Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи
говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар, в испанском мундире.
Неточные совпадения
Государственная дума торжественно зачеркнула все свои разногласия с правительством, патриотически манифестируют студенты, из провинций на имя царя летят сотни телеграмм, в них говорится
о готовности к
битве и уверенности в победе, газетами сообщаются факты «свирепости тевтонов», литераторы в прозе и в стихах угрожают немцам гибелью и всюду хвалебно
говорят о героизме донского казака Козьмы Крючкова, который изрубил шашкой и пронзил пикой одиннадцать немецких кавалеристов.
Восстание умирало.
Говорили уже не
о битвах, а
о бойнях и об охоте на людей. Рассказывали, будто мужики зарывали пойманных панов живыми в землю и будто одну такую могилу с живыми покойниками казаки еще вовремя откопали где-то недалеко от Житомира…
Кончилось тем, что восторжествовал все-таки индивидуализм, а государственность должна была уступить. Правда, что Терпугов оставлял поле
битвы понемногу: сначала просто потому, что
говорить о пустяках не стоило, потом — потому, что надо же старушку чем-нибудь почтить; но, наконец, разговаривая да разговаривая, и сам вошел во вкус птенцовских лугов.
Болезненное впечатление выразилось в его лице, когда Кириллов, вместо того чтобы подать знак для
битвы, начал вдруг
говорить, правда для проформы,
о чем сам заявил во всеуслышание...
Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает грустными очами.
«
О поле, поле, кто тебя
Усеял мертвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой
битвы?
Кто на тебе со славой пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?..
Времен от вечной темноты,
Быть может, нет и мне спасенья!
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не будут
говорить о нем...
— Время ли теперь думать
о женитьбе, —
говорил Владислав, — когда мы готовимся к
битвам? Не для того ли, чтобы, пожив несколько недель с женою, оставить после себя молодую вдову? Вы сами
говорили, что мы — крестоносцы, давшие обет освободить родную землю от ига неверных, и ни
о чем другом не должны думать. Прошу вас
о невестах мне более не
говорить.
После несчастной
битвы под Аустерлицом, австрийский император Франц, как мы уже
говорили, вступил с Наполеоном в переговоры
о мире, перемирие было подписано 26 ноября 1805 года, а на другой день император Александр Павлович уехал в Петербург. Воображение его было чересчур потрясено ужасными сценами войны; как человек он радовался ее окончанию, но как монарх сказал перед отъездом следующую фразу, достойную великого венценосца...