но он
глядел не
на одну
девушку. Оригинальная фигура Панталеоне также привлекла его внимание. Старик совсем ослабел и запыхался; при каждом ударе щеткой подпрыгивал и визгливо кряхтел, а огромные космы волос, смоченные потом, грузно раскачивались из стороны в сторону, словно корни крупного растения, подмытые водою.
Девушка тоже смеялась,
глядя на людей мутными глазами, и толкала бабу...
Матвей ждал Дыму, но Дыма с ирландцем долго не шел. Матвей сел у окна,
глядя, как по улице снует народ, ползут огромные, как дома, фургоны, летят поезда.
На небе, поднявшись над крышами, показалась звезда. Роза,
девушка, дочь Борка, покрыла стол в соседней комнате белою скатертью и поставила
на нем свечи в чистых подсвечниках и два хлеба прикрыла белыми полотенцами.
И
на этом он проснулся… Ирландцы спешно пили в соседней комнате утренний кофе и куда-то торопливо собирались. Дыма держался в стороне и не
глядел на Матвея, а Матвей все старался вспомнить, что это ему говорил кто-то во сне, тер себе лоб и никак не мог припомнить ни одного слова. Потом, когда почти все разошлись и квартира Борка опустела, он вдруг поднялся наверх, в комнату
девушек.
Увидя Матвея, он скоро попрощался и выбежал, чтобы поспеть к поезду, а Матвей остался. Лицо его было немного бледно, глаза
глядели печально, и Анна потупилась, ожидая, что он скажет. Обе
девушки посмотрели
на него как-то застенчиво, как будто невольно вспоминали об индейском ударе и боялись, что Лозинский догадается об этом. Он тяжело присел
на постель, посмотрел
на Анну немного растерянным взглядом и сказал...
Он мыл руки, потом концы пальцев, брызгал воду и бормотал слова молитвы, а
девушка, видно, вспомнила что-то смешное и
глядела на брата, который подошел к столу и ждал, покачиваясь
на каблуках.
Она его ждала; она для него надела то самое платье, которое было
на ней в день их первого свидания в часовне; но она так спокойно его приветствовала и так была любезна и беспечно весела, что,
глядя на нее, никто бы не подумал, что судьба этой
девушки уже решена и что одно тайное сознание счастливой любви придавало оживление ее чертам, легкость и прелесть всем ее движениям.
Девушка иногда сердилась
на упрямую старуху, особенно когда та принималась ворчать
на нее, но когда бабушка вставала
на молитву — это была совсем другая женщина, вроде тех подвижниц, какие
глядят строгими-строгими глазами с икон старинного письма.
Девушка протянула Илье руку, и широкий рукав её белой кофточки поднялся почти до плеча. Илья пожал горячую ручку почтительно, бережливо,
глядя на подругу Павла с той радостью, с какой в густом лесу, средь бурелома и болотных кочек, встречаешь стройную берёзку. И, когда она посторонилась, чтобы пропустить его в дверь, он тоже отступил в сторону и уважительно сказал...
Павел протянул руку
девушке, не
глядя на неё.
— Во мне нет барства! — звенящим голосом крикнула
девушка. Братишка подбежал к ней, схватил её за руку и, злыми глазами
глядя на хозяина, тоже закричал...
— Здоров, — кратко ответил Илья, стараясь не выдавать пред нею чувства, возбуждённого её вниманием. А чувство было хорошее, радостное: улыбка и слова
девушки коснулись его сердца так мягко и тепло, но он решил показать ей, что обижен, тайно надеясь, что
девушка скажет ему ещё ласковое слово, ещё улыбнется. Решил — и ждал, надутый, не
глядя на неё.
«Не надо волноваться, надо знать, чтò я делаю», сказал я себе, не
глядя на нее и няню. Няня кричала, звала
девушку. Я прошел коридором и, послав
девушку, пошел в свою комнату. Что теперь надо делать? спросил я себя и тотчас же понял, что.
Вечером она подвела к постели мужа пышно одетую дочь, Артамонов толкнул сына, парень с
девушкой, не
глядя друг
на друга, взялись за руки, опустились
на колени, склонив головы, а Баймаков, задыхаясь, накрыл их древней, отеческой иконой в жемчугах.
Он черпал серебряною ложкой из тарелки малину с молоком, вкусно глотал, чмокал толстыми губами и, после каждого глотка, сдувал белые капельки с редких усов кота. Прислуживая ему, одна
девушка стояла у стола, другая — прислонилась к стволу липы, сложив руки
на груди, мечтательно
глядя в пыльное, жаркое небо. Обе они были одеты в легкие платья сиреневого цвета и почти неразличимо похожи одна
на другую.
Сорокалетняя «
девушка», пышная и красивая полька Тереза Борута, «экономка»,
глядя на меня умными глазами породистой собаки, сказала...
Да возьми такой муж в самом деле-то хорошую да благородную
девушку, так она через три дня плюнет
на него да убежит куда глаза
глядят.
Отдохнув немного после свадебного шуму, новые мои родители начали предлагать мне, чтобы я переехал с женою в свою деревню, потому что им-де накладно целую нас семью содержать
на своем иждивении. Я поспешил отправиться, чтобы устроить все к нашей жизни — и, признаться, сильное имел желание дать свадебный бал для всех соседей и для тех гордых некогда
девушек, кои за меня не хотели первоначально выйти. Каково им будет
глядеть на меня, что. я без них женился! Пусть мучатся!
Бух!.. осыпаемый ее ласками, нежностями, не возражая ничего, я освободил из ее рук свою и подписал все, что мне ни подложили. И кто бы не подписал даже смертного
на себя приговора, если бы побуждала его к тому молоденькая
девушка, в утреннем платьице, полузакрывающем все заветное, охватившая своими ручками, целующая вас… не она, так канальские прелести ее убедят, как и меня. Я ни о чем не думал, ничего не расчислял, а только
глядел… нет! скажу прямо: велика сила любви над нами смертными!..
Анна. Нет, плохо знаешь! Все еще ты ребячишься. А ребячиться тебе уж не то что стыдно, а как-то зазорно глядеть-то
на тебя. Богатая
девушка прыгает, так ничего, весело; а бедная скачет, как коза, так уж очень обидно
на нее. Что было, то прошло, того не воротишь; а впереди для тебя — нечего мне скрывать-то — и сама ты видишь, ничего хорошего нет. Жить с нами в нищете, в холоде, в голоде тебе нельзя. И остается тебе…