Неточные совпадения
А уж куды бывает метко все то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племен, а всё сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка
цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, — одной чертой обрисован ты с ног до
головы!
Индейкам и курам не было числа; промеж них расхаживал петух мерными шагами, потряхивая гребнем и поворачивая
голову набок, как будто к чему-то прислушиваясь; свинья с семейством очутилась тут же; тут же, разгребая кучу сора, съела она мимоходом
цыпленка и, не замечая этого, продолжала уписывать арбузные корки своим порядком.
Странная мысль наклевывалась в его
голове, как из яйца
цыпленок, и очень, очень занимала его.
Николай Петрович поник
головой и начал глядеть на ветхие ступеньки крылечка: крупный пестрый
цыпленок степенно расхаживал по ним, крепко стуча своими большими желтыми ногами; запачканная кошка недружелюбно посматривала на него, жеманно прикорнув на перила.
У стола в комнате Нехаевой стояла шерстяная, кругленькая старушка, она бесшумно брала в руки вещи, книги и обтирала их тряпкой. Прежде чем взять вещь, она вежливо кивала
головою, а затем так осторожно вытирала ее, точно вазочка или книга были живые и хрупкие, как
цыплята. Когда Клим вошел в комнату, она зашипела на него...
Самое значительное и очень неприятное рассказал Климу о народе отец. В сумерках осеннего вечера он, полураздетый и мягонький, как
цыпленок, уютно лежал на диване, — он умел лежать удивительно уютно. Клим, положа
голову на шерстяную грудь его, гладил ладонью лайковые щеки отца, тугие, как новый резиновый мяч. Отец спросил: что сегодня говорила бабушка на уроке закона божия?
Опершись о притолоку и как бы дремля, посматривала баба в направлении кабака. Белоголовый мальчишка в ситцевой рубашке, с кипарисным крестиком на
голой грудке, сидел, растопыря ножки и сжав кулачонки, между ее лаптями;
цыпленок тут же долбил задеревенелую корку ржаного хлеба.
— Не всякий
голова голове чета! — произнес с самодовольным видом
голова. Рот его покривился, и что-то вроде тяжелого, хриплого смеха, похожего более на гудение отдаленного грома, зазвучало в его устах. — Как думаешь, пан писарь, нужно бы для именитого гостя дать приказ, чтобы с каждой хаты принесли хоть по
цыпленку, ну, полотна, еще кое-чего… А?
У баб из корзин торчали
головы кур и
цыплят, в мешках визжали поросята, которых продавцы, вынимая из мешка, чтобы показать покупателю, непременно поднимали над
головой, держа за связанные задние ноги.
— Наш ли
цыпленок или ихний? Наш
цыпленок — робенок! его с косточками, с
головой, со всем проглотить можно! У него и жир-то робячий! Запонируют, это, в сухариках да в сливочном масле заколеруют — так это что!
— Ах, Федор Меркулыч, Федор Меркулыч!.. — покачивая
головой, сказал на это поп. — Да ведь ей только что семнадцатый годок пошел, а тебе ведь седьмой десяток в доходе. Какая ж она тебе пара?.. Ведь она перед тобой
цыпленок.
— А то на чьей же? На куричьей, что ли? — вскинув кверху
голову, задорно промолвила Марьюшка, указывая на наседку, что с дюжиной
цыплят забрела в сени игуменьиной кельи. — Шишь, Боговы! — тотчас же накинулась она на курячье племя, то в ладоши похлопывая, то с шумом вширь передник распуская.
— Да, мы не зарежем
цыпленка, которого задавить можем, а натянем лук и пустим каленую стрелу в коршуна, что занесся высоко. Любо, как грохнет наземь!.. Греха таить нечего, обоим нам обида кровная! Унижение паче гордости. Дело овечье протягивать
голову под нож. Око за око, зуб за зуб — гласит Писание. Мы грешные люди: по-моему, за один глаз вырвать оба, за один зуб не оставить ни одного, хоть бы пришлось отдать душу сатане!
Кроме настоящей, или напускной глупости, он отличался еще и уродством. Два горба, спереди и сзади, низкий рост и неимоверно короткие ноги придавали ему вид яйца, лежавшего на боку, из которого, как вылупившийся
цыпленок, торчала маленькая
голова с каким-то пухом вместо волос и маленькими зеленоватыми злыми глазами.
Солнце начало пригревать его
голову сквозь просветы дерев и на повороте огненным потоком вливалось в глаза и слепило; падали, тихо стукая, подъеденные червем яблоки, и под черешнями, в сухой и рыхлой земле, копалась и кудахтала наседка с дюжиной пушистых желтых
цыплят, — а он не замечал ни солнца, ни стука яблок и думал.