Неточные совпадения
Послышались за забором тяжелые шаги, словно кто шел, небрежно шаркая, в стоптанных туфлях, и хриплый женский
голос спросил что-то по-немецки, чего Кузьма Васильевич не понял: он, как истый
моряк, не знал ни одного языка, кроме русского.
Капитан второго ранга, вероятно, нехорошо был о нем наслышан и не хотел с ним сближаться; ему даже неприятно было стоять рядом с майором за молебном, и Алымов это заметил и «начихал на него»: он отошел от горделивого
моряка и, переступя поближе к дьячкам, стал задувать с ними вместе не в такт, но очень громким и звонким
голосом...
И наши
моряки невольно умерили
голоса и заговорили почти шепотом.
Но
голос смолк.
Моряки постояли, ожидая, не запоет ли певица еще. Какая-то тень мелькнула на балконе и скрылась. В вилле погасли огоньки, и
моряки пошли к пристани, у которой дожидался их катер с «Коршуна».
Вдруг из одной из вилл, затонувшей в зелени, раздался чудный свежий
голос, металлическое сопрано, певшее арию из «Пуритан».
Моряки остановились и замерли, слушая пение.
— А мы сперва прочтем каждый в одиночку, а потом вечером за чаем вместе… Вы думаете, и мне, старику, не жаль расставаться с ним? — прибавил он, понижая
голос, — еще как жаль-то! Но я утешаю себя тем, что
моряку плавать надо, и ему, нашему востроглазому, это на пользу.
— Ни малейшей! — уверенным
голосом отвечал Ашанин, стараясь скрыть свое смущение, недостойное, как ему казалось,
моряка, под видом напускного равнодушия.
Лихо пролетев под нормой фрегата, где на юте, с биноклем в руке, затянутой в перчатку, стоял небольшого роста, худощавый адмирал в свитском сюртуке, с аксельбантом через плечо, и мимо клипера, под жадными взглядами
моряков, зорко смотревшими на нового товарища, «Коршун», положив руль на борт, круто повернул против ветра, и среди мертвой тишины раздавался звучный, слегка вздрагивающий
голос Андрея Николаевича...
Ревунов (не расслышав). Я уже ел, благодарю. Вы говорите: гуся? Благодарю… Да… Старину вспомнил… А ведь приятно, молодой человек! Плывешь себе по морю, горя не знаючи, и… (дрогнувшим
голосом) помните этот восторг, когда делают поворот оверштаг! Какой
моряк не зажжется при воспоминании об этом маневре?! Ведь как только раздалась команда: свистать всех наверх, поворот оверштаг — словно электрическая искра пробежала по всем. Начиная от командира и до последнего матроса — все встрепенулись…
Был званый вечер у Сизокрыловых. В этот день любовь придала
голосу, речи, всей наружности Лукерий Павловны какое-то особенное очарование. Она действительно была хороша.
Моряк ею одной только и занимался.
Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грасированием и сокращением согласных, тем
голосом, которым покрикивают: «чеаек, трубку!» и тому подобное.